Слов нет, Илья Григорьевич, имея большой журналистский навык, которого не было у других, работал много, неутомимо, оперативно, его статьи были на фронте нарасхват, хотя по форме, по манере они были несколько однообразны. Я-то читал их там, на фронте, а Сарнов — в собрании сочинений. Но не знает угомону: "В официозных перечнях публицистов военного времени имя Эренбурга обычно поминается вслед за Шолоховым, Толстым, Леоновым, хотя для тех, кто не забыл 41-й год, он должен стоять первым". Я не забыл и ставлю его первым, но не единственным. Готов тебя, Беня, поставить вторым, если объяснишь, как могло случиться, что ты и на фронте не был, и вообще в армии не служил. А ведь вполне здоров — дожил до девяноста лет, и никогда даже очки не носил, до сих пор без палочки по редакциям бегаешь.
И прими же во внимание, если говорить, допустим, о Шолохове, что у него погибла под бомбёжкой мать, сам он попал в авиационную катастрофу, долго лечился — такие дела не способствуют творческой активности. Где ему, романисту, угнаться было за Эренбургом с его огромным газетным опытом! А по таланту, литературной значимости, весомости Илья Григорьевич, конечно, не в первом ряду русской литературы. Он и сам иронизировал: "Это было в пору, когда романы Эренбурга считались художественной литературой..."
Сарнов: "Он должен был изо дня в день учить науке ненависти". Да, но именно это делали и другие уж никак не с меньшим успехом. Толстой написал статью "Я призываю к ненависти", Шолохов — "Наука ненависти", Светлов — о том же:
Я не дам мою родину вывезти
За простор чужеземных морей.
Я стреляю. И нет справедливости
Справедливее пули моей!
"Эренбургу надо было мальчикам(?) и девочкам(?) внушать: убей немца!" Какие мальчики, какие девочки? Что за детский сад? На фронте были солдаты. И им уж никак не с меньшей силой внушал то же самое, скажем, Симонов:
Так убей же хоть одного,
Так убей же его скорей,
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!
Как ещё восславить Эренбурга? И Сарнов находит средство: "Эренбург, а не Сталин, нашёл слова для определения нравственных основ для противостояния нацизму..." А какие тут "нравственные основы" надо было определять? Всё было предельно ясно: на родину напал враг, бей его, как били наши предки! Это нынешние правители не смеют пальцем шевельнуть против мерзавцев и бандитов, грабящих страну, истребляющих народ. Им, кремлёвским куклам, всегда, во всех случаях — они же юристы, ЛГУ кончали, у Собчака учились — им необходима прежде всего "правовая база", "юридические основания", они без этого чихнуть не решаются.
Кстати, о предках. Допустим, С.Маршак в "Окнах ТАСС" писал:
Бьёмся мы здорово,
Рубим отчаянно —
Внуки Суворова,
Дети Чапаева!
А в статьях Эренбурга никакие Суворовы и Чапаевы никогда не появлялись — только Немезида, эринии и т.п.
Однако же всё по той же тропке семенит Сарнов: "Эренбург и в чисто политическом смысле оказался прозорливее Сталина..." Господи, какое ужасное историческое упущение! Да почему не он был верховным главнокомандующим и председателем Государственного комитета обороны!.. Уж вы там, Илья Григорьевич, не серчайте на старого недотыку, видно, крыша поехала. К тому же он такой чувствительный и нежный. Полистайте хотя бы его книжечку "Скучно не было". Там то и дело мельтешит: "Я просто рот разинул от удивления"... "Я обомлел"... "Я пришел в ужас"... "Это поразило меня до глубины души"... "Меня бросило в холодный пот"... "Всё мое существо сковал страх"... "Сердце ухнуло куда-то вниз"... "Губы у меня дрожали, голос прерывался, руки тряслись"... и т.д. Таким руками он и пишет, пишет, пишет... Вот у меня один его свежий томик — 830 страниц. Говорят, есть ещё два таких же и всё о том, как Сталин терзал писателей премиями, орденами, квартирами, дачами в Переделкино и т.п. А уж Илью-то Григорьевича, полжизни прожившего во Франции, просто замучил.
Тогда, в конце 48-го или в начале 49-го, Эренбург рассказывал нам, студентам, много интересного, но сейчас помню только его сетования на то, что улица Горького в ходе реконструкции становится ужасной, а в литературе утерян критерий художественности. Ах, Илья Григорьевич, как вам повезло, что вы не дожили до дней, когда увешивают орденами вплоть до ордена Ленина, премиями вплоть до имени Лермонтова, почётными званиями вплоть до почётного гражданина города хотя бы таких, как Андрей Дементьев, который тогда тоже слушал вас!
