Я ВСЕ ВРЕМЯ считал, что проблемы в Боснии должны решить три государствообразующих народа. Я считал, что решение может быть только формулой, которая одинаково и равноправно защитит интересы всех трех народов. Дейтон, кстати, и привел к успеху на базе этой формулы.

Обвинительное заключение является крайне злонамеренным и антисербским еще и потому, что заключение мира произошло по формуле равноправия, по форме равного соблюдения интересов всех трех народов, а не на базе геноцида. Если бы последнее было точным, это означало бы, что Республика Сербская создана на базе геноцида. А правда состоит лишь в одном. В ходе гражданской войны в Боснии жестокости и страдания имели место для всех трех сторон, а вина преимущественно лежит на тех, кто осуществил насильственное отделение и начал насилие,— на стратегах этого насилия,— находившихся вне Югославии.

Кстати, Туджман говорил мне в Женеве в присутствии Оуэна и Столтенберга, что никогда не были отмечены такие зверства, как те, которые были совершены мусульманами в отношении хорватов в центральной Боснии во время их конфликтов. Оуэн и Столтенберг поддержали стремление к тому, чтобы все три стороны в Боснии сели за стол переговоров: Изетбегович, Караджич, Бобан. Это и сделало возможным начало переговоров по существу между непосредственными участниками конфликта. Лично меня Туджман никогда не упрекал за вмешательство Сербии в войну в Хорватии. Сербия и Хорватия не были в состоянии войны. Мы находились в Женеве для того, чтобы помочь трем сторонам в Боснии достичь мира, а также подтвердить наше стремление к миру и вклад в первые проявления отношений между Краиной и Загребом, включая открытие автомагистрали и многие другие контакты, установление которых началось.

Туджман также знал о моей позиции в отношении предложения мусульманской стороны, которое мне от их имени передал прибывший в Белград Адил Зулфикарпашич, спонсор и наставник Изетбеговича, бизнесмен из Цюриха. Предложение состояло в том, чтобы сербы и мусульмане в Боснии и Герцеговине объединились против хорватов. Указывалось, что хорватов в Боснии и Герцеговине не насчитывалось и 14% и им нечего решать по Боснии и Герцеговине. Мой ответ гласил, что два народа никоим образом не должны объединяться против третьего, что для отношений на Балканах имеют огромное значение отношения между сербами и хорватами и что эти отношения я могу видеть в будущем только как отношения сотрудничества и дружбы.

Мате Гранич, министр иностранных дел, также знает об этом не от меня, а от Туджмана, и я уверен, что он бы мог сказать об этом публично, если ему разрешит его новый президент и известный ликвидатор Югославии Стипе Месич.

Далее, и то, что вы сказали о Дубровнике, является самой обычной бессмыслицей, несмотря на помпезный показ здесь снимков. Тогда, когда это происходило, мы были как раз в Гааге, Туджман и я, на встрече с Каррингтоном. Я тогда публично заявил: Дубровник — это хорватский город, обстрел Дубровника является идиотским преступлением. Сербия никакой связи с этим не имела и не могла иметь. Это так далеко от Сербии, и она никак не связана с обстрелом Дубровника.

А что касается плана Вэнса — Оуэна, то его при моем содействии и содействии греческого премьера Константина Мицотакиса Караджич подписал в Афинах на конференции 1 мая 1993 года. Это продолжалось два дня. Затем на Скупщину Республики Сербской в Пале отправились совместно Мицотакис, бывший тогда президентом СРЮ Чосич и я. Думаю, что крайне злонамеренно, пристрастно, я бы сказал, и непрофессионально процитировать из моей речи (а я выступал дважды и в обеих речах сделал все, чтобы этот план был принят) выхваченный фрагмент мысли о том, что сербы достигли цели, и на этом остановиться. А я сказал, что цель, в которой мы их поддерживаем,— это быть свободными и равноправными там, где они живут, что данным планом это достигается и что этот план следует подписать, имея в виду, что он делает возможным свободу и равноправие на пространстве Боснии и Герцеговины. Было высказано и много других аргументов.

