К 40-летию берлинской "стены"

Автор этого материала:
д-р Ханс МОДОРОВ - депутат Европейского парламента,
почетный председатель Партии демократического социализма (ФРГ).

Очень немногие события в немецкой и мировой истории после Второй мировой войны вызвали такое возбуждение и страсти, обсуждаются столь эмоционально, как построенное 40 лет назад, а 12 лет назад снесенное сооружение, которое называли по-разному: "антифашистским защитным валом", "стеной смерти и позора", а чаще всего просто "стеной". Названий и трактовок были немало, пожалуй, только в одном сходятся все: стена была символом немецкого и европейского раскола. Она разделяла не только Восточный и Западный Берлин, два германских государства, две общественные системы и противоположные военные пакты; она отделяла друг от друга родственников и друзей, за 28 лет у стены погибли сотни людей, пытавшихся ее пересечь без разрешения государства или ее защищавших по заданию того же государства. Нельзя оправдать ни одну из этих смертей, все погибшие заслуживают скорби, а их близкие -- искреннего сочувствия. Человеческая жизнь уникальна, потерянная жизнь ничем не восполнима. Глубокие и болезненные раны заживают трудно, иногда вообще никогда.

Если люди в Германии, в ее восточной и западной частях, едины в трауре no жертвам немецкого раскола, то историки и политики явно расходятся в оценке причин возникновения и политических последствий стены. Эти различия во взглядах тем более заметны в эти дни, спор становится еще более эмоциональным, чем в прошлые годы, и это, как всем известно, связано не только с исполняющимся 13 августа 40-летием взятия под охрану и укрепления государственной границы ГДР с ФРГ и Западным Берлином. Давно снесенная стена вернулась в современность, а вместе с ней, кажется, и "холодная война". Стена стала 40 лет спустя после ее возведения центральной темой предвыборной борьбы.

На предстоящие осенью этого года выборах в федеральной столице Берлине Партию демократического социализма (ПДС) хотят опять "разжаловать" в партию -- наследницу СЕПГ. Ценой ее приема в круг "демократических партий" делается согласие с таким представлением об истории, которое имеет мало общего с реальными историческими процессами, но зато полно их вульгарных искажений. Ей предлагают согласиться с предельно упрощенной и далекой от реальности трактовкой стены.

В интерпретации предвыборных стратегов ХДС и, к сожалению, других конкурирующих с ПДС партий стена была исключительно продуктом "бесчеловечной политики" и "субъективного решения режима СЕПГ", который укрепил т.н. внутригерманскую границу и построил стену в интересах сохранения своей власти. Конкретные исторические связи, разнообразные факторы, приведшие к расколу Германии, границе и, в конечном счете, к 13 августа 1961 года, выносятся за скобки или просто игнорируются. Как недавно написала одна крупная левам газета, стену превратили в "частное удовольствие Ульбрихта", беспричинный и бесчеловечный акт произвола ГДР, попиравший права человека, с помощью одних и тех же фото- и киносюжетов о трагические событиях и жертвах на государственной границе -- такой образ преподносится общественности большинством средств массовой информации.

Если трезво оценивать обстоятельства 1960--1961 годов, игнорируемые или, по крайней мере, недостаточно учитываемые в нынешнем пропагандистском хоре, становится очевидным, что укрепление госграницы ГДР было не следствием произвольного решения ГДР, а результатом послевоенного развития в Европе и мире, на которое Восточная Германия и, позднее, ГДР имели весьма ограниченное влияние. Тот, кто умышленно или неосознанно игнорирует этот факт, заблуждается или вводит в заблуждение. Стена была, прежде всего, продуктом двойного раскола.

Во-первых, стена была следствием европейского раскола, развития конфликта между Востоком и Западом после 1945 года, "холодной войны" и блоковой конфронтации.