А к Новому году я сочинил капустник, сюжет которого составляли поиски утраченного критерия. Об этом капустнике и упоминается в шуточном дружеском новогоднем послании мне Инны Гофф, учившейся курсом старше:
Ненавижу типов грустных,
Меланхоликов — долой!
Пусть же здравствует капустник
И Перикл наш дорогой!
Перикл, извиняюсь, это я в глазах Инны. Где только мы не искали сей критерий! Учился тогда в институте румын Тиберий Утан. Ах, Тиберий? Так не ты ли похитил критерий? Славное было дело...
В последний вечер студенты читали стихи. Эренбург слушал внимательно. Винокуров, Лева Устинов... Кто ещё? Не помню. Устинова мэтр пожурил, а Винокуров ему понравился, и он написал напутственной слово к его подборке в журнале "Смена". С этого Женя и пошёл...
Вскоре после встреч с Эренбургом 28 января 1949 года в "Правде" появилась статья "Об одной антипатриотической группе театральной критики". Озаглавлена очень осторожно и осмотрительно: не о каких-то литераторах вообще, а о критиках, и не о критиках вообще, а лишь о театральных, и не о театральных вообще, а лишь о группе их, и, наконец, лишь об одной группе. И было названо семь конкретных имён. Среди них — русский Л.Малюгин и армянин Г.Бояджиев, остальные, к сожалению, евреи. Но, видимо, таково и было национальное соотношение среди театральных критиков. С этой статьи началась "борьба против космополитизма". Но тут только имена новые, а вообще-то это было продолжение давней борьбы против низкопоклонства разного рода либеральных кругов России перед Западом. Такую борьбу вели ещё и протопоп Аввакум против "латинщиков", предлагая царю сжечь их, и Ломоносов против немецкого засилья, и Пушкин, и Грибоедов ("Ах, Франция! Нет в мире лучше края", решили две княжны".), и Достоевский... Чего стоит один только его Смердяков, сожалеющий о том, что в 1812 году "умная нация не покорила глупую-с".
Пастернака, Гроссмана, Светлова, Гудзенко, Межирова, Самойлова, Слуцкого и многих других русских писателей, кинорежиссеров, артистов еврейского происхождения эта акция не задела, но по многим прошлась лихо, притом, частенько несправедливо и с избытком. Были разговоры, что на каком-то писательском собрании кто-то обрушился и на роман Эренбурга "Буря", кажется, и не один оратор. Потом раскритикованный вышел на трибуну, достал из кармана какую-то бумажку и прочитал что-то в таком духе: "Товарищ Эренбург, поздравляю с творческим успехом. Это сильнее, чем "Фауст" Гёте. Жму руку. Сталин". То была телеграмма. Ни один критик не шевельнулся, а самый нервный из них, говорили, упал в обморок. Вполне возможно, что такая история была. Сталин внимательно следил за литературой, он и Пелевина читал бы, как Медведев. Сохранились семь писем Эренбурга Сталину с 1934 года до февраля 1953-го, буквально за несколько дней до смерти адресата. Однажды вождь звонил писателю как раз по поводу "Бури" и вдохновил его на завершение романа.
Э.Радзинский тоже сейчас живописует ту пору: "Активы киноработников, писателей, музыкантов бесконечно(!) заседали — выявляли у себя "низкопоклонников". Кампания быстро переросла в полное безумие,— негодует Эдвард. — Во всех областях знания его историки должны были обнаружить приоритет русских учёных, украденный пройдохами-иностранцами. Изобретателем парового котла вместо Уатта оказался сибирский мастер Ползунов, электрическую лампочку изобрел не Эдисон, а Яблочков, радио открыл(!) Попов, а не Маркони, первый аэроплан испытали не братья Райт, но инженер Можайский, ну а всё остальное изобрел и открыл ещё Ломоносов".
Такому красноречию пройдохи-иностранцы могут позавидовать. Но даже они, думаю, знают, что радио не таилось где-то в глубинах земли или моря, и его предстояло не "открыть", как считает Э.Р., а изобрести, что и сделал Александр Попов. Ну, как спорить с человеком, который пишет о науке и технике, но не понимает разницу между "изобрести" и "открыть", как пишет о войне, но не сечёт — мы это видели у него раньше — и того, что пуля и патрон это не одно и то же, не знает, кто во время войны был наркомом обороны.
