Глеб Богуш. "ПОПРАВКИ ЯРОВОЙ" - УБИЙСТВО РОССИЙСКОГО УГОЛОВНОГО ПРАВА
"Поправки Яровой" способствуют разрушению того уголовного права, на котором уже воспитано целое поколение российских юристов. Учебники по нему уже вскоре предстоит переписывать – от таких принципов, как экономия репрессии, недопустимость ответственности за мысли и убеждения, приоритет охраны интересов личности, в кодексе не осталось уже почти ничего.
Скандальный пакет законопроектов Яровой – Озерова, как и ожидалось, был одобрен и Думой, и Советом Федерации. И если первый из законов пакета, названный Эдвардом Сноуденом «законом Большого Брата», сенаторы утвердили аж при пяти голосах против, то второй, содержащий поправки в Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы, – лишь при четырех воздержавшихся. Вряд ли при таком раскладе можно всерьез рассчитывать на вето президента, а значит, уже скоро поправки Яровой вступят в силу (уже вступили! - rednews.ru).
Уголовная часть пакета даже на фоне других нововведений последних лет на первый взгляд поражает своей показной и бессмысленной репрессивностью. Так, новым законом в УК вводится статья «Несообщение о преступлении», по которой до года лишения свободы будут давать за несообщение органам власти «достоверно известных сведений» о подготовке теракта, вооруженного мятежа и еще дюжины других видов преступлений.
Также законодатели существенно (с 22 до 32) расширили список преступлений, за которые уголовная ответственность наступает не с 16, а с 14 лет, включив в этот перечень введенную ими же новую статью о недонесении. Вновь ужесточена и так серьезная ответственность за «экстремистские преступления». Если раньше за организацию экстремистского сообщества (ст. 282.1) могли оштрафовать на 200 тысяч рублей, то теперь за это предусмотрено от двух до шести лет лишения свободы. В печально известной 282-й статье минимальный срок наказания повышен до двух лет лишения свободы. В итоге в случае вступления закона в силу за некоторые ненасильственные «экстремистские» преступления наказание будет более чем в два раза превышать, например, наказание за убийство в состоянии аффекта, максимальный срок лишения свободы за которое – три года.
Несмотря на единодушие парламентариев, уголовные «законы Яровой» вызвали массу апокалиптических комментариев. Повсеместно задается вопрос: зачем ужесточается и так уже не вполне адекватное уголовное законодательство, в чем причина такой настойчивости депутата Яровой и ее соратников?
Ответ невозможно найти в думской документации. Ни в пояснительных записках, ни в других материалах нет обоснования того, зачем именно сейчас в кратчайшие сроки необходимо было принять очередные решительные меры. Кроме общих слов об «общественной опасности», нет ничего: ни статистики, ни данных криминологических исследований, ни даже обычных для законодательной практики уходящей Думы ссылок на «зарубежный опыт». Единственный действительно критический отзыв на законопроект президентского Совета по правам человека, указывавший главным образом на прямые противоречия поправок Конституции и законодательству, был проигнорирован практически полностью.
Замораживающий эффект
За время деятельности только нынешнего созыва Думы уже были приняты законодательные меры, которые предельно ужесточили российское законодательство под предлогом борьбы с терроризмом и экстремизмом. По террористическим статьям уже значительно увеличивали сроки наказания (вплоть до максимума – пожизненного лишения свободы), что, вероятно, имело смысл при параллельном ужесточении наказаний за экстремистские преступления. В УК появились новые, спорные с точки зрения свободы слова нормы о «публичных призывах к нарушению территориальной целостности» и «реабилитации нацизма». В 2013 году был принят закон, вводящий конфискацию имущества в отношении близких лиц, в том числе родственников террористов.
«Борьбой с терроризмом и экстремизмом» давно оправдывается почти любая законодательная новелла, даже очевидно расходящаяся со здравым смыслом. В итоге к 2016 году существующая нормативная база может с успехом применяться как к реально опасным экстремистским действиям, так, к сожалению, и к политическим оппонентам власти. Именно об этом еще в 2013 году писала большая группа известных российских юристов в своем открытом письме: «Законодательная деятельность парламента приобрела отчетливый запретительно-репрессивный характер».
Последние репрессивные законы имеют много общих черт: они принимаются вне реальной социальной необходимости, содержат двусмысленные, часто предельно расплывчатые формулировки и, за некоторым исключением, редко применяются на практике. Часто такое правоприменение сводится к откровенно курьезным случаям.