Итак, говорилось, что этим планом достигается, чтобы они были свободными и равноправными там, где они живут, и что мы не поддерживаем осуществление чьих-либо болезненных амбиций. Когда они отвергли план, мы осуществили нажим, ввели меру, болезненную и для нас, и для народа, который мы, в отличие от руководства, поддерживали, а именно — ввели блокаду Дрины.

Здесь мы слышали рассказы о том, что это и не было никакой блокадой. Но это также очевидная ложь. Мы согласились с присутствием международных наблюдателей на Дрине, большой миссии, которую возглавлял шведский генерал Бо Пелнас. Не существует ни одного отчета, который он направил в ООН или с которым он ознакомил югославское правительство или правительство Сербии, в котором можно было бы найти подтверждение высказанного здесь столь произвольного утверждения о том, что вовсе и не было никакой блокады. Ведь, таким образом, это была какая-то ее форма. Что бы вы ожидали большего от нас, чем то, что мы даже согласились с присут-ствием наблюдателей?

И тогда, конечно, оппозиция из Сербии помчалась в Пале оказать поддержку, совместно с руководством Республики Сербской зажарить быка на вертеле и высказать самую черную критику в мой адрес и самую большую поддержку им за отклонение мирного плана Вэнса — Оуэна.

И именно наученный этим опытом, когда после огромных усилий в Афинах было подписано соглашение, а потом в Пале оно было аннулировано, я (когда перед Дейтоном представился новый шанс) настаивал на решении, которое устранит возможность нового срыва мирного плана, и требовал подписать решение о том, что делегацию представляют три представителя Югославии и три представителя Республики Сербской. Из Югославии это были два президента республик (президент Черногории Балатович и я) и министр иностранных дел Югославии. Из Республики Сербской также было три представителя, но было записано, что если возникнет разделение голосов в этой делегации, то я решаю, т.е. решает глава делегации. Это соглашение подписали все, подписал его и патриарх Сербской православной церкви Павле.

Этим я принял на себя всю критику за все недостатки, которые позднее будут высказываться в адрес Дейтонского соглашения со стороны руководства Республики Сербской, так как я видел, что они опасаются заключить мир из-за различных обещаний, которые давали, руководствуясь своими амбициями. Я сказал, что я беру вину на себя за все, что им не нравится, лишь бы был мир.

И сегодня я думаю, что Дейтонское соглашение, Дейтонско-Парижский мир является хорошим и его следовало бы соблюдать, а не совершать над ним насилие, как это сейчас делает оккупационный управляющий (опять австриец!) во вред всем трем народам, а больше всего и прежде всего в ущерб сербам и частично — хорватам.

В этом контексте абсолютно неуместно здесь цитировать идеи Биляны Плавшич, особенно по поводу того, что делала Сербия, и моей роли. Тем более не приписывать нашей стороне того, в отношении чего мы придерживались прямо противоположной позиции. И именно об этих ее идеях, которые вы цитировали, как раз в Афинах в период обсуждения плана Вэнса — Оуэна в ходе телевизионного интервью, которое публично широко показывалось, директор телевидения меня спросил: как я прокомментирую эти идеи, ибо они действительно неприемлемы для любого цивилизованного человека? Я сказал, что носителям таких идей место в сумасшедшем доме. Она со мной годами не разговаривала, а вы мне приписываете ее идеи. Это бессмыслица. И об этом в Сербии знает каждый.

Я спрашиваю, как вообще какой-либо серьезный человек может основывать какие-либо обвинения, тем более такие тяжелые, на чьем-то заявлении, что он находится в хороших отношениях со мной и что я сказал то-то и то-то. Это несерьезно. Это в нашем народе называют “ходят слухи”. Такое несерьезно использовать в официальном выступлении. Никто не уполномочен излагать от моего имени свои взгляды. Свои взгляды я излагаю сам и открыто. Бесконечен ряд бессмыслиц и лжи, которые мы здесь слышали. А то, что касается Боснии и Герцеговины,— чистая ложь, ибо я занимался там миром, а не войной.

