Мнение обозревателя

В бесклассовых обществах конституций не бывает за ненадобностью. А в классовых обществах конституция или, говоря шире, в целом правовая система государства есть запись реального соотношения классовых сил. Если запись соответствует этому соотношению, то конституция действительна. Если же запись соотношения сил не выражает, она фиктивна. В первом случае можно и нужно апеллировать к конституции в защите своих прав. Во втором случае апелляция к конституции и праву имеет только один смысл — наглядно продемонстрировать ее фиктивность.

Нынешняя российская конституция — совершенно фиктивный набор слов, не имеющий никакого касательства к тому, что на самом деле творится в обществе и, в частности, в сфере правоприменения, в судах.

Это не я сказал. Это фактически признал один из могущественнейших чиновников, ответственный за внутреннюю политику замглавы президентской администрации, В. Сурков в своем, недавно преданном гласности, выступлении на закрытом заседании Генерального совета объединения «Деловая Россия». А сказал он буквально следующее: «Когда мне говорят о зависимости судов — да, она есть. Но что с ними делать, если они зависимы по природе своей? Если люди там либо покупаемы, либо боятся начальственных звонков. Что прикажете с ними делать? И кто удержится от соблазна подчинить их себе? Это, в общем-то, больные вещи. Можно много нарисовать демократических конституций, можно говорить до одури о демократии, создавать искусственную систему сдерживания противовесов, что дальше? Буш Путину сказал как-то незадолго до выборов: Владимир, не давай больше 80 процентов, вот у меня 50 — и мне хватает. Как это он себе представлял? Путин должен сесть, позвонить в ЦИК и сказать: слушай, там не больше 80, а лучше 70. Ну, 70 и получилось. Это же глупость! Как мы можем быть демократичнее, чем мы есть на самом деле?»

Верю, лично Путин, может быть, Вешнякову и не звонил. Для этого у него есть другие люди, тот же Сурков, например.

Сурков публично признал знаменательный факт: над судьями, то есть над «конституционно независимой» ветвью власти имеется начальство. Браво, Владислав Юрьевич! Я нисколько не порицаю Вас за откровенность, а, наоборот, приношу благодарность за популярное (и вполне марксистское) разъяснение широким массам бизнесменов сущности права. Впрочем, бизнесменам это разъяснять особо не требуется — они и так все это хорошо понимают в результате каждодневного общения с государственными органами. Это нужно как можно шире разъяснять народным массам Они, правда, тоже хорошо знакомы с милицейским беспределом, но до сих пор наивно полагают, что он творится только на низовом уровне, а наверху царит закон и порядок.

«Как же мы можем быть демократичнее?» — спрашивает Сурков. Неужели это неизвестно? Стать «вам» (то есть правящему режиму) демократичнее — значит в реальности, а не на бумаге, уступить власть народу. Добровольно вы ее, конечно, не уступите. Все зависит от соотношения реальных общественных сил. И пока оно остается таким, как сегодня, вся реальная конституция государства Российского целиком и полностью умещается в один-единственный закон, изданный еще глуповским градоначальником Беневоленским: «Всякий человек да опасно ходит; откупщик же да принесет дары».

Возьмем для примера несколько последних громких судебных процессов. Ходорковский посажен вовсе не потому, что он совершил те или иные хозяйственные преступления, а потому, что не принес дары. Суд же, в свою очередь, хорошо понимал, что прокуратура ныне сильнее бывшего олигарха. А будь олигарх сильнее, никакого бы суда вообще не было. То же самое и с оправдательными приговорами. Почему оправдан Ульман, виновный в убийстве мирных граждан в Чечне по приказу сверху? Потому, что суд понимал, что спецназ ГРУ сильнее военной прокуратуры.

На днях открылся судебный процесс над 39 молодыми национал-большевиками, захватившими в декабре прошлого года кабинет в президентской приемной. Сначала им приписали попытку «насильственного захвата власти», затем переквалифицировали их действия на массовые беспорядки (в одном отдельно взятом кабинете). Напомним, что, согласно статье 212 Уголовного кодекса РФ, массовые беспорядки — это такие действия толпы, которые сопровождаются «насилием, погромами, поджогами, уничтожением имущества, применением огнестрельного оружия, взрывчатых веществ или взрывных устройств, а также оказанием вооруженного сопротивления представителю власти».

Абсурдность обвинения бьет в глаза. Всякому вменяемому человеку понятно, что максимум, на что тянет происшествие в президентской приемной — это хулиганство. Но дело даже не в этом, а в том, что далеко не всегда действия, формально попадающие под определение преступления, являются преступлением.