Но, несмотря на внешнюю бессмысленность, эти законы, как представляется, довольно эффективны и достигают своей главной цели. Многочисленные запреты оказывают замораживающее действие на политическую активность граждан, принуждая их к самоцензуре и просто к социальной пассивности. Этот эффект достигается не только и не столько содержанием и суровостью новых запретов, сколько их количеством и охватом. И это не российское ноу-хау, а имеющая долгую историю технология, начиная от деятельности сенатора Маккарти до законов Януковича января 2014 года, с которыми многие сравнивают последние российские нововведения.
Что нового в «законах Яровой»?
С формальной точки зрения поправки вносят мало нового в уголовное законодательство. Даже малолетних террористов и так можно было наказывать за акты насилия по статьям об общеуголовных преступлениях (ответственность за убийство наступает с 14 лет). Также не вносит ничего принципиально нового и статья о международном терроризме, за который можно было наказывать по статье о террористическом акте. Даже ужесточение наказаний мало влияет на практику, которая, как представляется, по-прежнему будет селективной. Тем более, не приходится ожидать, что в России вдруг поднимется массовая волна доносительства, вызванная поправкой об ответственности за недонесение.
Скорее всего, как и в некоторых других случаях, «законы Яровой» будут в новой Думе смягчены, некоторые противоречия сглажены, а большая часть норм останется в глубоком резерве. Замораживающее дейсвтие на политическую активность граждан, по всей видимости, усилится, но прежде всего за счет возрастающей непредсказуемости уголовного законодательства.
Главное последствие «законов Яровой» состоит, думается, в другом. Поправки наносят серьезный удар по принципам уголовного права, снимая последние табу в его реформировании. Исключение ответственности за недонесение, ограничение ответственности малолетних, ограничение уголовной юрисдикции государства в соответствии с международным правом – все эти положения были принципиальными решениями разработчиков Уголовного кодекса 1996 года, которые опирались на тогда еще новую российскую Конституцию.
Поправки способствуют разрушению того уголовного права, на котором уже воспитано целое поколение российских юристов. Учебники по нему вскоре предстоит переписывать – от таких принципов, как экономия репрессии, недопустимость ответственности за мысли и убеждения, приоритет охраны интересов личности, в кодексе не осталось уже почти ничего.
Ползучая реанимация хорошо знакомых советских символов (в том числе ответственности за недонесение) происходит под шум разговоров о либерализации уголовного законодательства и необходимости снизить в России количество заключенных. Но Совет Федерации, декриминализовав побои, за которые без отягчающих обстоятельств и так не предусматривалось лишения свободы, в тот же день одобряет драконовские поправки Яровой с огромными сроками за экстремизм.
Выдающийся немецкий юрист Франц фон Лист в свое время назвал Уголовный кодекс щитом, с помощью которого гражданин может защититься от произвола государства. После поправок Яровой российский УК можно называть чем угодно, но не таким щитом. Потеря правом своей легитимности (важнейшим показателем чего является отношение к нему самих законодателей и правоприменителей) – крайне опасный симптом. Но похоже, что и политики, и сами юристы относятся к этому с равнодушием, считая, что уголовное право не предмет первой необходимости.
Поправки способствуют разрушению того уголовного права, на котором уже воспитано целое поколение российских юристов. Учебники по нему уже вскоре предстоит переписывать – от таких принципов, как экономия репрессии, недопустимость ответственности за мысли и убеждения, приоритет охраны интересов личности, в кодексе не осталось уже почти ничего
Скандальный пакет законопроектов Яровой – Озерова, как и ожидалось, был одобрен и Думой, и Советом Федерации. И если первый из законов пакета, названный Эдвардом Сноуденом «законом Большого Брата», сенаторы утвердили аж при пяти голосах против, то второй, содержащий поправки в Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы, – лишь при четырех воздержавшихся. Вряд ли при таком раскладе можно всерьез рассчитывать на вето президента, а значит, уже скоро поправки Яровой вступят в силу.
Уголовная часть пакета даже на фоне других нововведений последних лет на первый взгляд поражает своей показной и бессмысленной репрессивностью. Так, новым законом в УК вводится статья «Несообщение о преступлении», по которой до года лишения свободы будут давать за несообщение органам власти «достоверно известных сведений» о подготовке теракта, вооруженного мятежа и еще дюжины других видов преступлений.
Также законодатели существенно (с 22 до 32) расширили список преступлений, за которые уголовная ответственность наступает не с 16, а с 14 лет, включив в этот перечень введенную ими же новую статью о недонесении. Вновь ужесточена и так серьезная ответственность за «экстремистские преступления». Если раньше за организацию экстремистского сообщества (ст. 282.1) могли оштрафовать на 200 тысяч рублей, то теперь за это предусмотрено от двух до шести лет лишения свободы. В печально известной 282-й статье минимальный срок наказания повышен до двух лет лишения свободы. В итоге в случае вступления закона в силу за некоторые ненасильственные «экстремистские» преступления наказание будет более чем в два раза превышать, например, наказание за убийство в состоянии аффекта, максимальный срок лишения свободы за которое – три года.
