КАРТИНА выходит сложная и противоречивая. Основанное Лениным первое в мире социалистическое государство рабочих и крестьян погибло 22 года тому назад. Основанный Лениным III Коммунистический интернационал просуществовал 24 года. Сегодня международное рабочее и коммунистическое движение характеризуется крайней идейно-политической пестротой, особенно усилившейся после распада Советского Союза и поражения социализма в странах Восточной Европы. Усилия наладить новое интернациональное взаимодействие коммунистов не прекращаются, но о весомых результатах говорить пока еще рано. Несмотря не на что продолжает жить и действовать в новых тяжелейших условиях основанная Лениным партия. И это не только КПРФ, но и партии бывших союзных республик, объединенные в СКП–КПСС, а также менее крупные коммунистические партии и группы в России и других постсоветских государствах. Партия – центральное связующее, звено в этой триаде, и от того, как она будет действовать, зависит перспектива восстановления былого общественного влияния коммунистов.

Как же мы пришли к нынешнему положению? В чем же дело? А дело в том, что, например, буржуазным революционерам было во много раз легче, чем революционерам пролетарским. Буржуазные революции политически завершают и закрепляют уже состоявшуюся экономическую победу капитализма, вызревшего в недрах феодализма, и буржуазным революционерам оставалось только возвести надстройку над уже готовым базисом. А политическая победа пролетарской революции только лишь предваряет борьбу за экономическую победу социализма. Именно поэтому в ходе строительства как социалистического базиса, так и надстройки значительно более вероятны откаты и реставрации, казалось бы, уже «полностью и окончательно» преодоленных и изжитых экономических и политических порядков капитализма. Политик, игнорирующий такую возможность, – слабый политик. А Ленин был сильным политиком.

«Мы не знаем, победим ли мы завтра, или немного позже. (Я лично склонен думать, что завтра, – пишу это 6 октября 1917 года – и что можем опоздать с взятием власти, но и завтра все же есть завтра, а не сегодня.) Мы не знаем, как скоро после нашей победы придет революция на Западе. Мы не знаем, не будет ли еще временных периодов реакции и победы контрреволюции после нашей победы, – невозможного в этом ничего нет». Это цитата из ленинских материалов к выработке новой партийной программы.

История проектов обновления программы партии между февралем и октябрем 1917-го ныне фактически забыта, как и вообще история легального существования партии в тот период. Мы хорошо знаем историю подпольного периода, а уж о «правящем» периоде написаны целые учебники партстроительства. Однако ни в одном из них ничего не говорится о том, как российским коммунистам работать в условиях буржуазного легализма. Да, конечно, перипетии оппортунистического грехопадения европейских соцпартий эпохи II Интернационала нам тоже хорошо известны из учебников. Но кому же хочется приложить эту мерку к самому себе? Путь российской компартии пролег через 20 лет подполья, из которых последние 10 лет прошли в отчаянной борьбе с ликвидаторством. Затем четыре месяца полной легальности и еще четыре месяца полуподпольной работы. Далее 74 года в роли не просто правящей партии, но конституционно закрепленной руководящей и направляющей силы. И вновь сначала подполье и полуподполье, а потом завоеванная в трудной судебной борьбе легальность и парламентский статус. Впору писать историю нового этапа. Но прежде чем этим заняться, неплохо было бы обратиться к краткому восьмимесячному периоду существованию РСДРП(б) как легальной оппозиционной партии и извлечь из него определенные уроки.

ЛЮБАЯ политическая партия держится на трех китах: программе, организации и тактике. Несколько нарушая эту последовательность, обратимся сначала к организационным принципам. Мне представляется, что здесь путеводная нить дана Лениным в письме Александре Коллонтай от 16 марта 1917-го (по новому стилю). Прочтя в газетах первые телеграммы о революции в Петрограде и образовании правительства Гучкова – Милюкова – Керенского, он писал: «Величайшим несчастьем было бы, если бы обещали теперь кадеты легальную рабочую партию и если бы наши пошли на «единство» с Чхеидзе и К°!! Но этому не бывать. Во-первых, кадеты не дадут легальной рабочей партии никому, кроме гг. Потресовых и К°. Во-вторых, если дадут, мы создадим по-прежнему свою особую партию и обязательно соединим легальную работу с нелегальной. Ни за что снова по типу второго Интернационала! Ни за что с Каутским! Непременно более революционная программа и тактика».

