После развала Советского Союза, в первую очередь, самими членами КПСС (членами, а не коммунистами!), причём не только руководящей кучкой во главе с Горбачёвым и Ельциным, но и тысячами номенклатурных и рядовых приспособленцев, пожелавших сделать государственную собственность своей и жить «как в Америке»(!), общество в России, пользуясь обретенной «свободой», разделилось на враждующие политические течения. На правящих воров и олигархов, на либералов, на лжекоммунистов из числа бывших членов КПСС, уже полностью переродившихся в «патриотов-государственников», и, наконец, во всевозможные породы «патриотов», начиная с псевдо-красных, красно-белых (этим и не только этим грешат и зюганоиды), монархистов, поклонников Колчака и Деникина и кончая последователями и обелителями Власова и власовщины, поскольку, мол, «патриот» Власов был против нехорошего Сталина и коммунизма. Этот вид антикоммунистов уже самый подлый и извращённый.

А так как нынешний трёхцветный флаг Россиянии был в своё время не только в царские времена, но и у власовцев, защитники власовцев, а заодно и единороссов, лгут, что у Власова был якобы Андреевский флаг, а не триколор, что, как я в прошлом узнал от живых власовцев, чистое сознательное вранье. Правда, в 1943 году Гиммлер действительно предписал создаваемой власовской армии пользоваться Андреевским флагом (видимо, чтобы не давать власовцам основание для создания некоего призрака «российской» государственности),  позднее, в 1944 году, когда немцам стало плохо, они позволили власовцам спасать свои немецкие шкуры под российским триколором. Важно отметить, что этот триколор использовали и устроившие в 1918 году в Советской России гражданскую войну чехословаки, к которым примкнули первоначально малочисленные русские белогвардейцы, и – сами эти белогвардейцы везде, где они наступали под прикрытием английских или американских штыков. И, наконец, Ельцин утвердил триколор флагом Российской федерации, который по сей день самым позорным образом «осеняет» нашу страну.

Благодаря(!) тому, что мне довелось быть простым советским политзаключённым в 1962-65 гг. за критику хрущёвского расстрела новочеркасских рабочих 2 июня 1962 года, я получил уникальную возможность познакомиться со всеми антисоветскими течениями и идеологиями из первых рук. В том числе и о власовщине и их триколоре, с антисоветской гордостью  реющим сейчас над Кремлём. Попав в лагерь 16 мая 1963 года после полугодового пребывания в одиночке в Ростовском УКГБ, московской психушке судебной экспертизы, пересыльных тюрьмах и на этапах, я успокоился, сообразив, что теперь мне надо просто вытерпеть двухлетнее пребывание в «малой зоне». «Большой зоной» зеки называли «волю». Кроме самого лишения свободы, две тяжёлые вещи надо было выдержать.

Первое: работу на деревообделочной фабрике с нормой выработки, превышающей норму «вольняжки» (вольнонаёмного рабочего) в два с половиной раза. За систематическое невыполнение, пусть даже в силу телесной слабости, сажали в ШИЗО (штрафной изолятор, карцер, где мучили голодным пайком), а если зек так и не мог выполнять норму, выездной суд заменял ему лагерь страшной Владимирской тюрьмою.

Второе: выжить, питаясь чуть лучше, чем в ШИЗО, то есть получая еду на 13 руб. 90 коп. в месяц, отчисляемых из жалкого заработка зека, который он получал лишь при освобождении. Жалкого – потому, что 50% его отбирали в пользу МООП (министерства общественного порядка, МВД) за то, что оно, как иронизировали зеки, «охраняло их в лагерях от разгневанного советского народа»(!). Пищей зеков были щи из наружных несъедобных листьев капустного кочана и каша «сечка» из дроблённой серой крупы неизвестного происхождения. И никаких жиров. Раз в неделю давали «рыбу»: вонючие головы трески, которую сперва где-то засаливали, а потом в лагере отмачивали и отваривали. Многие её с жадностью ели, а я, привыкший к донской свежей рыбе, отдавал свою порцию желающим и зажимал нос, чтобы не стошнило. И ещё в день выдавали полбуханки чёрно-землистого, сырого хлеба – такого, какой мы получали во время войны по карточкам.