После окончания Второй мировой войны, разгрома гитлеровского фашизма и его безоговорочной капитуляции надежды людей были обращены в мирное будущее. Призрак войны должен был навсегда исчезнуть с европейского континента. Но, как известно, все сложилось иначе. Антигитлеровская коалиция оказалась временным союзом. После победы над общим врагом она развалилась. Противоположные идеологические, экономические и политические интересы США, Великобритании и Франции, с одной стороны, и Советского Союза, с другой, снова вышли на первый план. Под вопросом оказалось разграничение сфер интересов, осуществленное во время войны и сразу после нее на конференциях в Ялте и Потсдаме. Советский Союз изо всех сил стремился стабилизировать свою сферу интересов, распространившуюся на Восточную и Центральную Европу, путем социально-экономических и политических преобразований. США подчинили себе Западную Европу и вместе со своими союзниками проводили политику "отбрасывания" Советов. После краткой паузы на смену горячей войне пришла война холодная.

Нет нужды останавливаться на всех ее оттенках -- возникновении двух враждебных военных блоков, в 1949 году - НАТО и в 1955 -- Варшавского договора, гонке обычных и ядерных вооружений, "равновесии страха", экономическом эмбарго и санкциях Запада в отношении Востока, безудержной взаимной дезинформации и пропаганде, шпионаже и диверсиях. Нельзя отрицать одно: главная линия фронта в "холодной войне" проходила через Германию и Берлин. Стена стала продуктом такого фронтового положения в Европе.

Столь же трудно оспорить и другое: противоположные позиции великих держав в их политике в отношении Германии были, с одной стороны, существенным конфликтным потенциалом в "холодной войне", в то время как борьба на ее "фронтах" формировала развитие в обеих частях Германии и их взаимоотношения.

Во-вторых, стена была результатом государственного раскола Германии.

После разгрома гитлеровского рейха и под решающим влиянием оккупационных держав Восточная и Западная Германия стали развиваться в диаметрально противоположных направлениях социально-экономического и политического развития, что привело, наконец, к возникновению двух немецких государств, принадлежавших к разным военным альянсам.

Колючая проволока появилась на границе ГДР с ФРГ и Западным Берлином в ночь с 12 на 13 августа 1961 года, но возведение стены началось задолго до этого:

Потсдамское соглашение и другие решения антигитлеровской коалиции, прежде всего по лишению власти монополий, наказанию военных преступников и удалению национал-социалистов с ключевых постов общественной жизни, из госаппарата и органов юстиции, выполнялись в Восточной и Западной Германии по-разному.

Уже в декабре 1946 года американская и британская оккупационные зоны объединились в т.н. "бизонию", расширенную с присоединением французской зоны в 1948 году до "тризонии".

21 июня 1948 года три западные зоны ввели в оборот сепаратную валюта, распространив ее и на западные сектора Берлина, что нанесло восточной зоне тяжелый экономический ущерб; Советский Союз ответил на это блокадой Западного Берлина; единое до того момента немецкое экономическое пространство было окончательно разрушено.

На основа принятой еще в 23 мая 1949 года конституции была учреждена Федеративная республика Германия; 7 октября того же года последовало провозглашение ГДР.

Теперь на немецкой земле существовали два независимых друг от друга государства, принципиально разные по происхождению своих руководящих кадров, социально-экономической структуре, внутренней и внешней политике. Фундамент для обустройства государственных границ был заложен.

Оно решающим образом ускорилось шесть лет спустя... в результате вступления ФРГ в НАТО и ГДР в Варшавский договор. Запад и здесь оказался первым. Образование Варшавского договора с привлечением ГДР стало задолго до этого объявленным ответом на готовившийся прием ФРГ в западный военный союз, ровно через неделю после этого рокового шага.

К предыстории стены относится и то обстоятельство, что со стороны Советского Союза и ГДР постоянно делались предложения по предотвращению государственного раскола, снижению напряженности в сердце Европы. Даже если бы всe они были пропагандистскими акциями (что было не так), они все же давали шанс лучше понять друг друга и, возможно, сблизиться через диалог и переговоры. В Бонне всe эти предложения наталкивались на стену отторжения. Эта "стена" появилась раньше бетонной. Буквально накануне строительства стены федеральный канцлер Конрад Аденауэр заявил: "О переговорах с зоной речь не идет". Эта категорическая позиция была ответом ФРГ на принятый Народной палатой в июле 1961 года "немецкий мирный план", в котором предлагались меры по сотрудничеству двух германских государств в разных областях, в частности облегчение поездок граждан и взаимное признание самостоятельной государственности до момента объединения.