Несмотря на единодушие парламентариев, уголовные «законы Яровой» вызвали массу апокалиптических комментариев. Повсеместно задается вопрос: зачем ужесточается и так уже не вполне адекватное уголовное законодательство, в чем причина такой настойчивости депутата Яровой и ее соратников?
Ответ невозможно найти в думской документации. Ни в пояснительных записках, ни в других материалах нет обоснования того, зачем именно сейчас в кратчайшие сроки необходимо было принять очередные решительные меры. Кроме общих слов об «общественной опасности», нет ничего: ни статистики, ни данных криминологических исследований, ни даже обычных для законодательной практики уходящей Думы ссылок на «зарубежный опыт». Единственный действительно критический отзыв на законопроект президентского Совета по правам человека, указывавший главным образом на прямые противоречия поправок Конституции и законодательству, был проигнорирован практически полностью.
Замораживающий эффект
За время деятельности только нынешнего созыва Думы уже были приняты законодательные меры, которые предельно ужесточили российское законодательство под предлогом борьбы с терроризмом и экстремизмом. По террористическим статьям уже значительно увеличивали сроки наказания (вплоть до максимума – пожизненного лишения свободы), что, вероятно, имело смысл при параллельном ужесточении наказаний за экстремистские преступления. В УК появились новые, спорные с точки зрения свободы слова нормы о «публичных призывах к нарушению территориальной целостности» и «реабилитации нацизма». В 2013 году был принят закон, вводящий конфискацию имущества в отношении близких лиц, в том числе родственников террористов.
«Борьбой с терроризмом и экстремизмом» давно оправдывается почти любая законодательная новелла, даже очевидно расходящаяся со здравым смыслом. В итоге к 2016 году существующая нормативная база может с успехом применяться как к реально опасным экстремистским действиям, так, к сожалению, и к политическим оппонентам власти. Именно об этом еще в 2013 году писала большая группа известных российских юристов в своем открытом письме: «Законодательная деятельность парламента приобрела отчетливый запретительно-репрессивный характер».
Последние репрессивные законы имеют много общих черт: они принимаются вне реальной социальной необходимости, содержат двусмысленные, часто предельно расплывчатые формулировки и, за некоторым исключением, редко применяются на практике. Часто такое правоприменение сводится к откровенно курьезным случаям.
Но, несмотря на внешнюю бессмысленность, эти законы, как представляется, довольно эффективны и достигают своей главной цели. Многочисленные запреты оказывают замораживающее действие на политическую активность граждан, принуждая их к самоцензуре и просто к социальной пассивности. Этот эффект достигается не только и не столько содержанием и суровостью новых запретов, сколько их количеством и охватом. И это не российское ноу-хау, а имеющая долгую историю технология, начиная от деятельности сенатора Маккарти до законов Януковича января 2014 года, с которыми многие сравнивают последние российские нововведения.
Что нового в «законах Яровой»?
С формальной точки зрения поправки вносят мало нового в уголовное законодательство. Даже малолетних террористов и так можно было наказывать за акты насилия по статьям об общеуголовных преступлениях (ответственность за убийство наступает с 14 лет). Также не вносит ничего принципиально нового и статья о международном терроризме, за который можно было наказывать по статье о террористическом акте. Даже ужесточение наказаний мало влияет на практику, которая, как представляется, по-прежнему будет селективной. Тем более, не приходится ожидать, что в России вдруг поднимется массовая волна доносительства, вызванная поправкой об ответственности за недонесение.
Скорее всего, как и в некоторых других случаях, «законы Яровой» будут в новой Думе смягчены, некоторые противоречия сглажены, а большая часть норм останется в глубоком резерве. Замораживающее дейсвтие на политическую активность граждан, по всей видимости, усилится, но прежде всего за счет возрастающей непредсказуемости уголовного законодательства.
Главное последствие «законов Яровой» состоит, думается, в другом. Поправки наносят серьезный удар по принципам уголовного права, снимая последние табу в его реформировании. Исключение ответственности за недонесение, ограничение ответственности малолетних, ограничение уголовной юрисдикции государства в соответствии с международным правом – все эти положения были принципиальными решениями разработчиков Уголовного кодекса 1996 года, которые опирались на тогда еще новую российскую Конституцию.