Я по каким-то необъяснимым личностным причинам везде нравлюсь разным людям без всяких усилий с моей стороны. В Грозном (уже после лагеря),  меня любили, как брата, чеченцы с которыми я жил в студенческом общежитии, по прибытию в лагерь надзиратель на вахте отказался меня «шмонать» и сказал «Добро пожаловать на курорт!», хотя других тщательно шмонал. И среди зеков мне  симпатизировали почти что все: и власовцы, и бандеровцы, и либералы, и марксисты, и немного прибалты, кроме молчунов-эстонцев, которые «сами себя раз в году любят», а нас за людей не считали.

И поэтому бандеровцы охотно излагали мне свою «историю» и «идеологию», тем более, что я говорил на их «мове», выучив её в армии от солдат-западенцев, либералы растолковывали все прелести капитализма и индивидуализма и роскошь гомосексуализма, а суть власовщины мне изложил «идейный» власовец, отсидевший уже 17 лет. А всего срок его составлял 25 лет, который он и отсидел, о чём он мне впоследствии написал из Краснодара. Всем лагерным новичкам он представлялся так: «Александр Викторович Стопчинский. Дворянин». Общался только с избранными.  Тем, с кем он подружился (в том числе и мне), он разрешал называть себя «Сашей». Среди русских националистов всех мастей он держал себя все годы заключения «лидэром». То есть он был «авторитарной личностью», говоря научным языком. Психология у него была полностью белогвардейская, монархическая. Было ему тогда лет сорок шесть.

Вообще власовцев в лагере в это период было уже мало, поскольку, как ни странно, основная масса их получила от Вождя народов лишь по десять лет, в то время как другие категории изменников, как то немецкие полицаи, бандеровцы, прибалты, шпионы, – имели все до одного срок заключения 25 лет. Возможно, Сталин учёл, что большинство власовцев, это те советские бойцы, которые в ужасных немецких лагерях для военнопленных вынужденно пошли в армию Власова, чтобы выжить.

Но это милосердие не коснулось тех власовцев, которые совершали на службе у немцев зверские преступления по отношению к мирному населению нашей страны. Поэтому такое снисхождение не распространилось и на Стопчинского. Он решил меня «перевоспитать»: взял под своё «покровительство» и «поучал», «правильно» истолковывая мне историю России и Европы, монархии, белогвардейщины и власовщины и «разоблачая» «жидовские» идеи коммунизма. Естественно, я не говорил ему, что я убеждённый марксист: так поступали и другие марксисты, поскольку нас в лагере было всего несколько человек.

Мне его было интересно слушать, не споря с ним, чтобы не оттолкнуть от себя, ибо он рассказывал такие вещи, которые и сейчас нигде не прочитаешь, не столкнувшись с некоторыми домыслами. Зачем мне это было нужно? Я верил, что придёт время, когда я смогу обо всём этом написать пусть не как историк, так как писатель.

Впервые он разговорился со мною, ужиная в вонючей лагерной столовой. Выразив мне неудовольствие, что я общаюсь с «жидёнком Шеффером» (это был Лёва, безобидный маленьких горбатый юноша-еврей, марксист, певший красивым оперным тенором. Слушая его пение в клубе-столовой, полицаи плакали, а один сказал, что за такой чудный голос он бы в прошлом задушил его самым последним из евреев!..). Я ответил Стопчинскому, что с детства люблю оперное пение, особенно Сергея Лемешева. И ещё я спросил наивно, чем ему так не нравятся евреи. Неужто он, как и нацисты – за полное их уничтожение?

Стопчинский благородно поморщился и возразил, что, хотя его соратники, власовцы, или, как он выразился, «русские национал-демократы», и были почти полностью согласны с идеологией своих «союзников», немецких национал-социалистов, в отношении евреев они с ними во мнениях расходились. Он считал, что евреев надо не уничтожать поголовно, а гнать со Святой Руси, где они проводят «вредную деятельность» уже тем, что являются «чужеродным элементом», распространяющим «жидовскую крамолу – пролетарский интернационализм», и поэтому их надо гнать из России. А не захотят – тогда бить их! Бить евреев Стопчинскому приходилось, когда он ещё до того, как попал к Власову, служил у немцев карателем: по его словам, когда у рва расстреляли массу евреев, он заметил, что одна раненная молодая еврейка, держа живого младенца, попыталась выползти изо рва. И он тогда прикладом ударил её по голове, и она с малышом скатилась в ров.