Отклонение переговоров с "зоной" -- таков был определяющий элемент германской политики ФРГ, рассчитанной на присоединение ГДР и восстановление германского рейха в границах 1937 года. Вместо того чтобы стремиться к сближению через диалог и переговоры, как это позднее делало правительство Брандта, кабинет Аденауэра настаивал на своей претензии на единоличное представительство и доктрине Хальштейна, не оставляя попыток экономически ослабить ГДР, подорвать там политическую стабильность и наконец-то ее "освободить".

Особая роль отводилась находившемуся в центре ГДР Западному Берлину с его неконтролируемой границей, искусственно поднятым выше среднего западногерманского уровнем жизни, бесчисленными пунктами обмена денег. Там находились более 80 центров спецслужб, оттуда в глубь ГДР вещали радиостанции, а затем и телевидение. Напоминание об этом -- не рецидив "холодной войны", а требование поиска истины. Ведущие политики ФРГ и Западного Берлина не делали тогда из этого никакого секрета: Аденауэр рассматривал Западный Берлин как "форпост в борьбе против коммунизма", Эрнст Ройтер, в то время бургомистр западной части города, называл Западный Берлин "фронтовым городом "холодной войны" и "самой дешевой атомной бомбой". Даже Вилли Брандт считал, что Западный Берлин должен "как только возможно затруднять и замедлять консолидацию" в ГДР.

Начиная с конца 50-х годов, Советский Союз, ГДР и их союзники были больше не готовы мириться с такой ролью Западного Берлина, направленной против их фундаментальных интересов. Если правительство ФРГ отстаивало свои позиции в Западном Берлине, прежде всего неконтролируемый доступ в него из Восточного Берлина и обратно, то СССР и ГДР добивались установления нормальных межгосударственных отношений, в частности взятия границ ГДР под обычный для суверенных государств контроль.

* * *

Предпринятые для этого шаги -- в ноябре 1958 года Хрущев выдвинул далеко идущее требование придать Западному Берлину статус демилитаризованного вольного города, в 1959 году последовало советское предложение заключить мирный договор с Германией, -- к результатам не привели, равно как состоявшаяся в мае 1959 года конференция министров иностранных дел в Женеве (впервые с участием двух немецких министров). Более того, напряженность в западноберлинском вопросе и в отношениях Восток -- Запад в целом принимала угрожающие масштабы. Обострение международного положения обозначилось по двум основным направлениям:

Первое. В условиях острой конфронтации и открытой границы ГДР, которую СССР называл и считал "западным форпостом социалистического лагеря", грозило экономическое и, тем самым, государственное банкротство. Открытая граница стала незаживающей раной. Валютные спекулянты, челноки, работавшие на западе и пользовавшиеся социальными льготами на востоке, скупка и перепродажа дефицитных технических товаров и субсидированных продуктов питания, множество центров шпионажа и саботажа в Западном Берлине наносили ГДР огромный ущерб.

Но самым болезненным и критическим дли выживания страны был нараставший отток людей; среди них квалифицированных рабочих, инженеров, ученых, врачей, покидавших ГДР, в том числе и под влиянием благих обещаний. Из-за экономического разрыва, многообразные причины которого я не могу изложить в рамках этой статьи, сотни тысяч людей переехали за эти годы через открытую границу из Восточной в Западную Героиню. Летом 1961 года их число возросло так резко, что ГДР оказалась перед угрозой потерять существенную часть своего населения.

Второе. Ускорившаяся после приема ФРГ в НАТО и ответного заключения Варшавского договора гонка обычных и ядерных вооружений и обострившаяся борьба вокруг Западного Берлина усилили военную конфронтацию. США и СССР наращивали свой военный потенциал в Центральной Европе и на немецкой земле. Проходившая здесь граница, которую теперь вновь часто называют "внутригерманской", окончательно превратилась в главную линию конфронтации между блоками. Ни в каком другом месте мира вооруженные силы двух военных союзов не достигали такой концентрации, как в двух Германиях. Восточнее Эльбы и Верры располагались 6 дивизий Национальной народной армии численностью 110 тысяч человек и 20 дивизий Советской армии численностью 350 тысяч; на западной стороне -- 12 дивизий бундесвера (300 тысяч человек), а также 8 дивизий армий США, Великобритании и Франции. Плюс к этому в этом стратегическом районе размещались воздушные флоты, ракетные арсеналы и ядерные вооружения, в которых западный военный пакт многократно превосходил восточный.

