Сегодня по старому стилю
Девятое лишь января…
Во всём отстающей Россию
Держали по воле царя.

За крылья крылатое время
Держали с ним вместе попы,
Сбивали, как чёртово племя,
Людей с лучезарной тропы.

И вот уж прошло сто шестнадцать
Кровавых годов как заря
С тех пор, как не стали бояться
И верить в народе в царя.

Был царь наш последний особый,
Таилось, как в злом божестве,
В нём равенство дури и злобы
Без дара ума в голове.

Надеялся только на силу,
На виселицы и штыки,
И шашками позже Россию
Крестили его казаки.

Но верил наивный и чистый
Пока что рабочий простой:
Пьют кровь его капиталисты,
А царь за рабочих – горой!

Ну, прямо, как нынче: неистов,
Твердит обыватель чудной,
Что плохо нам всем от министров,
Но любит нас царь нулевой!..

И мирные толпы рабочих
Возглавил священник Гапон,
Молили голодные очи
О хлебе пустующий трон.

Немецкий по разуму юнкер,
Царь струсил: «Сверженье пришло!..»
Как НАШ, не завёл себе бункер,
А в Царское двинул Село.

В одном лишь нарушил законы,
Насильно попов обобрал
Народ: он во храме иконы
На время с хоругвями взял

И, как перед встречей с Мессией
Крестясь, потянулся к дворцу,
Глядишь – всей рабочей Россией
К Кормильцу пришли и Отцу.

Но было немного крамолы
В петиции той, где народ,
С царём не желая раскола,
Желал себе куцых свобод.

Вот этого царь испугался
И дяде родному велел,
Чтоб дерзкий народ не зарвался,
Устроить рабочим расстрел.

И стали стеною солдаты
И разом открыли огонь,
И Бог, словно в том виноватый,
Кровь гибнущих принял в ладонь.

Нет-нет, не ладонь то лежала,
А площадь, и снег там кровит,
А Бога в то утро не стало –
Он первым был пулей убит.

Убил и отца, и ребёнка
Каратель: «А ну-ка, малец,
Пальну я в тебя, бунтарёнка,
Не стань бунтарём, как отец!

Рабочая баба… на сносях…
Прикончу и бабу, и плод!
Бунтарка в себе уже носит
Врага и царя, и господ!»

Убитые женщины, дети…
Нет, все вы погибли не зря:
На этом кровавом рассвете
Убили и веру в царя.

К убийству народа готовый,
Безжалостен был гарнизон,
Не только тогда на дворцовой
Стрелял в убегающих он.

И лезущих через ограды
На пики надев, казаки,
Неслись, и уже баррикады
Построил народ у реки…

Стреляли на улицах узких,
Стреляли и на островах,
Вгоняли в людей петербургских
Каратели пулями страх.

Там тысячу с лишним убили
И ранили свыше пяти,
Но кровью святых освятили
К грядущей свободе пути.

Гапона враги не настигли,
Миряне ему на снегу
Поповскую гриву отстригли,
Надели пальто на бегу.

Нет, не был Гапон провокатор –
Советский историк соврал,
Руками солдат император
Недаром в Гапона стрелял.

Расстрел сохранили картинки,
От них наша жизнь далека:
Теперь нас лишь гладят дубинки,
ОМОН не стреляет… пока…

(Но, правда, уже в Казахстане
Стреляли для пробы в народ,
Их опыт – глядишь – в Русистане
Себе примененье найдёт!)

Знать, русский родился в рубашке!
И в гневе общественность вся,
Что голым родившийся Рашкин
Убил, не подумав, лося.

Цела фотография даже,
Где в центре с оравою всей,
Романов в охотничьем раже –
Над кучей убитых лосей.

Зимою, весь в чувствах победных,
На сани сменивши свой трон,
Стрелял он и кошечек бедных,
И тихих голодных ворон.

Хотя монархисты в истоме:
«Он мученик, принятый в рай!»
Расстрел свой в Ипатьевском доме
С семьёй предрешил Николай.

Хоть было убито так много
Рабочих, их жён и детей,
Царь для монархистов – от Бога,
А люди – от смертных людей!..

А я из народа, признаться,
Мой прадед ещё был рабом,
Мне люди – рабочее братство,
А кара царям – поделом!


22 января 2022 г.