Огромное горе пришло еще в одну русскую семью. Мать, бабушка, младшие братья потеряли своего самого родного и близкого человека. Погиб Володя Березин, даже не успевший стать солдатом. Погиб не в бою, защищая свою Родину, не в схватке с врагом, не выполняя свой солдатский, гражданский долг, а погиб, даже не успев доехать до места службы, по вине тех, кто разрушил, развалил и продолжает разрушать наше государство, нашу армию, нашу обороноспособность. Он не стал не только солдатом, но не стал ни мужем, ни отцом, ни профессионалом в любимом деле.

На первой полосе «Советской России» была опубликована фотография Владимира Березина, умершего оттого, что по вине военного начальства его и десятки его товарищей подвергли пытке зимней стужей. Он не выдержал и умер. Парни, добиравшиеся вместе с ним к месту службы, оказались на больничных койках. С фотографии на нас смотрит молодой, красивый и, должно быть, хороший парень. Смотрит на мир добрыми глазами.

Мне эта фотография напомнила мою фотографию, вклеенную в мой военный билет. Такая же короткая прическа, такой же спокойный взгляд человека, у которого вся жизнь впереди. И первый шаг в этой взрослой жизни — служба в армии. Но у Володи эта жизнь оказалась очень короткой. Не по его вине.

Узнав о происшедшем, увидев в газете фото погибшего парня, я подумал: могло ли подобное случиться с нами, служившими в начале семидесятых в тогда еще Советской армии? Могли ли замерзнуть призывники не где-то в глухой и непроходимой тайге или в степи, продуваемой всеми ветрами, а в аэропортах, где они делали пересадки?

...Я призывался в армию в мае, когда уже было тепло, но в военкомате все равно нам посоветовали одеваться теплее. Многие, как и я, имели телогрейки. Правда, она мне не понадобилась, разве что на московском городском сборном пункте на Угрешке, где нам пришлось переночевать. До места службы я добирался всего несколько часов, служил под Москвой. Поэтому могу лишь вспомнить то, чему был свидетелем во Внуковском аэропорту. Да еще помню, как нас везли в солдатских «теплушках» на полигон в Капустин Яр, на боевые стрельбы.

Из-за продолжительной болезни напарника мне пришлось полгода находиться на боевом дежурстве на «точке», расположенной в лесу, лишь раз в неделю выбираясь в военный городок, чтобы помыться и заслушать очередной приказ о заступлении на боевое дежурство. Поэтому, когда наконец-то пришла смена, я был рад оказаться в патруле во Внуковском аэропорту: мне, москвичу, хотелось посмотреть на людей, на гражданскую суету, от которой отвык в лесу.

Во время нашего патрулирования в аэропорт привезли команду призывников, которые, в отличие от нас, отправлялись к месту службы уже в солдатской форме. Оно и понятно — им предстояло лететь в Германию. В этой команде было сто человек. Сопровождал их сержант. Сопровождающего офицера я не видел: он, должно быть, оформлял проездные документы в военной комендатуре аэропорта. В те годы, когда государство заботилось о своей обороне, о своей армии, о военнослужащих, в аэропортах и на вокзалах существовали военные коменданты, которые обеспечивали беспрепятственный проезд в любой конец страны офицеров и солдат.

Могло бы в ту пору случиться то, что случилось сегодня? Да никогда! С военнослужащими государство обращалось, как с людьми. С государственными людьми. Которых надо было кормить, одевать, офицерам платить хорошую зарплату в виде довольствия, офицерам предоставлять жилье, а солдатам — нормальные, пригодные для жизни казармы. И всех обеспечивать современным оружием в нужных количествах.

В трагедии, разыгравшейся по пути следования будущих солдат из Москвы в Магадан, меня поразило поведение не их сопровождающего, которого, скорее всего, в этой трагедии сделают «козлом отпущения», а поведение молодых ребят, выросших в наши страшные времена безответственности, вседозволенности, развала всего и вся. Они, выросшие во времена «свободы» и «демократии», судя по информации, даже не попытались пресечь откровенное издевательство над собой. Я не могу представить, чтобы в свое время нас, еще не принявших даже воинскую присягу, какой-нибудь лейтенант или капитан смог заставить по нескольку часов мерзнуть на морозе и ветру. Мы в ту пору ощущали себя людьми, о которых наше государство заботится и которых наше государство должно защищать от разного рода недоумков. Поскольку мы, в свою очередь, были призваны защищать наше государство. В ту пору не было разрухи ни в самом государстве, ни в головах его граждан. А о том, что то государство проявляло подлинную заботу о своих защитниках, говорит пример из жизни нашей семьи.