Опасность военного конфликта возрастала с учетом того обстоятельства, что именно в l961 году администрация Кеннеди приняла концепцию поэтапного сдерживания, предусматривавшую для первой фазы военных столкновений локальные и ограниченные войны ниже порога общей войны с применением ядерных вооружений. Такие военные действия между США и Советским Союзом, НАТО и Варшавским договором вынужденно и в короткие сроки привели бы к обмену ядерными ударами.

Ведущие политики ХДС/ХСС и не думали охлаждать страсти, видя приближение к своей заявленной цели - "возвращению немецкого востока", и накаляли ситуацию громкими заявлениями. Сегодня некоторые политики и даже, что удивляет, историки не хотят об этом вспоминать. Во время поездки по США во второй половине июля 1961 года Франц-Йозеф Штраус, тогда министр обороны ФРГ, заявил, что бундесвер будет нести основную тяжесть в возможном военном конфликте вокруг Берлина. Западу, сказал он, следует быть готовым к "своего рода гражданской войне". Еще одно из его угрожающих высказываний: "Вторая мировая война еще не закончилась". Министр иностранных дел фон Брентано потребовал от партнеров по НАТОО не бояться "риска военных столкновений", а федеральный президент Любке призвал население 17 июня 1961 года к "беззаветной борьбе за мир, свободу и единство". Позже, в мае 1962 года, Вилли Брандт отметил на съезда СДПГ, что правительство Аденауэра было одержимо идеей о том, что "сила может заставить Советы когда-нибудь выронить зону из рук, словно зрячую картофелину".

1 августа 1961 года силы НАТО в Европе были приведены в состояние готовности. Штаб бундесвера принял меры по доукомплектованию дивизий с 80 до 100 процентов штатного состава. В Европе ширилась военная истерия.

Одним словом, летом 1961 года международный климат раскалился до крайности, и далеко идущие решения стали неизбежны. Однако СССР и вместе с ним ГДР стояли перед труднейшей дилеммой. Если сохранить границы открытыми, что сегодня задним числом считают безальтернативным даже некоторые левые политики, то следовало ожидать конца ГДР и ее поглощения государством, в котором (и это сегодня совершенно не принимают в расчет) протест т.н. поколения 68-го года не просматривался даже на горизонте, а бывшие национал-социалисты занимали ключевые позиции в государстве, экономике, армии и юстиции, в котором антикоммунизм был государственной доктриной, КПГ находилась под запретом, а к Польше и Советскому Союзу предъявлялись территориальные претензии. Крах ГДР означал бы окончательную потерю контроля за развитием и с большой вероятностью привел бы к военному конфликту. Даже самые реакционные силы в Вашингтоне, Лондоне, Париже и натовских штабах не считали, что Советский Союз, победивший во Второй мировой войне, великая держала, будущая сверхдержава, будет в этой фазе противоборства систем сложа руки наблюдать за потерей немецкого "форпоста" в Европе. Под угрозой находился не только баланс сил, а и мир в Европе и во всем мире. Второй вариант -- воспользоваться единственным оставшимся средством и закрыть границу ГДР с Федеративной республикой, чтобы на короткое время предотвратить крах ГДР и противодействовать дальнейшей дестабилизации международной обстановки. По сути это означало признать обвальное моральное и политическое поражение в соперничестве с капиталистическим Западом.

Это был выбор между чумой и холерой. Решение было принято в пользу, как казалось, меньшего зла. Все дальнейшее известно. На совещании первая секретарей ЦК партий стран-участниц Варшавского договора 3 -- 5 августа 1961 года в Москве было одобрено выдвинутое СЕПГ в согласии с КПСС предложение взять границы ГДР под обычный для суверенных государств контроль. Неделю спустя правительства государств Варшавского договора со своей стороны предложили ГДР ввести на ее границах с ФРГ и Западным Берлином эффективный контроль. На следующий день, 13 августа, границу заблокировали, и началось строительство стены, которая на более чем 28 лет стала разделительной линией между Востоком и Западом, ГДР и ФРГ, двумя политическими и военными системами. С упадком Советского Союза, ГДР и других восточноевропейских "реально-социалистических" стран она была снесена. С тех пор прошло 12 лет, но она все еще остается предметом болезненным воспоминаний и яростных диспутов. Оспариваются многие вопросы. Остановлюсь на трех из них:

1. Откуда исходила инициатива по сооружению стены? Кто нес за это главную ответственность?