Однажды петербургский градоначальник Трепов, инспектируя вверенную его попечительству тюрьму, приказал высечь одного из арестантов за, как ему показалось, непочтительное поведение. В ответ Вера Засулич пришла к градоначальнику на прием и ранила его выстрелом из револьвера. Суд присяжных оправдал ее. Присяжные сочли нравственное возмущение подсудимой против наглого полицейского произвола достаточным основанием для освобождения от ответственности за открытое покушение на жизнь полицейского держиморды. Общественное мнение оказалось сильнее прокуратуры. Это произошло в царской России в 1878 году.

Повторится ли нечто подобное в «демократической» России 2005 года, станет ли процесс нацболов вторым «процессом Засулич»? Сочтет ли Тверской райсуд нравственное возмущение молодых людей против антинародной политики режима обстоятельством, полностью их оправдывающим? Сегодня это исключено, ибо общественное мнение пока слабее прокурорского «авторитета».

Что же нужно делать, чтобы общественное мнение стало сильнее прокурорского? Пробуждать народ, поднимать его на протест. Сегодня это главная задача политических партий. В первую очередь Коммунистической партии. В Кремле хорошо осознают эту угрозу и стремятся взять все партии под свой контроль.

Симптомом стала активизация «водоплавающих». Потерпев год тому назад провал, они кричат на всех углах, что никакого разгромившего их Десятого съезда КПРФ не было, а потому, мол, не может быть и одиннадцатого, созываемого 29 октября сего года. Это говорит о том, что попытки юридической ликвидации КПРФ или, на худой конец, отстранения ее от участия в выборах будут продолжаться. Ничего другого от правящего режима и его агентов не стоит и ожидать. Но обращение к юридическому крючкотворству свидетельствует лишь о том, что никаких реальных социальных и политических аргументов у противников партии не имеется и не имелось. И если что и мешает реализовать этот план, то, конечно, не уважение бюрократии к закону. Компартия существует вовсе не милостью начальства. Она выстояла, стоит и будет стоять благодаря поддержке трудящихся и международной солидарности. Не будь этой народной санкции, КПРФ давным-давно была бы запрещена.

Насколько важно юридическое существование КПРФ? Оно важно равно в той мере, в какой марксизм-ленинизм требует использовать малейшие легальные возможности, существующие в буржуазном обществе, для борьбы против этого самого буржуазного общества. Во многих конкретных случаях за легальность можно заплатить высокую цену, но цена эта высока отнюдь не бесконечно. В революционные периоды грань между легальностью и нелегальностью стирается, и народ осуществляет свою волю знаменитым «явочным порядком». Политическое бытие не требует никаких «высочайших соизволений». Но оно требует народной санкции.

Это видно на примере идеи референдума. Его запрещение прошло вроде бы более чем «успешно». Однако это типичная юридическая иллюзия бюрократов, мнящих, что раз вопросы референдума не утверждены ведомством Вешнякова, то их как бы и нет. Ошибаетесь, господа! Эти вопросы есть и очень важны, они выдвинуты самой жизнью. Их можно изгнать из ваших документов, но их невозможно изгнать из жизни. А никакие бумажные, судебные и полицейские рогатки течения жизни остановить не могут. В российской административной практике об этом известно еще со времен другого глуповского градоначальника — Угрюм-Бурчеева, мрачного идиота, задумавшего «прекратить» реку.

Борьба за референдум — это не борьба за «высочайшее» соизволение Центризбиркома или Верховного Суда. Это борьба за народную санкцию. На это нацелен начатый КПРФ народный референдум. Санкция обязательно будет получена и послужит фундаментом для дальнейших действий. Отсутствие юридических последствий вовсе не означает отсутствия последствий политических. В этом правящая бюрократия будет иметь возможность убедиться.

Ведь от фиктивности конституции страдают не только «подданные». Она может сыграть и обязательно сыграет злую шутку и с самим «начальством». Слабость правящего режима заключается в том, что государственными делами заправляют лица, мнящие, что все, не снабженное справкой с печатью, не существенно. Под эту иллюзию непрерывно меняется, например, выборное законодательство, приспособляемое к текущей конъюнктуре. Кстати, нынешняя законодательная чехарда очень напоминает аналогичную чехарду 1991—1993 годов. Чем она завершилась, все хорошо помнят. Нужно также понимать, что на этот раз в защиту Думы от разгона в отличие от 93-го года никто не поднимется.

В общем, как писал Ярослав Гашек, «военно-юридический аппарат был великолепен. Такой судебный аппарат есть у каждого государства, стоящего перед общим политическим, экономическим и моральным крахом».

Александр ФРОЛОВ.