На второй день революции Ленин из своего швейцарского далека явно переоценил могущество кадетов. Ничего они не могли ни дать, ни взять. Легализация социал-демократии зависела не от их милости, а прямо наоборот. Но главное здесь в другом. Выход из подполья в буржуазную легальность – критически важный и самый потенциально опасный момент для партии. Ведь встроенность в систему – это то, о чем писал Бернштейн, о чем мечтали ликвидаторы, чтО выхолащивало революционную сущность из социал-демократических партий II Интернационала и привело их к сделке с буржуазным режимом. Именно поэтому Ленин требовал сохранить подпольную компоненту партийной работы. Ибо не в респектабельной «системе», а в крайне агрессивной среде полицейских и судебных преследований, в атмосфере газетной клеветы и травли, в обстановке шпионства и провокаций предстояло жить и работать партии. Ей необходима, например, своя разведка и контрразведка, система выявления и обезвреживания «кротов» и провокаторов. Нужна и система защиты товарищей, и система закрытой конспиративной связи, и много чего еще нужно… Втиснуть все это в рамки официальной легальности – утопия. Насколько прав был Ленин в этом своем требовании, подтвердилось уже в июле, когда он сам был вновь загнан в подполье.

В ПРЕДЛОЖЕННЫХ Лениным программных установках также были важные особенности. Да, в связи со вступлением капитализма в империалистическую стадию и исходя текущей русской революции в проект программы были включены важнейшие новые положения. В первую очередь о том, что эра социалистической революции уже началась. И поэтому в программу были включены требования национализации банков и капиталистических монополий. Первый опыт Советов позволил выдвинуть требование о переходе от буржуазно-парламентарной демократической республики к пролетарски-крестьянской советской республике. Но наряду с этими новыми революционными требованиями, означавшими реальные шаги к социализму, Ленин, к великому удивлению Бухарина и других «левых коммунистов», полностью сохранил старую программу-минимум – программу борьбы за общедемократические права и свободы. В глазах Бухарина и его друзей Ленин уже тогда выглядел оппортунистом, едва ли не либералом. Пять месяцев спустя все эти претензии были официально ему предъявлены по случаю заключения Брестского мира. Мол, Советская власть становится формальной.

Нет, дорогие товарищи, отвечал Ленин, не хвалитесь, едучи на рать... Мы еще не победили. Возьмите программу-минимум в политической области. Она рассчитана на буржуазную республику. Мы добавляем, что не ограничиваем себя ее рамками, а боремся тотчас же за более высокого типа республику Советов. Но программу-минимум выкидывать никак нельзя, ибо республики Советов еще нет, а кроме того, не исключена возможность попыток реставрации, их надо сначала пережить и победить. То же самое в области экономической. Мы все согласны, что боязнь идти к социализму есть величайшая пошлость и измена делу пролетариата. Мы все согласны, что основными из первых шагов на этом пути должны быть такие меры, как национализация банков и синдикатов. Но, например, мелкие хозяйства с одним-двумя наемными рабочими мы сразу не сможем ни национализировать, ни даже взять под настоящий рабочий контроль. Пусть их роль будет ничтожна, пусть они будут связаны и по рукам и по ногам национализацией банков и трестов, все это так, но пока будут хоть маленькие уголки буржуазных отношений, к чему выкидывать вон программу-минимум?

В свете всего происшедшего семь десятилетий спустя эти старые теоретические споры не выглядят такими уж отвлеченными. Может быть, социализм в Советском Союзе от того и рухнул, что партийные вожди поторопились выкинуть вон программу-минимум? Да и сегодня есть множество теоретиков, считающих демократию и права человека старым буржуазным хламом, который следует выкинуть, а всех, кто о них заботится – либералами и оппортунистами. Опасное заблуждение.

И О ТАКТИКЕ. «На очередь дня переживаемой эпохи, – писал Ленин в своем проекте, – ставится всесторонняя непосредственная подготовка пролетариата к завоеванию политической власти для осуществления экономических и политических мероприятий, составляющих содержание социалистической революции».

Это актуально и сегодня. Особенно следует обратить внимание на слово «всесторонняя», чему были специфические причины. Легальная работа большевистской партии пришлась на уникальный исторический период – период двоевластия, сосуществования двух государств, двух диктатур – контрреволюционной диктатуры буржуазии в лице Временного правительства и диктатуры пролетариата и крестьянства в лице Советов рабочих и солдатских депутатов. Партия настаивала на том, что Советы – единственно возможная в данный момент форма государственного устройства, и активно боролась за обретение большинства в Советах, но при этом не пренебрегала и участием в «традиционных» буржуазно-демократических муниципальных и общегосударственных органах власти по нормам буржуазного парламентаризма.

Вот петербургские, то есть наиболее достоверные для революционного времени, результаты выборов по Петрограду 1917 года. (Все проводились по партийным спискам.) Большевистские списки получили тогда такую поддержку. Июнь. Районные думы Петрограда – 18% голосов. Петроградский Совет РСД – 14%. Август. Петроградская городская дума – 33,5%. Петроградский Совет РСД – 33%. Ноябрь. Учредительное собрание по Петрограду – 45%. Петроградский Совет РСД – около 90%.

