/.../ О Евтушенко (рассказ Пономаренко со слов Макаенка).

Евтушенко, будучи в Минске, сказал, что он родом из Полесья, и там в селе живут его родичи и даже бабушка, мать отца. Евтушенко никогда там не был и принял предложение съездить на родину. Вскоре, при ближайшем наезде, захватив подарки, они поехали и Полесье.

Там живут Евтушенко, но никто из них не знал поэт да они и не думали, что — тот самый из Москвы, именно их, ибо он не давал знать о себе, а жил с матерью в Сибири. Даже родная бабка заявила, что сын ее не имел мальчика, и она не знает Е. Евтушенко.

Евтушенко был страшно огорчен, растерялся, что-то бормотал, но, наконец, порывшись в памяти, прибегнул к последнему доводу. «Помню, сколько мне было не знаю, но вы приезжали к нам и в лаптях. И я, никогда не видел такую обувь, закричал отцу: «Посмотри, посмотри...» Бабка вспомнила и признала внука.

Ну, конечно, собралась родня, кое-что они принесли что-то привез Евтушенко, Макаенок сбегал в лавку. После первой, второй, третьей крестьяне попросили его почитать им свои стихи: «Ведь ты наш поэт, прочитай для нас». Евтушенко долго перебирал в уме, что бы им прочитать, и ничего не нашел для них, омрачился, сказал «Ничего нет у меня для вас».

Евтушенко 40 лет.

На днях Евтушенко праздновал свое сорокалетие даче. Были Симонов, космонавт Севастьянов и другие. В разгар пира Евтушенко стал ругать партию, ничего ,мол,

они не понимают, а руководят. Мы, Евтушенко, Возне-сенский и Рождественский пробовали добиться своего журнала, чтобы дать понять им, партии, как надо думать и т.д. Но, мол, соратники изменили, вильнули, и я остал-ся один. Поддерживал нас Костя Симонов и это, мол, верный боец. Продолжал ругать партию развязно. Тогда Севастьянов встал и заявил: «Я имею честь принадлежать к той самой партии коммунистов, которую вы ругаете. И я не могу слушать это... Я пришел сюда не для того, что-бы выслушивать развязную брань в адрес нашей партии и ухожу отсюда, с этого сборища».

Евтушенко крикнул ему вдогонку: «Иди (и матом), без тебя обойдемся».

После этого якобы Симонов сказал: «Я не могу присутствовать там, где ругают героев-космонавтов» (о партии умолчал) и якобы тоже ушел спустя какое-то время.

Рассказывал А. Сурков со слов одного из присутствовавших на «сборище». Жалею, что послал Евтушенко роман, не знал за ним этого.

Рассказ Пономаренко.

Будучи секретарем ЦК Белоруссии, получил письмо, под-писанное пятнадцатью тысячами евреев, родителей, кото-рые просили закрыть еврейские школы, так как после их окончания дети могут поступить только в еврейский педтехникум и остальные вузы для них закрыты. Поставив воп-рос на ПБ, удовлетворил просьбу, и началось... Сорок ты-сяч писем евреев поступило в ЦК, в основном москвичей, в том числе Эренбурга, Маркиша, Маршака и т.д. Вызвал Сталин, выслушал меня, сказал на секретариате ЦК, что он поступил бы в данном случае так же разумно, но следовало бы все же спросить ЦК, посоветоваться. Дело прошло. Но евреи бунтовали. Ко мне явились пятнадцать писателей ев-реев из Москвы и Минска и устроили погром. Тогда я гово-рю: «Хорошо, пусть решат те, кто мне писал, если хотя бы родители одной из школ попросят вновь открыть еврейские школы, немедленно открою все. А потом, почему вы никто не учите своих детей в еврейских школах?» Ну, навалились, кричали, угрожали, двух потом особенно рьяных пришлось арестовать — Аксельрода и еще (назвал фамилию), особен-но бегающих по всему Минску с длинными языками.

Флот и Сталин.

На секретариате адмиралы представили доктрину большого флота. Говорили почти все за доктрину. Сталин молчал. Потом обратился ко мне: «А вы что скажете, моряк?”

Я говорю: «Все понятно, большой флот, но где ему плавать? Черное море закрыто Босфором, Балтийское схвачено щипцами Скагеррака и Каттегата, тоже ловушка. Но есть Тихий океан, предположим. Пустим оттуда флот как он будет плавать? Где базы? В мирное время корабли могут заправиться там-то и там-то, а в военное? Обреченный будет наш флот без баз».

Адмиралы напустились, загомонили, был Кузнецов Сталин оставил вопрос, подумаем, мол, решим попозже надо на Политбюро.

На ПБ вопрос не был поставлен, а через три дня получаю решение ПБ о назначении меня, как секретаря ЦК, и Военный Совет Военно-морского флота.

«А говорят, Сталин не прислушивался?» — сказал Пономаренко.

Хрущев.

Посылая меня послом, Хрущев вызвал, спросил, испытующе глядя на меня, как мое настроение. Я ответил «Посол есть представитель государства. Раньше цари назначали послов, и посол говорил только с царем. Никакой обиды не имею, буду исполнять свой долг».

«Знаю, знаю, какой вы есть, — угрюмо буркнул Хрущев, — езжайте»

Страшный был человек, коварный, мстительный, ни одной обиды не забывал. Много он наделал вреда партии очень много. До сих пор не расхлебаем.

`Пономаренко Пант. Кондр. — советский государственный и партийный деятель.