Поправки способствуют разрушению того уголовного права, на котором уже воспитано целое поколение российских юристов. Учебники по нему вскоре предстоит переписывать – от таких принципов, как экономия репрессии, недопустимость ответственности за мысли и убеждения, приоритет охраны интересов личности, в кодексе не осталось уже почти ничего.
Ползучая реанимация хорошо знакомых советских символов (в том числе ответственности за недонесение) происходит под шум разговоров о либерализации уголовного законодательства и необходимости снизить в России количество заключенных. Но Совет Федерации, декриминализовав побои, за которые без отягчающих обстоятельств и так не предусматривалось лишения свободы, в тот же день одобряет драконовские поправки Яровой с огромными сроками за экстремизм.
Выдающийся немецкий юрист Франц фон Лист в свое время назвал Уголовный кодекс щитом, с помощью которого гражданин может защититься от произвола государства. После поправок Яровой российский УК можно называть чем угодно, но не таким щитом. Потеря правом своей легитимности (важнейшим показателем чего является отношение к нему самих законодателей и правоприменителей) – крайне опасный симптом. Но похоже, что и политики, и сами юристы относятся к этому с равнодушием, считая, что уголовное право не предмет первой необходимости.
Поправки способствуют разрушению того уголовного права, на котором уже воспитано целое поколение российских юристов. Учебники по нему уже вскоре предстоит переписывать – от таких принципов, как экономия репрессии, недопустимость ответственности за мысли и убеждения, приоритет охраны интересов личности, в кодексе не осталось уже почти ничего
Скандальный пакет законопроектов Яровой – Озерова, как и ожидалось, был одобрен и Думой, и Советом Федерации. И если первый из законов пакета, названный Эдвардом Сноуденом «законом Большого Брата», сенаторы утвердили аж при пяти голосах против, то второй, содержащий поправки в Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы, – лишь при четырех воздержавшихся. Вряд ли при таком раскладе можно всерьез рассчитывать на вето президента, а значит, уже скоро поправки Яровой вступят в силу.
Уголовная часть пакета даже на фоне других нововведений последних лет на первый взгляд поражает своей показной и бессмысленной репрессивностью. Так, новым законом в УК вводится статья «Несообщение о преступлении», по которой до года лишения свободы будут давать за несообщение органам власти «достоверно известных сведений» о подготовке теракта, вооруженного мятежа и еще дюжины других видов преступлений.
Также законодатели существенно (с 22 до 32) расширили список преступлений, за которые уголовная ответственность наступает не с 16, а с 14 лет, включив в этот перечень введенную ими же новую статью о недонесении. Вновь ужесточена и так серьезная ответственность за «экстремистские преступления». Если раньше за организацию экстремистского сообщества (ст. 282.1) могли оштрафовать на 200 тысяч рублей, то теперь за это предусмотрено от двух до шести лет лишения свободы. В печально известной 282-й статье минимальный срок наказания повышен до двух лет лишения свободы. В итоге в случае вступления закона в силу за некоторые ненасильственные «экстремистские» преступления наказание будет более чем в два раза превышать, например, наказание за убийство в состоянии аффекта, максимальный срок лишения свободы за которое – три года.
Несмотря на единодушие парламентариев, уголовные «законы Яровой» вызвали массу апокалиптических комментариев. Повсеместно задается вопрос: зачем ужесточается и так уже не вполне адекватное уголовное законодательство, в чем причина такой настойчивости депутата Яровой и ее соратников?
Ответ невозможно найти в думской документации. Ни в пояснительных записках, ни в других материалах нет обоснования того, зачем именно сейчас в кратчайшие сроки необходимо было принять очередные решительные меры. Кроме общих слов об «общественной опасности», нет ничего: ни статистики, ни данных криминологических исследований, ни даже обычных для законодательной практики уходящей Думы ссылок на «зарубежный опыт». Единственный действительно критический отзыв на законопроект президентского Совета по правам человека, указывавший главным образом на прямые противоречия поправок Конституции и законодательству, был проигнорирован практически полностью.
Замораживающий эффект
За время деятельности только нынешнего созыва Думы уже были приняты законодательные меры, которые предельно ужесточили российское законодательство под предлогом борьбы с терроризмом и экстремизмом. По террористическим статьям уже значительно увеличивали сроки наказания (вплоть до максимума – пожизненного лишения свободы), что, вероятно, имело смысл при параллельном ужесточении наказаний за экстремистские преступления. В УК появились новые, спорные с точки зрения свободы слова нормы о «публичных призывах к нарушению территориальной целостности» и «реабилитации нацизма». В 2013 году был принят закон, вводящий конфискацию имущества в отношении близких лиц, в том числе родственников террористов.