Сербия все время проводила политику мира. Мы заботились о том, чтобы спасти как можно больше жизней и сербов, и хорватов, и мусульман. И ваши, господа хорошие! Сколько сотен ваших заложников я спас из Боснии, сколько летчиков?! Сколько раз Ширак просил помочь ему в их розыске. Сколько раз благодарил, когда нам удавалось их найти и вернуть живыми и здоровыми. Я уж не говорю о многих других усилиях, которые были плодотворными не только в отношении мира, но как раз и в отношении спасения человеческих жизней.

Что касается Сребреницы, я о ней услышал от Карла Бильдта. Даже Караджич, которому я сразу после этого позвонил, чтобы спросить, что там произошло, клялся, что ничего не знал об этом. Что, напротив, он приказал защищать западную часть, которая оказалась под угрозой. Так ли это или нет, я в это вообще не вдаюсь, но то, что я говорю,— это факт. А он и Краишник твердо убеждали меня, что в Республике Сербской нет никаких лагерей, что существуют лишь центры для военнопленных, в которых они находятся короткое время, ибо их обменивают по принципу “всех на всех” по мере того, как они скапливаются у обеих сторон.

А непосредственно после Сребреницы или где-то сразу после тех дней я спас от уничтожения целую мусульманскую бригаду, 840 человек. Они послали гонца с просьбой спасти их жизни. Я дал разрешение на то, чтобы они переплыли Дрину, и тем самым спаслись от полного уничтожения. Они были размещены в кемпинге полиции на Таре. Там у них побывал весь дипломатический корпус. А потом по линии Красного Креста их направили в Венгрию. Я не был согласен с тем, чтобы передать их той или иной стороне в Боснии. Я сказал: они находятся под моей защитой, пришли на мою территорию. Мы не являемся воюющей стороной, мы их не отдадим никому, ни вам, чтобы вы их обменивали, ни Изетбеговичу, чтобы он вновь направил их в армию, так как у меня нет доказательств, что они находятся в армии добровольно. Пусть они по линии Красного Креста отправляются в Венгрию, в нейтральную страну, а там каждый сам решит, поедет ли он к родственникам в Америку, Австралию или вернется в армию в Боснии.

Сербия не была воюющей стороной ни в Боснии, ни в Хорватии. Это, кстати, и дало нам возможность помочь мирному процессу, остановить братоубийственную войну между братьями, действительно спятившими с ума и рассорившимися. Все, что мы здесь слышали, извращено и является абсурдным. Полуистины хуже лжи. Я скажу вам в связи с вашими утверждениями — наша полиция была в Восточной Славонии, она была там, но в то время существовал мир. И так было даже до конца, ибо вопрос Восточной Славонии был решен соглашением между сербскими властями в Восточной Славонии и хорватским правительством. Но полицейские находились по ту сторону границы исключительно ради помощи в полицейских делах, так как из-за всех этих конфликтов и состояния войны, которое там перед этим существовало, было много криминала, и надо было оказать помощь в его ликвидации. И они были там, чтобы помочь в этом деле, а также для пресечения контрабанды в Югославию, поиска преступников из Сербии, которым легче всего было бежать через Дунай. Постыдно, что этими вещами злоупотребляют.

Да, у нас по моему приказу было полицейское подразделение на территории Республики Сербской, на железнодорожной станции Штрице. Я направил его туда после случившегося преступления, когда какая-то преступная группа остановила поезд на линии Белград — Бар. Только девять километров дороги Белград — Бар проходит по территории Боснии и Герцеговины, но это магистральная и самая важная дорога в Югославии. На станции Штрице поезд вообще не останавливается, ибо она используется только в случае какой-либо чрезвычайной необходимости. Поезд был остановлен, с него было снято 17 мусульман из Приеполье, которые и были там убиты. Сначала мы не знали, ни кто это, ни где они находятся. И это было сделано намеренно, поэтому я и потребовал проведения расследования в Боснии и Герцеговине, в Республике Сербской. В конце концов, поскольку ничего не было сделано, я направил туда наших полицейских, чтобы разыскать подозреваемых. Некоторые были арестованы, препровождены в тюрьму в Белград. Позднее суд освободил их, так как невозможно было найти доказательства. Это был их ответ на наше самое большое возмущение. Чтобы это не повторилось, я направил туда, хотя это не наша территория, одно подразделение для охраны этой станции, чтобы снова кто-нибудь не остановил поезд, чтобы снова кто-нибудь не зарезал кого-нибудь. Я сказал Оуэну и Столтенбергу, что у нас есть подразделение по ту сторону границы, сразу же за ней, на территории Республики Сербской, так как я не доверял им, что они будут охранять эту станцию. Ну и что?

