– Ситуация была поганая, и было ясно, что, скорее всего, будут штурмовать. Было просто неясно, как; но то, что штурмовать все-таки будут, это было очевидно. Я считаю, что это правильно. Надо было штурмовать. Никак иначе. Я не видел перспектив переговоров никаких. Ситуация не улучшалась. Я бы сказал, что она, наоборот, только ухудшалась. И состояние здоровья ухудшалось, было уже тяжело, и у них уже больше психов пошло. Перспектив не было.
– Был ли показательный расстрел первых двух заложников перед штурмом?
– Конкретно расстрела не было, но были жертвы. Один забежал в здание непонятным образом и сказал, что ищет сына. Боевики приняли его за засланного агента спецслужб. Этого человека сначала избили в зале, потом вывели и, скорее всего, расстреляли в вестибюле. Это было в ночь перед штурмом, где-то, может, в час, у меня не было часов. Еще в ту же ночь у одного мужчины нервы не выдержали. Он дернулся, побежал на террористку, хотел ее стукнуть. Один из террористов, который стоял на сцене, выстрелил, но попал не в него, а в двух сидящих рядом одной пулей. Женщину он ранил насквозь и попал в глаз человеку, сидящему в следующем ряду. После этого они сказали, что его убьют по закону шариата, так как он подставил женщину. За то, что он спровоцировал эту ситуацию, они сначала хотели его убить прямо на сцене, а потом уже вывели его в вестибюль.
– А что за выстрелы и хлопки были перед началом штурма?
– Сначала пошел газ…
– У него был запах?
– Нет, запаха у него не было, но мне показалось, что у него был цвет – газ был немного желтоватый. А так он не ощущался. Газ пошел из ниши в район сцены и вниз. Кто-то крикнул: «Газ!» Боевики заподозрили неладное, задергались и сразу начали кричать Васильеву (Георгий Васильев, продюсер мюзикла «Норд-Ост»), чтобы он включил кондиционер. Васильев сказал, что вроде бы все включено, и тогда боевики пооткрывали двери, чтобы проветрить зал. Одновременно все мужчины-террористы выбежали в коридор. В зале остались только женщины. В вестибюле послышались выстрелы – видимо, они открыли беспорядочную стрельбу по улице. Да, именно стрельбу по улице. Там конкретная была стрельба, и взрыв был. Кто еще не заснул – залег в проходах под рядами кресел.
– А кто-то из заложников говорил, что боевики не разрешали ложиться, обещали бросать гранаты в те ряды…
– А кого это волнует, что они не разрешали? Это же эффект толпы. Они все убежали из зала, а кто там будет проверять? Когда все стали туда падать, боевики говорили: «Давай, давай, подымайся, подымайся». Но никто не стал подниматься.
– Штурм начался сразу после появления газа?
– Пошел газ, боевики выбежали, минут десять шла стрельба, вроде как только из здания, а потом начался штурм. Большинство к тому времени уже отключилось, наверное, я тоже отключился на пару минут, и потом, когда очнулся, в зале никто уже не бегал. Все засыпали. И тут меня вывели...
– Точное время не запомнили?
– У меня не было часов, но, может, в 5, в 5.15 или 5.20. Там день и ночь перепутались – очень сложно сказать, во сколько все произошло. Там все время свет горел один и тот же, звуков никаких не было, и я вообще время не понимал. Да и никто не понимал.
– Как выводили? Каковы были действия спецназа?
– Я лежал спиной к дверям между рядами в районе 12-го ряда. Меня подхватили под мышки сзади двое спецназовцев в черном камуфляже, видимо, из «Альфы», подняли и сказали: «Бежим». И все. Так мы втроем и побежали. Куда они побежали, туда и я. Так бежали, пока не выбежали на улицу. Там меня поставили к стене, руки и ноги приказали раздвинуть. Как потом выяснилось, думали, что я тоже подозреваемый, тоже участвовал. Я сказал: «Я свой, все нормально, я житель Латвии, вот паспорт в правом кармане, берите». Они сразу отобрали все документы. Кроме этого отняли деньги, права. Короче, все портмоне и паспорт. Их мне не вернули до сих пор. После этого меня оставили стоять у стенки. Минут пять-семь я так постоял. Пока я стоял, забегали потихоньку все новые и новые спецназовцы.
– Видел ли ты врачей? Выносили кого-либо при тебе, пока ты там стоял?
– Нет, никого не выносили. Я видел, что там спецслужбы, но ни женщин, ни вообще медиков не видел. Меня вывели первым вообще. После меня вывели артиста в зеленом комбинезоне. Марат его, по-моему, звали (Марат Абдрахимов, исполнитель одной из ролей в «Норд-Осте», он похож на кавказца, к тому же был в камуфляже, так как играл летчика в той самой сцене, во время которой произошел захват. – «Газета.Ru»). Потом еще мужика вывели.
– Почему тебя приняли за возможного террориста?
– Я еврей просто и три дня не брился. В принципе похож… Да, я считаю, что очень похож. Марат тоже похож. И мы тем более ближе всех к выходу находились – я специально стремился к этому месту. Мы планировали оттуда бежать.
– А как боевики вообще всех рассаживали?