«Борьбой с терроризмом и экстремизмом» давно оправдывается почти любая законодательная новелла, даже очевидно расходящаяся со здравым смыслом. В итоге к 2016 году существующая нормативная база может с успехом применяться как к реально опасным экстремистским действиям, так, к сожалению, и к политическим оппонентам власти. Именно об этом еще в 2013 году писала большая группа известных российских юристов в своем открытом письме: «Законодательная деятельность парламента приобрела отчетливый запретительно-репрессивный характер».
Последние репрессивные законы имеют много общих черт: они принимаются вне реальной социальной необходимости, содержат двусмысленные, часто предельно расплывчатые формулировки и, за некоторым исключением, редко применяются на практике. Часто такое правоприменение сводится к откровенно курьезным случаям.
Но, несмотря на внешнюю бессмысленность, эти законы, как представляется, довольно эффективны и достигают своей главной цели. Многочисленные запреты оказывают замораживающее действие на политическую активность граждан, принуждая их к самоцензуре и просто к социальной пассивности. Этот эффект достигается не только и не столько содержанием и суровостью новых запретов, сколько их количеством и охватом. И это не российское ноу-хау, а имеющая долгую историю технология, начиная от деятельности сенатора Маккарти до законов Януковича января 2014 года, с которыми многие сравнивают последние российские нововведения.
Что нового в «законах Яровой»?
С формальной точки зрения поправки вносят мало нового в уголовное законодательство. Даже малолетних террористов и так можно было наказывать за акты насилия по статьям об общеуголовных преступлениях (ответственность за убийство наступает с 14 лет). Также не вносит ничего принципиально нового и статья о международном терроризме, за который можно было наказывать по статье о террористическом акте. Даже ужесточение наказаний мало влияет на практику, которая, как представляется, по-прежнему будет селективной. Тем более, не приходится ожидать, что в России вдруг поднимется массовая волна доносительства, вызванная поправкой об ответственности за недонесение.
Скорее всего, как и в некоторых других случаях, «законы Яровой» будут в новой Думе смягчены, некоторые противоречия сглажены, а большая часть норм останется в глубоком резерве. Замораживающее дейсвтие на политическую активность граждан, по всей видимости, усилится, но прежде всего за счет возрастающей непредсказуемости уголовного законодательства.
Главное последствие «законов Яровой» состоит, думается, в другом. Поправки наносят серьезный удар по принципам уголовного права, снимая последние табу в его реформировании. Исключение ответственности за недонесение, ограничение ответственности малолетних, ограничение уголовной юрисдикции государства в соответствии с международным правом – все эти положения были принципиальными решениями разработчиков Уголовного кодекса 1996 года, которые опирались на тогда еще новую российскую Конституцию.
Поправки способствуют разрушению того уголовного права, на котором уже воспитано целое поколение российских юристов. Учебники по нему вскоре предстоит переписывать – от таких принципов, как экономия репрессии, недопустимость ответственности за мысли и убеждения, приоритет охраны интересов личности, в кодексе не осталось уже почти ничего.
Ползучая реанимация хорошо знакомых советских символов (в том числе ответственности за недонесение) происходит под шум разговоров о либерализации уголовного законодательства и необходимости снизить в России количество заключенных. Но Совет Федерации, декриминализовав побои, за которые без отягчающих обстоятельств и так не предусматривалось лишения свободы, в тот же день одобряет драконовские поправки Яровой с огромными сроками за экстремизм.
Выдающийся немецкий юрист Франц фон Лист в свое время назвал Уголовный кодекс щитом, с помощью которого гражданин может защититься от произвола государства. После поправок Яровой российский УК можно называть чем угодно, но не таким щитом. Потеря правом своей легитимности (важнейшим показателем чего является отношение к нему самих законодателей и правоприменителей) – крайне опасный симптом. Но похоже, что и политики, и сами юристы относятся к этому с равнодушием, считая, что уголовное право не предмет первой необходимости.
Поправки способствуют разрушению того уголовного права, на котором уже воспитано целое поколение российских юристов. Учебники по нему уже вскоре предстоит переписывать – от таких принципов, как экономия репрессии, недопустимость ответственности за мысли и убеждения, приоритет охраны интересов личности, в кодексе не осталось уже почти ничего
Скандальный пакет законопроектов Яровой – Озерова, как и ожидалось, был одобрен и Думой, и Советом Федерации. И если первый из законов пакета, названный Эдвардом Сноуденом «законом Большого Брата», сенаторы утвердили аж при пяти голосах против, то второй, содержащий поправки в Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы, – лишь при четырех воздержавшихся. Вряд ли при таком раскладе можно всерьез рассчитывать на вето президента, а значит, уже скоро поправки Яровой вступят в силу.