Мой брат во время службы в армии разбился на автомобиле в горах Азербайджана. Год пролежал в военном госпитале в Тбилиси. Домой вернулся в 1980 году на костылях, инвалидом. Женился, у него родился ребенок. В 1985 году, к юбилею Великой Отечественной войны, государство ему предоставило двухкомнатную квартиру в новом доме. К тому времени он, кстати, окончил дневной институт, в который поступил на льготных условиях. Учился, естественно, бесплатно. Еще и стипендию получал.

Почти одновременно с сообщением о трагедии с новобранцами по средствам массовой информации прошло сообщение о случае использования солдат в качестве «рабов». Командование сдало их в «аренду» каким-то «бизнесменам», на которых солдаты должны были работать за скудное питание. Что имело от этой «аренды» само командование, в СМИ не сообщалось.

Когда узнаешь обо всем этом, когда слышишь о том, что в нашу армию за последние годы поступило аж пять истребителей-перехватчиков, а за те же годы только наш флот сократился в шесть раз, то возникает чувство какой-то нереальности всего творящегося в стране и со страной. До сих пор некоторые борзые демписаки обличают Сталина и его окружение в том, что они, мол, «проспали» начало войны с фашистской Германией. Что же тогда говорить о тех, кто последнее десятилетие планомерно, сознательно уничтожает нашу армию? И ответит ли кто-нибудь за все это? Ответит ли кто-нибудь за судьбы нашей оборонной промышленности, уничтоженной на радость нашим пока потенциальным врагам? Например, в Москве в районе «Сокол» существовало мощное суперсекретное предприятие оборонки под названием «Алмаз». Посмотрели бы его организаторы сталинских времен, во что превращено это предприятие сегодня.

В своей публикации «Груз-200» из Магадана» («СР» № 7 от 17.01.04 г.) Валентин Симонин спрашивает: «Что может сказать по этому поводу Верховный главнокомандующий родителям этих солдат? Что скажет Владимир Путин маме Владимира Березина, доверившей ему своего сына, как посмотрит ей в глаза?». Не берусь предугадывать поведение господина Путина. Напомню лишь то, что он ответил на схожий вопрос о судьбе подлодки «Курск»: «Она утонула».

Cудя по нашему печальному опыту прежних трагедий, у нас за все отвечают стрелочники. Найдется стрелочник и здесь. Хотя, если вспомнить российскую конституцию, к которой с показным великим почтением и благоговением относятся люди в нынешней власти, то «президент Российской Федерации является гарантом конституции Российской Федерации, прав и свобод человека и гражданина» (ст. 80). То есть президент по основному закону нынешнего Российского государства является главным защитником наших прав и свобод. Мало этого. Конституция провозглашает, что «государственная защита прав и свобод человека и гражданина в Российской Федерации гарантируется» (ст. 45).

Так как же защищаются наши права человеком, главой государства, провозглашенным главным их защитником? В частности, как им защищаются в той же конституции среди прав и свобод человека и гражданина указанные: «Каждый имеет право на жизнь» (ст. 20)?

Так что же получается? Президент по основному нашему закону, имеющему, кстати, прямое действие в отношении конкретных лиц, не обеспечил защиту конкретных прав этих лиц. Не обеспечил защиту основного права Владимира Березина — права на жизнь. Не обеспечило этого права погибшего и абстрактное государство, главой которого является вполне реальный, совсем не абстрактный президент. Таким образом, налицо нарушение закона. Основного, замечу, закона. А за нарушение закона его нарушитель должен нести ответственность.

Кому-то подобный подход к ответственности главы государства покажется утопией, не имеющей никаких оснований под собой. В нашем государстве — да, это утопия. У нас подобное абсолютно нереально. Но хочу обратить внимание читателей на то, что высокопоставленные друзья нашего президента, с которыми он любит встречаться без галстуков на их виллах, ранчо или в своих резиденциях, создали трибунал в Гааге, где сегодня судят Слободана Милошевича. И там, в Гааге, прокуратура, состоящая сплошь из представителей самых «свободных» и самых «демократических» государств планеты, тех самых, с главами которых так любит общаться российский президент, пытается использовать на процессе теорию так называемой ответственности командования. Суть этой теории в том же седьмом номере «СР» излагает кандидат юридических наук А. Мезяев: «Иными словами: раз обладал контролем над определенными людьми или органами — несешь ответственность за все, что они сделали».

Но кто ж у нас сегодня отвечает за творимое ими со страной и с ее людьми? Хоть по отечественной конституции, хоть по западным теориям?

Борис ЛЕБЕДЕВ.