В стране — президентские выборы, а у руководителей КПРФ главная забота — борьба за сохранение партии. За 10 лет своего существования КПРФ впервые столкнулась с реальной опасностью раскола. О том, как это произошло и какими путями коммунисты намерены выходить из постигшего их кризиса, рассказывает в интервью корреспонденту «Независимой газеты» Анатолию КОСТЮКОВУ лидер Компартии Геннадий ЗЮГАНОВ.

     — К сожалению, Геннадий Андреевич, приходится начинать с непланового вопроса. В Москве опять рвануло. На ваш взгляд, связан ли теракт в метро с президентскими выборами? Будет ли это трагическое событие иметь какие-либо политические последствия?

     — Если кто-то хотел повлиять на выборную кампанию, то так влиять бесчеловечно. Да и бесполезно. Пока общество не видит в подобных бедах ответственности власти и лично действующего президента. Нужно не только бороться с террористами, нужно прежде всего устранять корни экстремизма. Не чеченцы, а развал экономики, бесконечное реформирование органов госбезопасности, разрушение несущих конструкций государства, армии и спецслужб сделали наш народ беззащитным. Правоохранительные органы научились только складно рапортовать СМИ и президенту о принимаемых мерах, и больше от них ждать нечего.

     — Если не ошибаюсь, я беседую с уполномоченным представителем кандидата в президенты РФ Николая Харитонова. Как вам этот статус?

     — А что вас смущает? По-моему, хороший статус.

     — Как-то несолидно для лидера крупнейшей партии.

     — А мне кажется, солидно. Когда-то у меня был очень мудрый руководитель, который говорил: «Смотри на любой самый уютный кабинет, как на гостиницу, из которой рано или поздно приходится съезжать». А еще я помню прекрасную заповедь из «Тараса Бульбы»: «Нет ничего святее уз товарищества». Николай Михайлович Харитонов — мой близкий друг, и я рад поддержать такого замечательного товарища. На мой взгляд, это честный и очень интересный человек. Все знают его как аграрника, а между тем он пять раз выигрывал выборы по одномандатному округу в Новосибирской области, которая известна развитой промышленностью и фундаментальной наукой. Больше таких депутатов в нашей Думе нет. И среди кандидатов в президенты он — единственный, кто выступает с программой, альтернативной путинскому курсу. У остальных претендентов либо нет серьезной программы, либо они говорят по шпаргалке, составленной в администрации президента. А за Харитоновым стоит широкий народный блок, это реальная альтернатива.

     — Тем не менее на днях вы заявили, что он может выйти из игры, если кандидат Путин откажется от публичных дебатов с ним. Это в самом деле серьезное намерение?

     — Да, это наше принципиальное условие: если вы объявили выборы, будьте добры предложить программу и защитить ее в дискуссии с оппонентами. Я вот внимательно наблюдаю за американскими выборами. Почему там участие в открытых дебатах обязательно для всех претендентов? А наши все время уходят от прямого разговора. В Германии 30-х годов фюрер и его приспешники тоже ни с кем в диалог не вступали, а если вступали, то с кастетами и кинжалами, но они по крайней мере не называли себя демократами. А наши кричат про демократию, но действуют так, что уже и за границей морщатся. Я на днях выступал на сессии ПАСЕ, разговор шел о последних выборах в Госдуму, и, должен сказать, европейские наблюдатели — 14 человек из 16 выступавших — фактически согласились с моими оценками. То есть они тоже признали, что это были нечестные, несвободные, недемократические выборы.

     — Давайте уточним: если Путин уклонится от теледебатов, кандидатура Харитонова будет снята?

     — На мой взгляд, еще есть некоторое время для осмысления ситуации. Мы внимательно наблюдаем, как развивается избирательная кампания. Пока принимать такого рода решения рано.

     — Видимо, Харитонов вам действительно очень симпатичен. Но не станете же вы отрицать, что выдвижение кандидатом человека, который даже не является членом КПРФ, — результат внутрипартийного кризиса?

     — Нет, это абсолютно неправильный вывод. Мы и на выборах в Думу половину центрального списка отдавали своим союзникам. В голове колонны у нас шли некоммунист Кондратенко, некоммунист Харитонов, некоммунист Савицкая. У меня большой личный опыт участия в выборных кампаниях, и я чувствую, что пришла пора, когда надо выдвигать своих товарищей, готовить новую команду. Для меня сейчас одна из ключевых задач — омоложение руководства партии. Мы десять лет — на фронте, на передовой, многие постарели, некоторые устали, некоторые не в состоянии освоить современные технологии борьбы. Поэтому сейчас надо подтянуть к руководству свежих, молодых ребят, которые хорошо себя показали, мужественно прошли через жуткую молотилку, которая у нас называлась выборами.