Уголовная часть пакета даже на фоне других нововведений последних лет на первый взгляд поражает своей показной и бессмысленной репрессивностью. Так, новым законом в УК вводится статья «Несообщение о преступлении», по которой до года лишения свободы будут давать за несообщение органам власти «достоверно известных сведений» о подготовке теракта, вооруженного мятежа и еще дюжины других видов преступлений.
Также законодатели существенно (с 22 до 32) расширили список преступлений, за которые уголовная ответственность наступает не с 16, а с 14 лет, включив в этот перечень введенную ими же новую статью о недонесении. Вновь ужесточена и так серьезная ответственность за «экстремистские преступления». Если раньше за организацию экстремистского сообщества (ст. 282.1) могли оштрафовать на 200 тысяч рублей, то теперь за это предусмотрено от двух до шести лет лишения свободы. В печально известной 282-й статье минимальный срок наказания повышен до двух лет лишения свободы. В итоге в случае вступления закона в силу за некоторые ненасильственные «экстремистские» преступления наказание будет более чем в два раза превышать, например, наказание за убийство в состоянии аффекта, максимальный срок лишения свободы за которое – три года.
Несмотря на единодушие парламентариев, уголовные «законы Яровой» вызвали массу апокалиптических комментариев. Повсеместно задается вопрос: зачем ужесточается и так уже не вполне адекватное уголовное законодательство, в чем причина такой настойчивости депутата Яровой и ее соратников?
Ответ невозможно найти в думской документации. Ни в пояснительных записках, ни в других материалах нет обоснования того, зачем именно сейчас в кратчайшие сроки необходимо было принять очередные решительные меры. Кроме общих слов об «общественной опасности», нет ничего: ни статистики, ни данных криминологических исследований, ни даже обычных для законодательной практики уходящей Думы ссылок на «зарубежный опыт». Единственный действительно критический отзыв на законопроект президентского Совета по правам человека, указывавший главным образом на прямые противоречия поправок Конституции и законодательству, был проигнорирован практически полностью.
Замораживающий эффект
За время деятельности только нынешнего созыва Думы уже были приняты законодательные меры, которые предельно ужесточили российское законодательство под предлогом борьбы с терроризмом и экстремизмом. По террористическим статьям уже значительно увеличивали сроки наказания (вплоть до максимума – пожизненного лишения свободы), что, вероятно, имело смысл при параллельном ужесточении наказаний за экстремистские преступления. В УК появились новые, спорные с точки зрения свободы слова нормы о «публичных призывах к нарушению территориальной целостности» и «реабилитации нацизма». В 2013 году был принят закон, вводящий конфискацию имущества в отношении близких лиц, в том числе родственников террористов.
«Борьбой с терроризмом и экстремизмом» давно оправдывается почти любая законодательная новелла, даже очевидно расходящаяся со здравым смыслом. В итоге к 2016 году существующая нормативная база может с успехом применяться как к реально опасным экстремистским действиям, так, к сожалению, и к политическим оппонентам власти. Именно об этом еще в 2013 году писала большая группа известных российских юристов в своем открытом письме: «Законодательная деятельность парламента приобрела отчетливый запретительно-репрессивный характер».
Последние репрессивные законы имеют много общих черт: они принимаются вне реальной социальной необходимости, содержат двусмысленные, часто предельно расплывчатые формулировки и, за некоторым исключением, редко применяются на практике. Часто такое правоприменение сводится к откровенно курьезным случаям.
Но, несмотря на внешнюю бессмысленность, эти законы, как представляется, довольно эффективны и достигают своей главной цели. Многочисленные запреты оказывают замораживающее действие на политическую активность граждан, принуждая их к самоцензуре и просто к социальной пассивности. Этот эффект достигается не только и не столько содержанием и суровостью новых запретов, сколько их количеством и охватом. И это не российское ноу-хау, а имеющая долгую историю технология, начиная от деятельности сенатора Маккарти до законов Януковича января 2014 года, с которыми многие сравнивают последние российские нововведения.
Что нового в «законах Яровой»?
С формальной точки зрения поправки вносят мало нового в уголовное законодательство. Даже малолетних террористов и так можно было наказывать за акты насилия по статьям об общеуголовных преступлениях (ответственность за убийство наступает с 14 лет). Также не вносит ничего принципиально нового и статья о международном терроризме, за который можно было наказывать по статье о террористическом акте. Даже ужесточение наказаний мало влияет на практику, которая, как представляется, по-прежнему будет селективной. Тем более, не приходится ожидать, что в России вдруг поднимется массовая волна доносительства, вызванная поправкой об ответственности за недонесение.