2. Какие последствия имела стена для дальнейшего развития международной обстановки?

3. Был ли шанс как можно быстрее устранить стену?

На вопрос об инициативе до сегодняшнего дня даются самые разные ответы. Представители партий, существовавших еще в старой ФРГ, считают, что инициатива исходила от руководства СЕПГ и лично Вальтера Ульбрихта. Часть историков поддерживает это мнение. При этом они ссылаются в т.ч. на высказывания известного советского дипломата Юлия Квицимского, согласно которым советский посол в Берлине Михаил Первухин накануне строительства стены попросил Ульбрихта о срочной встрече: "Первухин передал ему короткое сообщение Хрущева. Тот давал свое согласие на закрытие границы с Западным Берлином и начало практической подготовки этой акции при соблюдении строжайшей секретности".

Кроме того, ссылаются на письмо Ульбрихта от 18 января 1961 года на имя Хрущева, в котором говорилось: "Конъюнктурный подъем в Западной Германии, который очевиден для каждого жителя ГДР, является главной причиной того, что за 10 лет нашу республику покинули примерно два миллиона человек. В таком положении нам приходилось и приходится в целях хотя бы постепенного смягчения разрыва в уровне жизни постоянно тратить на индивидуальное потребление больше, чем это позволяла наша собственная экономика. Это все время шло в ущерб обновлению нашего производственного аппарата. Длительное время так продолжаться не может... Ведь мы является государством, которые было создано без наличия сырьевой основы и которое ведет борьбу между двумя системами при открытых границах".

Другие политики и историки считают инициаторами укрепления границы советское руководство и лично Никиту Сергеевича Хрущева. Они указывают на его инициативу о превращении Западного Берлина в демилитаризованный "зольный город"; одно из основных положения заключалось в требовании, что ГДР в будущем будет всесторонне обеспечивать и, следовательно, контролировать беспрепятственный доступ в "вольный город". Как весьма симптоматичное рассматривается и закрытое совещание партийно-правительственных делегаций СССР и ГДР 18 июня 1961 года в Москве. "В его ходе Хрущев впервые поднял вопрос о закрытии границы ГДР с Западным Берлином и введения нового пограничного режима. Увидев удивленную реакцию представителей ГДР, он добавил: "Вальтер, у тебя есть лучшее предложение?"

В том же направлении указывают внутренние отчеты бывшего высокого комиссара США в Германии Джона Макклоя о его беседах с Хрущевым 26--27 июля в Сочи. Последний "выразил свою большую озабоченность о постоянно растущем исходе граждан ГДР на Запад" и сказал, что "нельзя доверять старым нацистским генералам, которые попытаются воспользоваться нынешней слабостью ГДР. Поэтому следует положить конец потоку беженцев".

Как бы то ни было, тесное взаимодействие руководства СССР и ГДР, а также других государств союза в решении построить стену не подлежит сомнению. Об этом говорят и другие факты, в том числе назначение маршала Ивана Конева главнокомандующим советских вооруженные сил в Германии, которому поручили высшее руководство военным обеспечением мероприятий 13 августа. В августе-сентябре 1961 года все приказы войскам отдавались по согласованию между ним и министром обороны ГДР Хэйнцем Хофманом. Главнокомандующий влиял даже на конкретные меры по охране границы. В одном из своих писем министру Хофману, датированном 14 сентябрем 1961 года, он указывал "на неотложные задачи по усилению охраны границы и установлению строгого пограничного режима". В частности, следовало начать выселение жителей из пограничной полосы, саперное обустройство границы и установление минных полей.

Незабываема запись, сделанная Горбачевым в 1986 году в книге для почетных гостей стены: "У Бранденбургских ворот можно воочию убедиться в том, сколько сил и настоящего героизма потребовала защита первого социалистического государства на немецкой земле от нападок классового врага. Расчеты врагов социализма не осуществятся. Залогом этого являются нерушимый союз между ГДР и СССР, а также тесное взаимодействие братских стран в рамках Варшавского договора. Вечная память пограничникам, отдавшим свои жизни за социалистическую ГДР!" Не случайно, что президент США Рейган призывал открыть стену Горбачева, а не Хонеккера.