Я знаю, что все это было способом переместить пожар конфликта между сербами и мусульманами в Сербию, перебросить его в Сербию. Я в тот же день отправился в Прие-поле, ибо эти люди, жертвы, были из Прие-поле. Приеполе — это небольшой город в Сербии. 50% населения составляют сербы, 50% — мусульмане. Живут в согласии. И никаких изгнаний и выселений не было за все эти десять лет. Во время войны в Хорватии ни один хорват не был изгнан из Сербии. Во время войны в Боснии — ни один мусульманин. Напротив, как я сказал здесь, 50 тысяч официально зарегистрированных мусульманских беженцев прибыли, чтобы укрыться в Сербии. А вы здесь утверждаете прямо противоположное и говорите неправду.

Недостойно комментировать разные инсинуации, которые являются крайне низкими. Вы начали здесь при открытии с показа моей фотографии в Косово Поле, объясняя, что я воспользовался приобретенной популярностью, чтобы позднее добиться поста главы партии. Но на вашем снимке написано, что это было в апреле 1987 года, а я главой партии стал за год до этого, в мае 1986 года. И что самое плохое и печальное — это написано в ваших же данных, где вы излагаете мою биографию. Так вы даже эти данные внимательно не прочитали..

И все это в действительности показывает, что обвинение является ложным, что обвинители хватаются за соломинку, что у них нет ничего, кроме некоей, я бы сказал, дилетантской психоаналитической констатации, с помощью которой меня хотят изобразить как кого-то, кто гипнотизирует людей, заставляет их идти и совершать преступления. Вы рисуете какие-то организационные схемы, которые сами выдумали. Это переходит границы низкопробной литературы. И именно из-за такой пустоты обвинения вы дополнительно придумали эти два абсурдных обвинительных заключения по Боснии и Хорватии, не имеющие никаких основ, чтобы все это запрятать и как-нибудь упаковать в какие-то новые и бог весть какие измышления и лживые утверждения.

А мы, естественно, помогали своему народу в Боснии и Хорватии. И были бы последними негодяями, если бы не делали этого, когда народу было тяжело. Мы ему честно помогали выжить и быть равноправным и свободным, а не что-то у кого бы то ни было отбирать. И для вас абсолютно нормально, что немцы помогают Хорватии, что американцы проводят “Бурю” и этническую чистку сербов, для вас абсолютно нормально, что мусульманам помогают саудовские арабы и моджахеды, в том числе и те, которые отрезали головы и на снимках на газетных страницах держали в руках по две отрезанные сербские головы. Для вас только нелогично, чтобы сербы помогли сербам. Имеет ли это вообще какое-нибудь логичное, я уж не говорю, какое-либо моральное объяснение? Причем ни в Хорватии, ни в Боснии сербы не начали войну, над ними было совершено насилие.

Я прочитаю вам лишь несколько цитат выдающихся мировых интеллектуалов, имена которых знает всякий образованный человек на планете. Эдмон Пари, Франция, 1961 г.: “Изучением общего преступного списка подсчитано, что правительство Павелича — Артуковича (фашистское.— Прим. ред.) сумело истребить приблизительно 750.000 православных сербов, депортировать или изгнать 300.000. Убито также 60.000 евреев, 26.000 цыган. В католическую веру было насильно обращено около 240.000 православных сербов”.