Скорее всего, как и в некоторых других случаях, «законы Яровой» будут в новой Думе смягчены, некоторые противоречия сглажены, а большая часть норм останется в глубоком резерве. Замораживающее дейсвтие на политическую активность граждан, по всей видимости, усилится, но прежде всего за счет возрастающей непредсказуемости уголовного законодательства.
Главное последствие «законов Яровой» состоит, думается, в другом. Поправки наносят серьезный удар по принципам уголовного права, снимая последние табу в его реформировании. Исключение ответственности за недонесение, ограничение ответственности малолетних, ограничение уголовной юрисдикции государства в соответствии с международным правом – все эти положения были принципиальными решениями разработчиков Уголовного кодекса 1996 года, которые опирались на тогда еще новую российскую Конституцию.
Поправки способствуют разрушению того уголовного права, на котором уже воспитано целое поколение российских юристов. Учебники по нему вскоре предстоит переписывать – от таких принципов, как экономия репрессии, недопустимость ответственности за мысли и убеждения, приоритет охраны интересов личности, в кодексе не осталось уже почти ничего.
Ползучая реанимация хорошо знакомых советских символов (в том числе ответственности за недонесение) происходит под шум разговоров о либерализации уголовного законодательства и необходимости снизить в России количество заключенных. Но Совет Федерации, декриминализовав побои, за которые без отягчающих обстоятельств и так не предусматривалось лишения свободы, в тот же день одобряет драконовские поправки Яровой с огромными сроками за экстремизм.
Выдающийся немецкий юрист Франц фон Лист в свое время назвал Уголовный кодекс щитом, с помощью которого гражданин может защититься от произвола государства. После поправок Яровой российский УК можно называть чем угодно, но не таким щитом. Потеря правом своей легитимности (важнейшим показателем чего является отношение к нему самих законодателей и правоприменителей) – крайне опасный симптом. Но похоже, что и политики, и сами юристы относятся к этому с равнодушием, считая, что уголовное право не предмет первой необходимости.
Поправки способствуют разрушению того уголовного права, на котором уже воспитано целое поколение российских юристов. Учебники по нему уже вскоре предстоит переписывать – от таких принципов, как экономия репрессии, недопустимость ответственности за мысли и убеждения, приоритет охраны интересов личности, в кодексе не осталось уже почти ничего
Скандальный пакет законопроектов Яровой – Озерова, как и ожидалось, был одобрен и Думой, и Советом Федерации. И если первый из законов пакета, названный Эдвардом Сноуденом «законом Большого Брата», сенаторы утвердили аж при пяти голосах против, то второй, содержащий поправки в Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы, – лишь при четырех воздержавшихся. Вряд ли при таком раскладе можно всерьез рассчитывать на вето президента, а значит, уже скоро поправки Яровой вступят в силу.
Уголовная часть пакета даже на фоне других нововведений последних лет на первый взгляд поражает своей показной и бессмысленной репрессивностью. Так, новым законом в УК вводится статья «Несообщение о преступлении», по которой до года лишения свободы будут давать за несообщение органам власти «достоверно известных сведений» о подготовке теракта, вооруженного мятежа и еще дюжины других видов преступлений.
Также законодатели существенно (с 22 до 32) расширили список преступлений, за которые уголовная ответственность наступает не с 16, а с 14 лет, включив в этот перечень введенную ими же новую статью о недонесении. Вновь ужесточена и так серьезная ответственность за «экстремистские преступления». Если раньше за организацию экстремистского сообщества (ст. 282.1) могли оштрафовать на 200 тысяч рублей, то теперь за это предусмотрено от двух до шести лет лишения свободы. В печально известной 282-й статье минимальный срок наказания повышен до двух лет лишения свободы. В итоге в случае вступления закона в силу за некоторые ненасильственные «экстремистские» преступления наказание будет более чем в два раза превышать, например, наказание за убийство в состоянии аффекта, максимальный срок лишения свободы за которое – три года.
Несмотря на единодушие парламентариев, уголовные «законы Яровой» вызвали массу апокалиптических комментариев. Повсеместно задается вопрос: зачем ужесточается и так уже не вполне адекватное уголовное законодательство, в чем причина такой настойчивости депутата Яровой и ее соратников?
Ответ невозможно найти в думской документации. Ни в пояснительных записках, ни в других материалах нет обоснования того, зачем именно сейчас в кратчайшие сроки необходимо было принять очередные решительные меры. Кроме общих слов об «общественной опасности», нет ничего: ни статистики, ни данных криминологических исследований, ни даже обычных для законодательной практики уходящей Думы ссылок на «зарубежный опыт». Единственный действительно критический отзыв на законопроект президентского Совета по правам человека, указывавший главным образом на прямые противоречия поправок Конституции и законодательству, был проигнорирован практически полностью.