     — Судя по тем документам, которые вы в последнее время принимаете, по мероприятиям, которые вы проводите, сегодня главное для партийного руководства — борьба за единство партии.

     — Да, мы не скрываем, что у нас есть такая проблема. К сожалению, власть сумела заслать в КПРФ людей, которые занимаются разрушением нашей организации. В этом нет ничего сверхъестественного. Внедрение агентов влияния — один из испытанных механизмов разрушения многих структур, в том числе государств и партий. Как действовал этот механизм, мы видели на примере СССР и КПСС. В рядах левопатриотической оппозиции, к несчастью, оказался такой человек, как Семигин, который сначала путем подкупа разложил Исполком НПСР, а затем принялся скупать актив Компартии.

     — Однажды вы сказали, что на подрывную работу внутри КПРФ было потрачено 10 миллионов долларов. Вся сумма пошла на скупку кадров?

     — Куда и как шли эти деньги, отследить, как вы понимаете, сложно. Зачастую они направлялись под видом финансирования выборных кампаний. По закону для этого учреждается специальный фонд, которым распоряжается избирательный штаб. А господин Семигин создал под крышей НПСР частную контору, через которую самолично перегонял деньги на счета местных организаций. Отстегивал, так сказать, в порядке благотворительности. Ну а те, кого он облагодетельствовал, обязаны были поддерживать его политические амбиции. Самое любопытное, что эти перечисления шли только на зарплату, целевым образом. Когда надо было оплатить выпуск газеты, листовок, плакатов, денег не оказывалось. Находились только средства на зарплату да на устройство банкетов для особо приближенных активистов. Никто, конечно, не считал, сколько денег было выброшено на эти операции, но, по прикидкам наших специалистов, — более 10 миллионов долларов.

     — Геннадий Семигин — такой крутой магнат?

     — Разумеется, это не его деньги. У него нет ни заводов, ни рудников, ни скважин. Думаю, был создан специальный фонд, и сбрасывались в него совсем другие люди, а Семигин сидел на раздаче. Это, впрочем, не столь важно. Факт то, что партии нанесен серьезный ущерб, и мы недавно вынуждены были приостановить деятельность коммунистов в Исполкоме НПСР, начать серьезную работу по очищению партийных рядов от «семигинщины».

     — Главным агентом Семигина в руководстве КПРФ вы объявили секретаря ЦК Сергея Потапова...

     — Не я его объявил, его осудил Президиум ЦК. И все прекрасно знают, за что. Накануне нашего декабрьского съезда, когда эта группка предприняла попытку навязать делегатам свою волю, Потапов вместе с Семигиным собрали Исполком НПСР, не поставив в известность руководство партии. Потапов там председательствовал, а Семигин формулировал задачи: кого снимать, кого выдвигать, как рулить партией после съезда...

     — Все-таки сложно представить, чтобы один секретарь ЦК мог поставить партию на грань раскола.

     — Вы не правы. Для того, чтобы построить мост, надо работать целым трестом. А чтобы его взорвать, достаточно одного подрывника.

     — Вы все время деликатно обходите вопрос о своих отношениях со вторым человеком в партии — Валентином Купцовым, хотя сложность этих отношений — секрет полишинеля.

     — Не нужно валить всех в одну кучу. У каждого может быть своя позиция, могут быть разногласия, споры — это нормально. Другое дело, когда человек, занимающий в партии руководящий пост, отказывается выполнять партийные решения, участвует в разного рода тайных сговорах за спиной своих коллег.

     — А вы не слишком драматизируете то, что произошло у вас на декабрьском съезде? 62 делегата предложили альтернативную повестку, выдвинули альтернативного кандидата в президенты, съезд их инициативу отклонил — вот и вся история. Почему это надо считать попыткой раскола?

     — Мы и не склонны делать из этого трагедию. Но есть железное правило в партии, оно было принято еще в 1921 году, на Х съезде: никакой фракционности! Если возникает проблема — обсуждать всей партией. Приняли решение — меньшинство обязано подчиниться. В противном случае это уже не партия, а какая-то иная организация. Безусловно, у КПРФ есть проблемы. Не случайно мы сейчас объявили широкую общеполитическую дискуссию «Коммунисты и вызовы ХХI века». Всем предоставлена возможность высказаться по самым острым для нас вопросам, предложить свои решения. Но когда дискуссия завершится, надо будет оставить споры и дружно работать по принятой программе.

