Фильм Андрея Звягинцева «Возвращение», вызвавший такой шум победой на Венецианском кинофестивале, вышел на экраны страны, и мы получили возможность оценить его не по откликам в прессе, а по собственным впечатлениям.

     Прямо скажем, на общем фоне современной кинопродукции (в том числе и титулованной) «Возвращение» по своему художественному уровню выделяется, как Достоевский среди комиксов. Звягинцев напомнил нам, что такое настоящее искусство кино. Он не просто рассказывает свою историю, но с помощью живописных средств киноязыка создает атмосферу произведения, погружение в которую позволяет человеку в зале глубоко проникнуть в духовный мир картины. На это же работает и стереозвук, который используется в «Возвращении» не как аттракцион, а для решения художественной задачи. Думается, самой красноречивой оценкой мастерства режиссера была... тишина, которая стояла в зале несколько минут после окончания просмотра.

     Но вот что касается содержания фильма, то оно воспринимается не столь безоговорочно. Сюжет «Возвращения» весьма прост. В семью после 12-летнего отсутствия вернулся отец. Уже на второй день он везет сыновей-подростков в поход, но по дороге меняет маршрут, и они отправляются на какой-то остров. Происшествия, которые выпадают героям, до самого финала имеют сугубо будничный характер. Главное в картине — не «внешняя» интрига, а взаимоотношения отца и детей.

     И чем больше мы в них углубляемся, тем больше появляется вопросов. Сразу обращает на себя внимание, что отец даже не пытается установить с сыновьями духовный контакт. Он ни разу не проявляет к ним человеческого интереса. Ни разу не проявляет к ним — ни в поступках, ни во взгляде — нежности; даже похвала у него звучит совершенно безразлично. Ни разу не проявляет уважения к личности ребенка. Ни разу не пытается воздействовать на них убеждением. Он им только диктует — категорично, безапелляционно, а порой и «репрессивными» методами. По сути, ведет дрессировку подростков.

     На мой взгляд, авторы фильма напрасно не дали нам хоть какой-то «зацепки», позволяющей сделать вывод о причинах отсутствия главы семейства, — ни в сценарии, ни в игре актера Константина Лавроненко на это нет даже намека. Просто этот момент многое определил бы в понимании происходящего.

     Судя по разговорам зрителей, многие посчитали, что эти 12 лет отец провел в заключении. Если так, то таинственный ящичек, за которым он едет на этот остров, наводит на мысль, что срок он получил не из-за судебной ошибки. В этом случае мы видим, как матерый волк готовит из своих детей волчат (в русло такого прочтения укладывается целый ряд эпизодов — в частности, когда папаша отдает на расправу сыновьям вора, отнявшего у них бумажник, и остается явно недоволен, что они этой возможностью воспользоваться не захотели). Но эта версия в человеческом отношении не слишком-то интересна.

     Вторая гипотеза — ее высказывают в фильме сами ребята, и она подтверждается довольно дорогой машиной и увесистым бумажником: отец подался на Север на заработки и застрял там. Теперь, вернувшись, он хочет быстро утвердиться в отцовских правах. Но отцовство — право не столько биологическое, сколько нравственное. А такое право быть отцом за три дня завоевать невозможно — можно лишь заставить называть себя «папа» и выполнять приказы. Не случайно это отношение быстро принимает склонный к конформизму Андрей (вспомним, как он в конфликте Ивана с мальчишками из их компании, пряча глаза, принял сторону большинства), Иван же отвергает их до конца.

     Перелом наступает в момент, когда у обоих ребят ненависть к отцу достигает пика. И вносит его не вспыхнувшее в отце озарение, что он все делал не так, а его гибель.

     По-разному воспринимается и нравственный итог картины. От учительницы (!) довелось услышать: отец — «настоящий мужик», которых в нашей жизни уже почти нет, и такими суровыми методами он и из сыновей воспитывал «настоящих мужиков». Только ведь между «настоящим мужиком» (их в криминальных группировках полно) и настоящим человеком — дистанция огромного размера. А дал ли отец детям хоть что-нибудь, что способствовало бы формированию из них настоящих людей?

     Еще один момент не дает принять такой вывод. Гибель отца морально реабилитирует его в глазах не только детей, но и зрителей, однако в ситуации, когда он загнал Ивана на вышку и отчаянно рвался к нему, не слушая (опять-таки не слушая) криков мальчика: «Уйди, а то спрыгну!», вполне могла быть и другая развязка: гибель сына. Как бы поклонники «настоящего мужика» оценили его тогда?

     Другой вариант нравственного итога произведения: герой в отношениях с сыновьями попытался вместо трудного завоевания морального авторитета воспитывать их «по-мужски» в своем (и, видимо, не только своем) представлении — и слишком поздно осознал, что на этом пути в любом случае был обречен на поражение. Основания для такого прочтения в картине есть, но им противоречит все, что подводит к первому варианту понимания урока произведения.

     Быть может, авторы «Возвращения» хотели дать зрителям информацию к размышлениям над трудными вопросами взаимоотношений отцов и детей, не подсказывая им готовых ответов? В принципе это очень достойная цель. Однако создатели фильма, не могу понять из каких соображений, полностью изолировали героев от социальных реалий, и не только внешне, но и внутренне; персонажи не несут в себе отражения жизни вне рамок семейного круга (отсутствие прошлого у отца — одно из проявлений этого). А такой подход делает и саму проблему одномерной.

     Наконец, возможно, авторы хотели своим фильмом просто заставить отцов задуматься над своим отношением к детям, а детей — над своим отношением к родителям. Что ж, если так, творческая цель достигнута: думать фильм, безусловно, заставляет.