Замораживающий эффект
За время деятельности только нынешнего созыва Думы уже были приняты законодательные меры, которые предельно ужесточили российское законодательство под предлогом борьбы с терроризмом и экстремизмом. По террористическим статьям уже значительно увеличивали сроки наказания (вплоть до максимума – пожизненного лишения свободы), что, вероятно, имело смысл при параллельном ужесточении наказаний за экстремистские преступления. В УК появились новые, спорные с точки зрения свободы слова нормы о «публичных призывах к нарушению территориальной целостности» и «реабилитации нацизма». В 2013 году был принят закон, вводящий конфискацию имущества в отношении близких лиц, в том числе родственников террористов.
«Борьбой с терроризмом и экстремизмом» давно оправдывается почти любая законодательная новелла, даже очевидно расходящаяся со здравым смыслом. В итоге к 2016 году существующая нормативная база может с успехом применяться как к реально опасным экстремистским действиям, так, к сожалению, и к политическим оппонентам власти. Именно об этом еще в 2013 году писала большая группа известных российских юристов в своем открытом письме: «Законодательная деятельность парламента приобрела отчетливый запретительно-репрессивный характер».
Последние репрессивные законы имеют много общих черт: они принимаются вне реальной социальной необходимости, содержат двусмысленные, часто предельно расплывчатые формулировки и, за некоторым исключением, редко применяются на практике. Часто такое правоприменение сводится к откровенно курьезным случаям.
Но, несмотря на внешнюю бессмысленность, эти законы, как представляется, довольно эффективны и достигают своей главной цели. Многочисленные запреты оказывают замораживающее действие на политическую активность граждан, принуждая их к самоцензуре и просто к социальной пассивности. Этот эффект достигается не только и не столько содержанием и суровостью новых запретов, сколько их количеством и охватом. И это не российское ноу-хау, а имеющая долгую историю технология, начиная от деятельности сенатора Маккарти до законов Януковича января 2014 года, с которыми многие сравнивают последние российские нововведения.
Что нового в «законах Яровой»?
С формальной точки зрения поправки вносят мало нового в уголовное законодательство. Даже малолетних террористов и так можно было наказывать за акты насилия по статьям об общеуголовных преступлениях (ответственность за убийство наступает с 14 лет). Также не вносит ничего принципиально нового и статья о международном терроризме, за который можно было наказывать по статье о террористическом акте. Даже ужесточение наказаний мало влияет на практику, которая, как представляется, по-прежнему будет селективной. Тем более, не приходится ожидать, что в России вдруг поднимется массовая волна доносительства, вызванная поправкой об ответственности за недонесение.
Скорее всего, как и в некоторых других случаях, «законы Яровой» будут в новой Думе смягчены, некоторые противоречия сглажены, а большая часть норм останется в глубоком резерве. Замораживающее дейсвтие на политическую активность граждан, по всей видимости, усилится, но прежде всего за счет возрастающей непредсказуемости уголовного законодательства.
Главное последствие «законов Яровой» состоит, думается, в другом. Поправки наносят серьезный удар по принципам уголовного права, снимая последние табу в его реформировании. Исключение ответственности за недонесение, ограничение ответственности малолетних, ограничение уголовной юрисдикции государства в соответствии с международным правом – все эти положения были принципиальными решениями разработчиков Уголовного кодекса 1996 года, которые опирались на тогда еще новую российскую Конституцию.
Поправки способствуют разрушению того уголовного права, на котором уже воспитано целое поколение российских юристов. Учебники по нему вскоре предстоит переписывать – от таких принципов, как экономия репрессии, недопустимость ответственности за мысли и убеждения, приоритет охраны интересов личности, в кодексе не осталось уже почти ничего.
Ползучая реанимация хорошо знакомых советских символов (в том числе ответственности за недонесение) происходит под шум разговоров о либерализации уголовного законодательства и необходимости снизить в России количество заключенных. Но Совет Федерации, декриминализовав побои, за которые без отягчающих обстоятельств и так не предусматривалось лишения свободы, в тот же день одобряет драконовские поправки Яровой с огромными сроками за экстремизм.
Выдающийся немецкий юрист Франц фон Лист в свое время назвал Уголовный кодекс щитом, с помощью которого гражданин может защититься от произвола государства. После поправок Яровой российский УК можно называть чем угодно, но не таким щитом. Потеря правом своей легитимности (важнейшим показателем чего является отношение к нему самих законодателей и правоприменителей) – крайне опасный симптом. Но похоже, что и политики, и сами юристы относятся к этому с равнодушием, считая, что уголовное право не предмет первой необходимости.