Можно приводить различные аргументы, но стена не была внутригерманской границей, она была не только границей между двумя независимыми друг от друга немецкими государствами, но и между двумя мировыми системами и их военными пактами. Тем более бессмысленным и возмутительным является аргументируемое степей преследование восточногерманских политиков и военных.

* * *

На этот счет есть авторитетные свидетельства и заявления. Президент Кеннеди отреагировал на события в Берлине с явным облегчением. Его личный сотрудники Кеннет О`Доннел записал такое высказывание президента: "Для меня кризис закончен. Если бы русские имели намерение напасть на нас, они бы не стали возводить баррикады из колючей проволока. Я об этом волноваться не собираюсь". Так что неудивительно, что 13 августа он не стал прерывать воскресный отдых на яхте; французский президент Де Голль также остался в своем загородном имении, а британский премьер Макмиллан поахал вместе со своим министром иностранных дел охотиться на куропаток в Шотландию.

Очевидно, что для Кеннеди и других строительство не стало неожиданностью. Это вытекает также из позднейших высказываний советника президента Уолта В.Ростоу: "Дж. Ф. К. продумал вопрос о стене и примял свое политическое решение до самого события". По словам того же советника, Кеннеди заявил еще в начале августа: "Восточная Германия ускользает от Хрущева. Он не может этого допустить. Потеряв Восточную Германию, он потеряет Польшу и всю Восточную Европу. Он вынужден что-то делать, чтобы остановить поток беженцев, может быть, построить стену. И мы ничего не сможем против этого поделать..."

Подоплека такого спокойствия американцев становится в новейшее время еще понятнее в свете "Информации о встрече в верхах между Кеннеди и Хрущевым в Вене 3 и 4 июня 1961 года", переданной Москвой Вальтеру Ульбрихту. Из этой информации вытекает, что Кеннеди и Хрущев достигли согласия если и не о строительстве стены, то во всяком случае об угрожающих последствиях насильственного изменения статус-кво в Европе. Сюда же относится и намек Кеннеди о том, что США призна бы заключение сепаратного мирного договора СССР с ГДР при условии сохранения прав союзников в Западном Берлине. Президент США сказал буквально следующее: "Однако я прошу Вас провести границу между заключением мирного договора и вопросом о нашем доступе и наших правах в Западном Берлине". Хрущев, правда, отверг это в ходе беседы, но отныне "при сохранении прав союзников в Западном Берлине" он мог не бояться вооруженного вмешательства США в берлинский кризис, а Кеннеди вздохнул, в конце концов, с облегчением, когда этот кризис завершился, а собственные права остались сохраненными".

С западногерманской стороны также нет недостатка в заявлениях, подтверждающих, что строительство стены привело к определенному успокоению международного положения. Тогдашний правящий бургомистр Западного Берлина Вилли Брандт так вспоминал 13 августа: "День, ставший для берлинцев днем ужаса, объективно оказался для западных правительств датой облегчения: опасность войны, которой они боялись, была устранена".

Завершу этот ряд высказываний словами писателя Стефана Хайма: "Стена... родилась по нужде, а не по какому-то злостному произволу; она служила тому, чтобы сохранить реально существующий социализм в бывшей Германской Демократической Республике от краха, который здесь, на стыке двух военных блоков тогдашнего ядерно-ракетного времени, с большой долей вероятности привел бы к военным осложнениям". Как известно, этих военных осложнений не было.