Но, вот, что интересно. Сейчас никакой борьбы против низкопоклонства перед Западом и против космополитизма нет, наоборот, могучие державные матрёшки как раз сами и низкопоклонничают, но загляните в интернет. Там и ныне можно прочитать: "3 марта 1876 года Павел Николаевич Яблочков получил французский патент на изобретенную им лампу, а через месяц продемонстрировал своё изобретение в Лондоне. Презентация лампы прошла "на ура!", и вскоре европейские газеты начали пестрить заголовками: "Изобретение Яблочкова — новая эра в технике", "Русское солнце", "Свет пришел с севера" и т.п. Специальный завод изготовляет восемь тысяч "свечей Яблочкова" в день. Они освещают знаменитые магазины, гостиницы, порт в Гавре, крытый ипподром в Париже, гирлянды фонарей висят в ночном небе на улице Оперы — зрелище невиданное, сказочное, "русский свет" у всех на устах. Им восхищается Чайковский, а Тургенев пишет из Парижа брату: "Наш соотечественник действительно изобрёл нечто новое в деле освещения". Но что Яблочков, Тургенев и Чайковский тому, кто сам Радзинский!
А ведь ныне в интернете и о других открытиях да изобретениях, названных Эдвардом, пишут в том же самом яблочном духе.
Но, разумеется, дело не стояло на месте, и после мощного толчка, который дал Павел Николаевич, оно быстро двинулось вперед: появилась лампочка накаливания Эдисона. Естественно, она была гораздо совершеннее. Но первый-то — наш Яблочков!.. Прожил он всего 47 лет, последние годы жил в Саратове тихо, бедствовал. Но не промышлял плагиатом, как 67-летний Радзинский, и не давил прохожих на шоссе, как 77-летний Радзинский.
Можно себе представить, как горько слышать Эдварду о том, что, ведь, во многом мы были первыми в мире, особенно в советское время. Например, не только радио, но также иконоскоп — передающую изображение телевизионную трубку, т.е. телевидение, изобрел русский человек Владимир Кузьмич Зворыкин. Правда, он сделал это в Америке, но ведь уехал туда уже вполне зрелым человеком и образование получил, сформировался как инженер — в России.
Мы первые в мире ликвидировали неграмотность в такой огромной стране; к 1937 году по многим экономическим показателям вышли на первое место в Европе, а в области социальных возможностей народа нам не было в мире равных: ни в одной стране народ не знал бесплатного образования, жилья, медицины... Каково узнать об этом бедному Эдику... В том же 1937-м советские лётчики Чкалов, Беляков и Байдуков первыми совершили перелёт через Северный полюс в Америку, вскоре его повторили Громов, Юмашев, Данилин; мы первыми дали достойный отпор фашизму, а потом и разгромили его... Эдик об этом не слышал — он в это время с мамой и папой сидел в Ташкенте, ел пудами кишмиш... В 1947 году мы первыми после войны отменили карточную систему; в 1953-м первыми создали водородную бомбу; в 1954-году — в Обнинске построили первую в мире атомную электростанцию; в 1957-м первыми в мире запустили искусственный спутник Земли, американские газеты тогда писали: "Нам запустить бы хоть апельсин!"; в 1959 году первые в мире спустили на воду атомное гражданское судно — ледокол "Ленин"... Это Радзинский помнит, он же просился на ледокол коком — не взяли, боялись, что утащит что-нибудь, как у дочери Деникина... В 1961-м мы, первые в мире, послали свой межпланетный аппарат на Луну; в том же году русский коммунист Гагарин первым в мире полетел в космос... Это Эдик тоже помнит: ведь лететь хотел он!.. Но ему сказали: нет, лучше сочиняй свои полубессмертные сочинения... В 1964-м мы впервые запустили в космос трехместный корабль... В 1966 году космическая станция с советским гербом впервые разнесла с Луны по всей Вселенной советскую песню — гимн коммунистов "Интернационал". Задачу клонирования советские учёные решили на десять лет раньше англичан с их овцой Долли. И уже тогда мы могли бы первыми в мире создать целое стадо Радзинских, но кому они нужны?
Советский народ совершал великие дела каждый год. Убывающий президент Медведев 26 апреля, подводя итог своему правлению, в интервью журналистам телевидения сказал: "За четыре года можно сделать не так уж много". А советский народ под руководством настоящих руководителей, в большинстве коммунистов, за 4 года и 3 месяца Первой пятилетки (1929-1932) развернул строительство около 1500 промышленных, транспортных и иных объектов, и построил гигантские сооружения: Турксиб, Днепрострой, металлургические заводы в Магнитогорске, Челябинске, Норильске, Новокузнецке, Липецке, тракторные — в Сталинграде, Харькове, в том же Челябинске... И в 1932 году Советский Союз отказался от ввоза тракторов из-за границы, а в 1934-м трактор "Универсал" Путиловского завода стали экспортировать.
Автомобильные заводы были построены в Москве (ЗИС), в Горьком (ГАЗ). Приведу только одну цифру: в 1928 году в стране было выпущено 800 автомашин, в 1932-м — 24 тысячи. Процент роста может вам подсчитать Аркаша Дворкович. Что ему еще делать?

Владимир Бушин... Начало сатьи