– Территориально я находился в восьмом ряду напротив выхода, 4-5-е место в партере. Примерно в этом месте сидели все иностранцы и некоторые артисты. Нас всех, иностранцев, посадили туда с утра самого первого дня, потому что обещали выпустить. 60 человек пересадили в это место, и мы там два дня и просидели. Еще там было пять человек артистов, которые были в момент захвата заложников на сцене. Они играли сцену летчиков. И этих пятерых и главного исполнителя – Саню Григорьева (Андрей Богданов) – посадили вместе с нами. Григорьев сидел впереди меня на два ряда. Они все сидели среди иностранцев.
– А кто был на балконе?
– На балконе сидели все, кто более дешевые билеты купил, а еще туда загнали всех, кто был не на спектакле, кого собрали со всего здания. Там еще студия детская работала – репетиции шли, и их туда загнали на балкон, и детей в том числе, из других помещений. Всего там было человек 150. А основная масса была в партере. Там было много народу. Я просто видел, когда еще перед спектаклем приходил – по контрамаркам через администрацию прошло две группы как минимум человек 30 без всяких билетов. Учитывая, что были приставные стулья в самом начале, то… Зал был полон процентов на 85-90.
– Что происходило с вами дальше после того, как спецназ вывел вас из зала?
– Потом нас троих в какой-то дом рядом завели. Мы там тоже немного постояли. Затем нас отправили «на фильтрацию» – так сказали спецназовцы между собой. Мне руки связали ремнем. Марата не стали связывать, я сразу сказал, что он артист, он нормальный, ему вроде бы поверили и руки не стали связывать. А третьему надели наручники. Нас троих затолкали в джип.
– Как с тобой обращались наши спецслужбы?
– Нормально обращались, в стиле спецслужб московских. Как еще они могут обращаться? Меня привезли в школу – Дубровская, 16. Там штаб. Затем меня передали следователю Юго-Восточного округа, и он меня начал допрашивать. Я попросил воды – мне не дали. Я попросил позвонить в консульство – мне не разрешили. Но ремень с рук сняли. Вопросы были такие: я как раз в день спектакля приехал в Москву, и от моего приезда в Москву до того, кого как меня взяли спецслужбы, я должен был все рассказать. Три дня от и до – полностью. Постепенно, не торопясь. Через 20 минут допроса, когда стало ясно, что я нормальный, что я не террорист, уже стало полегче. И воду уже можно было попить, и разговаривать стали спокойней. Но где-то около трех часов я все-таки давал показания. Только потом мне разрешили позвонить в посольство, знакомым. После трехчасового допроса мне наконец дали талон на питание, и я смог поесть. Мне выписали справку об установлении личности, а документы так и не отдали.
– Что было дальше?
– Я позвонил в консульство, и там мне сказали, что за мной приедут. Затем позвонил своей знакомой и узнал, что с Кирой (сестра Александра, тоже попавшая в заложники, как и мать и отец) все в порядке и она с отцом, и что мама тоже в 13-й больнице, а по телевизору я успел услышать, что в 13-й все живые. В том классе, где меня допрашивали, там все время работал телевизор. Я был спокоен и уверен, что все в порядке. И только потом, когда сказали, что 67 человек погибли, я напрягся.
– Посольство помогает?
– Без посольства мы бы вообще не смогли бы ничего сделать. Нас бы везде просто посылали. Оно помогает сейчас нам документы восстановить, все делает, нас здесь разместили. Нам пока не вернули ничего. У меня потеряны вообще все вещи. Ни документов, ни мобильника, ни плеера – ничего нет, все забрали. Верхняя одежда висит в гардеробе – есть номерки. Она там висит до сих пор, мы приезжали смотрели. Забрать ее не дают. А вещи все из зала, сказали, ФСБ забрала и увезла куда-то. Может, когда-нибудь вернут. По крайней мере, мы сейчас составили описание вещей и заявляем ноту от Латвии, даем список, чтобы вернули все вещи. Будем действовать через международные каналы, так как это будет проще.
– Как ты оцениваешь действия спецслужб при штурме?
– Я считаю, что нам просто повезло. Кто-то, может быть, выдвинул очень хороших людей. Я вообще не понимаю, почему никто ничего не успел взорвать. Это удивительно, потому что я насчитывал, что если 10-15 процентов народу спасется, то это будет уже хорошо. Я не думал, что спасенных будет больше. По поводу газа могу сказать, что это оригинально, но я так говорю только потому, что все мои родственники остались живы. Я не знаю, какие у меня будут последствия со здоровьем, но они, вероятно, будут. Мы уже прошли независимый медосмотр, но пока неизвестны его результаты. Будем еще отдельно разбираться. Тут нельзя сказать однозначно. У меня до сих пор на языке язва от газа.
– То есть у террористов было время взорвать здание? Почему они, почувствовав газ, не привели в действие взрывчатку?
– Они же не знали, что это за газ. Может, они думали, что это дым. Они не знали, что за тип газа и для чего. Поэтому и не взорвали. Я думаю, что они не ожидали, что такой будет эффект. Просто до этого был случай, когда отобрали все мобильники, все плееры и вообще все электронные предметы – это было на второй день, когда у боевиков зарядки в своих мобильных кончились. Там у кого-то был газовый балончик, и один из террористов его «пшикнул» в зале. Люди стали чихать. То есть такая практика уже у нас была. Мы тогда закрылись от газа, получается, что потренировались. И, может, в первые минуты штурма они опять подумали, что случайность какая-то.
29 ОКТЯБРЯ 13:24