А вот евреев-националистов (сионистов) в Израиле он, Стопчинский, дескать, «уважает» за то, что они гоняют «паршивых арабов».
Что же до других народов СССР, то (вот что удивительно!) «национальная программа» Власова в изложении Стопчинского полностью совпадает и с такими же «программами» большинства нынешних российских патриотов, и, главное, с «программою» Ельцина, осуществлённой им на деле в форме сознательного развала СССР по границам его Союзных республик. То есть и в отношении триколора и границ Российского государства у Ельцина и его нынешних преемников полное совпадение с взглядов с власовцами. Стопчинский добавил, что Власов был «светлый ум» («жаль его»), который заявил: «Господа! Россия – для русских!» Ну чем не нынешние истинно русские чёрные сотни правых патриотов?!. 

Причём «программой» Власова отвергались не только украинцы, пропитанные в западных областях национализмом, но и белорусы, которые дружественно относятся к великороссам и себя от них фактически не отделяют. Стопчинский сказал, что надо отделить от России всех остальных: и казахов, и прибалтов, и грузин с армянами и азербайджанцами, и среднеазиатов.

«А если «хохлы» заартачатся, – разъяснял мой собеседник, – то мы их Днипро на территории России отведём в Дон!» 

Ну разве не то же самое предлагал не так давно Жириновский?!. Вот так! Говоря о «Единой и неделимой» России, русские националисты всех поколений и мастей на деле сходятся на разделе России до состояния её в XVII веке при Борисе Годунове, когда за Смоленском уже начиналась Речь Посполитая (у Пушкина: «граница литовская»).

При этом Стопчинский резонно заметил, что отделившиеся республики не создадут путной государственности, особенно «хохлы», так как «им мыслить трудно, потому что они очень злы»! Если эти слова отнести не ко всему украинскому народу, а к укробандеровцам, захватившим сейчас власть на Украине путём фашистского переворота, то в них есть большая доля правды. России трудно без потерянных республик, а этим республикам и того хуже. Ведь главная причина того, что Киев рвётся к Западу (а для того, чтобы перед ним выслужиться, развил антироссийскую истерию), заключается в том, что Украина, как и по той же причине озверевшая от русофобства Прибалтика, сама не в состоянии вести независимую государственную и экономическую деятельность по целому ряду объективных причин. Главная причина – в том, что нельзя, имея хутор, сделать его независимым государством, даже получив на это разрешение в райцентре.

Россия же, по словам Стопчинского, способна одна процветать, имея всевозможные природные богатства. Для этого нужно, мол, развить частную инициативу. Вот в чём суть всего этого национализма: желание оттолкнуть  локтями, коленями и копчиком всех «чужих и нечистых» для того, чтобы завладеть тем, чем завладел наш олигархический режим – богатствами России, которые должны принадлежать всему народу. Результат деятельности этого режима налицо: кучка миллиардеров купается в немыслимой роскоши, владеет дворцами, самолётами, кораблями, землёй и водой, а почти вся остальная часть населения бедствует за исключением умеренно обеспеченной мелкой буржуазии.

Власовщина – это не частный случай в истории России – создание изменником генералом Власовым из слабодушной части военнопленных и антисоветского сброда, включая эмигрантский, марионеточной «Российской освободительной армии», прислуживающей гитлеровцам, а неизбежный итог крайне правого буржуазного  лжепатриотизма, который может быть и не на службе у чужой державы, а править в стране сам.

Кстати, постсоветский режим Ельцина начал, как чисто власовский (и расстрел Белого Дома, и увязание в войне в Чечне, и предательство по отношению к Югославии, уничтожение крупных промышленных предприятий, распиливание атомных подводных лодок, уничтожение баллистических ракет и создание условий по сокращению населения страны до полутора миллионов человек в год – всё под диктовку из американского посольства в Москве или прямо из Вашингтона), а теперь продолжает существовать как аппарат насилия, поражённый эпидемией казённого патриотизма, ибо режим понял то, что ещё в 90-е годы предвидели мы: кукловодам из Госдепа надоело дёргать за верёвочки своих российских кукол и ему захотелось использовать эти верёвочки по отношению к ним одноразово – так,  как они поступили с несчастным Саддамом, чтобы установить своё прямое правление Россией и владение её богатствами. В таких условиях и марионетки взбунтуются, как в сказке «Золотой Ключик», чтобы освободиться от Карабаса Барабаса. Слишком уж «достал» американо-натовский Карабас нашего умненького Буратино, сильного задним умом.

14мая 2015 г.