Чарльз Краутхамер, США, август 1995 г.: “На этой неделе, в ходе “блицкрига”, который продолжался всего четыре дня, хорватская армия этнически очистила Краину от 150.000 сербов и заставила их для спасения жизни бежать в Боснию и Сербию. Почему нет обеспокоенности из-за падения Краины, области, в которой сербы поселились 500 лет назад, гораздо раньше, чем мы поселились в Северной Америке? Да, точно, что они создали мятежное государство в Хорватии. Точно, что, когда Хорватия в 1991 г. отделилась от Югославии, они активизировали войну за независимость в рамках Хорватии. Но они вступили в войну по оправданной причине — они не хотели жить под властью людей, которые не столь давно убивали их родителей. Хорватское государство, против которого они поднялись, со времени своего основания в 1991 году заимствовало почти в неизменном виде символы — герб, валюту и другие знаки первого хорватского государства, пресловутого нацистского, марионеточного государства периода второй мировой войны, геноцидного государства, по нюрнбергским оценкам, с концентрационными лагерями и чудовщными масштабами этнических чисток и убийств сотен тысяч сербов”.

Прерву цитирование Чарльза Краутхамера. На православное Рождество в те военные годы в лагере Ясеновац усташеские нацисты соревновались в том, кто в течение дня убьет больше сербов. И победил один из них, который сумел за один этот день зарезать тысячу триста сербов. И это исторический факт.

Продолжаю цитату: “Кстати, нынешняя Босния была частью этого нацистского государства, что объясняет, почему боснийские сербы также требовали независимость. Сербы из Краины имеют все основания бояться вновь попасть под хорватскую власть. На этой неделе их страх возродился. Хорваты обстреляли сербские села, прежде чем армия перешла в нападение, чтобы таким образом заставить население бежать. Так информируют ООН наблюдатели в Хорватии. В них стреляли без разбора. Где сейчас протесты?”

Вот что говорит Карло Фалькони, Италия: “Усташи, несомненно, превзошли даже немцев в своем антирелигиозном расизме. Когда они ударили по сербам, это было ударом не только по противнику, но и по тому, кто предал настоящую веру. Только в Хорватии имело место истребление полумиллиона человек больше из-за их веры, чем из-за их расы. Только в Хорватии людей насильно крестили из православной в католическую веру. В истории не существует прецедента такой степени насилия, как примененное в этих операциях. Все это действительно не идет на пользу молчанию Папы Пия XII”.

Вот что пишет Райко Долечек, Чехия, 1993 г.: “Но все же вершиной концентрационных лагерей усташеской Хорватии был комплекс лагерей в районе Ясеновца. Во время войны здесь было перебито, как обычно указывается, около 700 тысяч человек. В большинстве случаев их резали, разбивали головы особыми саблями и расстреливали. Существует обширная подборка текстов немецких, итальянских солдат и офицеров, которые описывают названные здесь страшные деяния, в отношении которых они и сами ужасались. Но все же и их властители делали возможным это сумасшедшее убийство. Подсчеты числа мертвых различны. Обычно отмечается, что холокост в Хорватии стоил жизни 800 тысячам сербов. По мнению многих, это заниженная цифра. Только с апреля 1941 года до августа 1942 года, по итальянским данным, было убито 356.000 православных”.

Жак Мелино, Франция, 1993 г.: “Согласно данным, которые приводит Эдмон Пари, около 200.000 человек было убито в Ясеновце в 1941 и 1942 гг. Только в 1942 году в Ясеновце было 24.000 детей, из которых 12.000 было убито. Большое количество еврейских детей сжигали живыми в печах бывшего кирпичного завода, превращенного в крематорий. А известно, каким было соучастие католической церкви в этом геноциде? Высокие католические иерархи в Хорватии устанавливали тесное сотрудничество с усташескими властями во главе с загребским архиепископом Степинцем, приветствовавшим создание этого нового государства и давшим свое благословение Анте Павеличу. Это остается в коллективной памяти сербов”.

(Окончание следует).

www.gazeta-pravda.ru