* * *

Многие из тех, кто высказывает определенное понимание относительно сооружения стены, сожалеют, что уже на следующий день в ГДР не начали серьезно размышлять о том, как от нее избавиться. Это сожаление, приравниваемое к резкой критике тогдашнего руководства ГДР, справедливо, хотя указанные сроки могут быть полемически преувеличенными,

После 13 августа внутренняя обстановка в ГДР разрядилась, тяжелый кризис был преодолен, началась фаза стабилизации. Даже первая т.н. "комиссия Эппельмана" в бундестаге констатировала: "После возведения берлинской стены ГДР вступила в период внутренней консолидации, после которого руководство приступило к программе экономических, главным образом, реформ". "Внутренняя консолидация" сопровождалась постепенным признанием политических и территориальных реалий в Европе. Произошел, наконец, прорыв дипломатической блокады ГДР, установленной правительством ФРГ, была заключена система договоров, в том числе Четырехстороннее соглашение по Западному Берлину от 3 сентября 1971 года и Договор об основах отношений между ФРГ и ГДР от 21 декабря 1972 года. А 18 сентября 1973 года обе страны были приняты в ООН. Архитектор восточной политики Бонна Эгон Бар сформулировал эти последствия в довольно резких выражениях в феврале 1999 года: "Эта чертова стена является, среди прочего, исходной точкой для того, что позднее назвали восточной политикой разрядки. Ситуация была такова: поскольку мне никто не помогает убрать эту штуку, я стою перед вопросом -- либо ожесточенно, справедливо и отчаянно протестовать и ждать, либо начинать что-то делать самому. Что значит делать? Так как никто, к сожалению, не дает мне пропуск через границу, -- ни федеральное правительство, ни американцы, ни даже русские, то я обязан говорить с теми, кто имеет право их выдавать. А это было правительство Германской Демократической Германии..."

Стена дала руководству СЕПГ время сделать социализм в ГДР более демократичным, привлекательным, сделать границу более проходимой и приспособить ее к условиям, принятым позднее в процессе СБСЕ. Это время, прежде всего в 60-е и 70-е годы, не было использовано. Таким образом, стена осталась центральным конфликтным полем между сохранением и упадком ГДР.

Вопрос о том, существовала ли позднее возможность устранить стену и все же сохранить ГДР, является скорее гипотетическим. В 80-е годы разрыв между экономическим и технологическим развитием обоих германских государств увеличился. Советский Союз вступил в полосу длительной и разрушительной стагнации, имевшей тяжелые последствия для его экономических партнеров и союзников. В таких условиях полное открытие стены и тотальная свобода передвижения, как она предусматривалась в Хельсинкских документах, могли привести к такому же переселению с востока на запад, как до августа 1961 года, со всеми последствиями для государственности ГДР. К тому же Советский Союз в тот момент ни в коем случае не дал бы своего согласия на полное открытие границы и устранение пограничных сооружений или германо-германские договоренности в этом направлении. Напомню в этой связи лишь о резкой, угрожающей реакции советского руководства, включая Горбачева, на желание Хонеккера посетить в 1985 году Федеративную республику, о том, с каким недовольством оно следило позднее за его беседами с Колем.

После падения стены любые попытки спасти ГДР и хотя бы добиться для ее граждан более благоприятных условий при государственном объединении были напрасными. Последствия для Восточной, а также Западной Германии известны.

Подведем итог: стена была границей между двумя суверенными германскими государствами, двумя мировыми системами и военными блоками. Она была отлитой в бетон историей безжалостной борьбы между этими двумя антагонистическими и врачебными друг другу лагерями. История сказала об этом свое слово, но работа над ней еще далеко не завершена. Эта работа не может начинаться с конца, она должна включать в себя истоки событий, уходящие глубоко в прошлое. Она нуждается в критическом и самокритичном диалоге. Для этого не годятся ни внеисторический, назидательный взгляд на вещи, ни использование в прозрачных политических целях. Говорят, что история пишется победителями, но такая история всегда является односторонней и тенденциозной. "История победителей" даст Германии так же мало, как одноименная ментальность или юстиция.

Всем политическим партиям и силам в Германии следовало бы изучить свой вклад в возникновение стены и ее последствия для людей на востоке и западе. Мы, демократические социалисты, не уклоняемся от этой задачи и констатируем: стена была самым зримые признаком провала социалистической попытки на немецкой земле, того, что в экономическом соревновании в сложившихся исторических условиях не удалось связать друг с другом социализм и демократию. В этом смысле остатки стены являются не только местом памяти об истории государственного раскола Германии и погибших здесь людях, но предостережением для всех левых сил в нашей стране, выступающих за соблюдение прав человека, за свободу и равенство всех людей, за социальную справедливость и мирное будущее.

Ханс МОДОРОВ.