     — Итогом этой дискуссии, чувствуется, станет сильное полевение КПРФ. Обжегшись на сотрудничестве с буржуазными попутчиками, многие ваши активисты требуют покончить с «правым уклоном», вернуться на позиции истинного марксизма-ленинизма.

     — А что вы хотите? Идет полевение общества в целом. Обратите внимание: в ходе последней выборной кампании почти все партии и блоки плясали на нашем поле. Кто только не использовал левые лозунги! И Селезнев с Мироновым, и Глазьев с Рогозиным, и Райков, и Партия пенсионеров, и евразийцы... Жириновский, и тот орал о национализации, хотя никогда за нее не проголосует. Каждый конъюнктурщик старался подстроиться под массовые настроения.

     — Левизна левизне рознь. Вы вот зачем-то продолжаете критиковать социал-демократию, для вас это синоним социал-предательства...

     — А кто нам предлагает социал-демократический вариант? Кто стоит за этим проектом? Горбачев стоит, Гавриил Попов, Титов, Селезнев, Глазьев... Мы видели этих людей в деле, знаем, чего от них ждать. Да и есть ли сегодня в России почва для социал-демократии? В стране, где 5 процентов населения баснословно обогатились, 10 процентов их обслуживают, а остальные еле сводят концы с концами, такой почвы нет. И традиции социал-демократической тоже нет. Поэтому разговоры о «социал-демократии западного типа» — просто болтовня. Вот социал-демократ Селезнев недавно принял партийное решение по поводу президентских выборов. Пункт первый: поддержать Владимира Владимировича Путина. Пункт второй: агитировать за Владимира Владимировича. Пункт третий: помогать Владимиру Владимировичу. Это он подставляет плечо президенту, который со своей командой проводит откровенно правую политику. Разумеется, мы с такими «левыми» ничего общего иметь не хотим.

     — Марксизм-ленинизм — идеология революционная. Значит, КПРФ готова к классовым битвам? А помнится, вы говорили, что Россия «исчерпала лимит на революции».

     — Не знаю, кто мне приписал эти слова, откуда они выхвачены. Попросил бы вас не тиражировать то, чего я не говорил. И потом, смотря что понимать под революционными процессами. Вот у нас в стране произошел революционный передел собственности. Можно сказать, насильственная экспроприация всего населения. Криминализация общества тоже идет революционными темпами. А давайте посмотрим, что происходит в целом на планете: глобализация по-американски — это не ультрареволюционный проект передела мира?.. Теперь отвечу на ваш вопрос. Да, если в стране воцарится полицейщина, я не исключаю, что будут востребованы разные формы социального протеста, в том числе и нелегальные методы борьбы. Причем они будут приняты отнюдь не только левыми организациями.

     — Вы обсуждаете перспективы возрождения марксизма-ленинизма, а в Европарламенте тем временем готовятся наложить запрет на допуск коммунистов к власти. Вам не кажется, что в конце этого «встречного движения» опять будут «два мира — два детства»?

     — Я уверен, что Европарламент отвергнет эту идиотскую инициативу. То, что она появилась, — угрожающий симптом. Это сигнал об опасном усилении ультраправых в Европе. В Испании правят наследники франкистов, в Италии у власти — тоже крайне правые, сдвиг настроений вправо происходит в Австрии, в Голландии, во Франции. Но, я думаю, европейцы не забыли, с чего начинался фашизм в Германии. Гитлер ведь пришел к власти потому, что левый фланг был ослаблен междоусобицей коммунистов и социал-демократов. Мне кажется, что Европу должна насторожить и агрессивность правых, стоящих сейчас у власти в США, которые открыто заявляют свои претензии на мировое господство. Это в общем-то глобальная опасность. Не случайно против имперских планов Вашингтона выступают католическая Франция, лютеранская Германия, православная Россия, весь мусульманский мир, конфуцианский Китай и буддийская Индия. И вряд ли с таким всемирным полевением можно покончить какой-то резолюцией. Разумные люди понимают, что мысль нельзя запретить. Мне вспоминается одна встреча во Франции, разговор с крупным деятелем голлистcкой партии. Я спросил, почему они так лояльно относятся к своим левым — коммунистам и социалистам. Он мне классно ответил: «Левые нужны, чтобы наша буржуазия окончательно не оскотинилась». Умные слова, правда?

(«НГ», 10.02.2004 г.).