В Московском городском суде продолжаются слушания по так называемому «Болотному делу». Слушает дело председатель Замоскворецкого суда города Москвы Наталья Никишина, просто в Замоскворецком суде нет таких больших залов, чтобы вместить всех подсудимых сразу. На скамье подсудимых, в стеклянном «стакане», 10 человек, еще две девушки сидят вместе с адвокатами. А всего митинг на Болотной площади 6 мая 2012 года обошелся протестным активистам уже в 30 арестованных – и говорят, что это еще не предел. Процесс идет уже больше месяца, можно увидеть тенденции и сделать некоторые выводы. Для стороны защиты все более очевидно, что стало первопричиной происшествия, – как вы вероятно помните, 6 мая 2012 года на шествие и митинг пришло намного больше народу, чем было заявлено и чем участ­вовало в похожем митинге на том же месте с примерно теми же организаторами и целями, который прошел 4 февраля 2012 года.

Но вот почему-то расположение полицейских сил было совсем другое – от угла Малого Каменного моста до сквера, примыкающего к Болотной площади, был выстроен мощный кордон ОМОНа в экипировке, судя по видео, как будто должна была состояться не мирная демонстрация, а бой. Кордон значительно сузил место прохода на Болотную площадь по сравнению с 4 февраля, притом что народу было намного больше. Дальше всё очевидно – люди, попав в «бутылочное горлышко», стали давиться, паниковать, а взаимная неприязнь (если не сказать ненависть) демонстрантов и ОМОНа, плюс какие-то странные личности в масках, из которых никто так до сих пор и не задержан, сделали свое дело – началась драка.
Мы не претендуем на истину в последней инстанции, но если верить в то, что события на Болотной площади, которые следствие называет «массовыми беспорядками», были организованы какими-то мифическими организаторами, то эти организаторы должны были явно не только «подогреть» демонстрантов, но и позаботиться о сужении маршрута шествия, поставив ОМОН в нужном месте. Ведь если бы не было сужения, даже если бы некий абстрактный «Удальцов» (Иванов, Петров, Сидоров) лег бы поперек маршрута, он не смог бы затормозить движение.

Я задал несколько вопросов милицейскому чину Дмитрию Дейниченко (мы допрашивали его четыре дня), которые, похоже, вызвали у него недоумение, – а зачем вообще на согласованном маршруте шествия ОМОН. Чтобы поворачивать людей? Они что, сами, не повернут? И зачем экипировать ОМОН так, как будто он собирается в последний и решительный бой? На эти вопросы я ответа не получил, как и на самый простой вопрос – кто, зачем и на каком основании поставил кордон ОМОНа от угла Малого Каменного моста до сквера перед Болотной площадью? Кордон, которого там раньше никогда не было и о котором не знали организаторы. Мы обязательно будем выяснять, кто отдал такой приказ и чем он руководствовался – какой информацией и каким законом. Если была оперативная информация о попытках устроить беспорядки, то почему ее не довели до организаторов?
В общем, чем дальше, тем интереснее. Жаль только, что наши подзащитные сидят в тяжелейших и бесчеловечных условиях уже больше года – при обвинениях, которые в других обстоятельствах можно было бы назвать смехотворными.
На последнем заседании в четверг прокуратура продолжила чтение «Протокола осмотра видеофайлов». В наших судах сложилась такая практика, что перед просмотром видео надо выслушать его описание, составленное следователем, – видимо, чтобы создать определенное настроение, поскольку УПК это не предусмотрено. И вот мы сидим и слушаем художественный пересказ следователем Гуркиным того, что он, вероятно, видел на видеозаписях.

И все бы ничего, хотя для нас-то очевидно, что следователи не просто действовали с обвинительным уклоном, но подгоняли обстоятельства под определенный шаблон – таково наше мнение как представителей защиты.
Удивительно другое – в протоколе встречается вещь, нами, адвокатами с многолетним стажем, совершенно не виданная. Обычно в протоколе пишут, например, «Молодой человек в синих джинсах, в темной рубашке, среднего роста, крепкого телосложения» и т.п.
Здесь же совершенно незнакомый нам следователь Гуркин, которого ни я, ни мои подзащитные в глаза не видели, пишет прямо: «Белоусов» или «Акименков» или кто-то другой с конкретной фамилией. Уже только поэтому протокол просмотра можно смело признать недопустимым доказательством.