Таким образом, получаются некие «ножницы» настроений. И их все более широкое раскрытие означало неизбежное нарастание революции и гражданской войны. Но кто это нарастание спровоцировал? Говорят, что это была вооруженная демонстрация 3–4 июля. Однако эти разговоры не подтверждаются цифрами. Ленин как руководитель легальной оппозиционной партии, вплоть до конца сентября (с перерывом в июле-августе) настаивал на мирном пути развития революции, то есть на мирном переходе власти в руки Советов. Переломным же моментом, после которого «ножницы» стали быстро раскрываться, явился корниловский мятеж. ДО корниловщины политические симпатии на заводах и в полках в общем и целом совпадает с настроениями всего буржуазно-чиновничьего и мещанского большинства населения столицы. Но ПОСЛЕ корниловщины заводы и полки резко «левеют», переходя к большевикам, в отличие от питерского обывателя, который тоже «левеет» но значительно медленнее и осторожнее, по принципу присоединения к более сильному. Налицо стремительный отрыв более революционных классов от более инертных слоев населения.

Действительность показывает нам, писал Ленин из последнего питерского подполья 17 октября в «Письме к товарищам», что большинство народа стало быстро переходить на сторону большевиков. Это доказали и выборы 20 августа в Питере, еще до корниловщины, когда процент большевистских голосов поднялся с 20% до 33% в городе без пригородов, и затем выборы в сентябре в районные думы Москвы, когда процент большевистских голосов поднялся с 11% до 49,3%. Это доказали и перевыборы Советов.

Если обстановка объективно развивается в направлении обострения, в направлении революции и гражданской войны, то партия, исповедующая марксизм, не вправе прятать голову в песок. Ибо пока революционеры прячутся, наружу беспрепятственно вылезают контрреволюционеры, которые ни о каких лимитах на революции и гражданские войны никогда не слыхали, а если бы услыхали, – ни за что не поверили.

В ЛЕНИНСКОМ проекте Программы содержится важный тезис о том, что подъем всемирного капитализма на ступень империализма означает, помимо всего прочего, «гигантское затруднение экономической и политической борьбы рабочего класса». Это тезис, в известной мере предсказывающий и объясняющий нынешний кризис рабочего движения. Здесь затруднение не только материальное, но и идейное. Не только подкуп, но и заражение ядом шовинизма, национал-социализмом. Характерно, что в последние полтора года перед февральской революцией Ленин все чаще использовал термин «социал-национализм». Фашизм – прямое порождение «социалистического» оппортунизма. Недаром же Муссолини был функционером итальянской соцпартии и даже редактором ее газеты. Разве итальянский фашизм и германский нацизм не означали такого «затруднения», в результате которого экономическая и политическая борьба части рабочего класса была переведена под знамена Муссолини и Гитлера?

Настаивая на зрелости предпосылок социалистической революции на Западе, отстаивая путь быстрейшего перерастания российской буржуазно-демократической революции в социалистическую, Ленин стремился ОПЕРЕДИТЬ «девятый вал» оппортунизма, обезоруживавший рабочий класс перед наступлением империалистической реакции, воспользоваться так сказать «историческим зазором». Вот уж, действительно, ситуация, когда промедление смерти подобно. Все, что писал Ленин о характере Первой мировой империалистической войны, особенно в 1916 – начале 1917 года, однозначно свидетельствует: Ленин предвидел атаку фашизма. И именно поэтому он так спешил, разрывая все каноны «официального» марксизма, культивируемые Плехановым, Каутским и множеством их более мелких единомышленников.

Буржуазные историки утверждают, что фашизм – это реакция на пролетарские революции в России и Европе. А выходит наоборот: пролетарская революция – это противоядие, прививка от неуклонно наступавшей на весь мир фашистской чумы. Великая Октябрьская социалистическая революция была превентивной мерой против фашизма. Без ее победы и победа над фашизмом была бы просто невозможна.

Поэтому провозглашенный Лениным в марте – апреле 1917 года курс на взятие власти пролетариатом был воспринят как меньшевиками, так и большинством большевиков как авантюра, как полный разрыв с «ортодоксальным марксизмом». Надо, мол, подождать. История еще не смолола муки, из которого будет испечен пирог российского социализма (Плеханов). Но можно ли было ждать, если не ждут события, когда грозит катастрофа, когда дорвавшаяся до власти русская буржуазия гонит Россию прямиком в пропасть?

В одной из своих последних статей («О нашей революции») Ленин писал, полемизируя с меньшевиком Сухановым, что в известной мере на Октябрьскую революцию большевиков толкнула «полная безвыходность положения». Но собственный политический опыт Ленина наглядно продемонстрировал, что безвыходных положений не бывает. Его пример и ныне питает в нас надежду на выход.

Александр ФРОЛОВ