Это тем более странно, что ни по Белоусову, ни по Акименкову по делу никогда не проводилось никакого опознания.
В конце судебного заседания судья все-таки разрешила нам сделать заявления, которые мы не могли сделать два дня.
Я сказал, что по окончании судебного заседания конвой дает нам побеседовать с нашими подзащитными через узкую щелочку в «стакане» от 30 секунд до минуты, после чего начинает выгонять. На все протесты нам отвечают, что надо в СИЗО беседовать, – а как это сделать, когда заседание на следующий день? Да и не в СИЗО нам надо беседовать, а в зале суда, причем в любой момент – ИМЕЕМ ПРАВО.
Около 12 часов дня в зале начинается волнение – по лентам в Твиттере поступает информация, что Алексею Навальному дали 5 лет и взяли под стражу в зале суда. Настроения это не прибавляет. Некоторые особо впечатлительные девушки начинают плакать, примеряя ситуацию на наших подзащитных. Правда, к вечеру того же дня, а особенно к утру следующего трагическая ситуация превращается в явно комическую, но это уже другая история.

Потом Владимир Акименков и Николай Кавказский все-таки делают заявления, что с 16 на 17 июля подсудимые оказались в камерах около часа–полвторого ночи, а подняты были полседьмого – в семь. Какая тут может быть подготовка к защите? 17 июля нам на эти заявления не дали ни секунды. Вот как описывает процесс информационный портал «Право.ру»:  (http://pravo.ru/court_report/view/86972/)

«Защитники и подсудимые попробовали заявить к неудовольствию судьи несколько ходатайств. Аграновский попросил время на разговор с подзащитными, поскольку накануне дали поговорить лишь тридцать секунд, и этим было нарушено право на защиту. А Акименков просил пересадить подсудимых в зал во время просмотра видео, чтобы было хоть что-то было видно и слышно.
– Ваш статус не позволяет перевести вас из специального заключительного помещения, – сообщила судья.
Акименков начал рассказывать о бесчеловечных и пыточных условиях содержания.
– Помещение не позволяет полноценно участвовать в процессе, мы не слышим зал, зал – нас. Я очень плохо вижу, не вижу лиц присутствующих. Каждый процессуальный день – чудовищные нагрузки. С шести утра нас забирают из камер, я не могу позавтракать и качественно подготовиться к заседанию. Верховный суд признал пребывание в автозаках пыткой. Когда заканчивается [заседание], мы еще не сразу отъезжаем из МГС. Обычно арестантов перебрасывают из грузовика в грузовик. Сама Бутырка не приспособлена для содержания людей. Во всех камерах, а я был в нескольких за все это время, отсутствовали приемлемые условия содержания. Я не прошу интернета, конечно, – только соблюдения санитарных норм. Я две недели не могу попасть в душ. Администрация не раздала специальные наборы – мыло, туалетную бумагу, станки для бритья. В дни судов я часто оказываюсь без горячей пищи, а сухим пайком невозможно питаться. Каши и супы – не развариваются, когда я пытался их есть, были проблемы с желудком. Можно употреблять только чай и галеты, – говорил Акименков.
– Это не предмет судебного разбирательства, – с торжеством провозгласила судья.
Сергей Кривов также пожаловался на условия и сказал, что его конвоировали в автозаке вместе с больным туберкулезом».

Продолжение процесса 23 июля в Мосгорсуде, зал 338, в 11.30. Мы начнем смотреть видеозаписи.
Напомню, что по опросу Левада-центра, 81 процент опрошенных москвичей считают, что целью «болотного» процесса является устрашение оппозиции и только 19 процентов, что цель – наказание виновных. А Совет по правам человека при Президенте РФ намерен провести экспертизу «болотного дела».

Дмитрий АГРАНОВСКИЙ
г. Электросталь,
Московская обл.