В тридцать седьмом, в тридцать седьмом
Был «чёрный ворон» всем знаком,
Бил чёрным по сердцу крылом
И осенял им каждый дом.
В тот чёрный год, в тот чёрный год
Папанин на полярный лёд
Ступил, и Чкалов самолёт
Вёл в чёрный-чёрный небосвод.
Упоена, упоена
Была успехами страна,
И чернь, как чёрная волна,
Чернила кровь и имена.
А весь народ, а весь народ
Глядел на чёрный небосвод,
На чёрный лёд немых широт,
В «ура» раскрывши чёрный рот.
А Сталин знал, а Сталин знал,
Он, чёрный, знал, что затевал,
Под звуки здравиц и похвал
Он правду в землю загонял.
В тридцать седьмом, в тридцать седьмом
Был чёрный цвет нам поделом,
За то, что били в землю лбом
Пред чёрным тёмных масс вождём.
Да, было так, да было так:
Казалось друг твой – чёрный враг,
И каждый тёмный был дурак,
Приняв за красный чёрный флаг.
А человек, а человек
Под чёрным взглядом из-под век
В тот чёрный год, а, может, век
Признать готов был чёрным снег.
Иначе ночь, иначе ночь
Была в твой дом войти не прочь
И чёрной кошкой уволочь,
И в чёрной ступе истолочь.
Но был он впрок, но был он впрок
Нам чёрным писаный урок
О том, как чёрен и жесток
Самими сотворённый бог.


Октябрь 1963 года, стихотворение было сочинено мною в концлагере №7 в цеху у моего работавшего станка в уме, и в уме же я его сохранил. В 1968 году я его конспиративно записал, чтобы не забыть, записывая только первые буквы или одно слово из начала каждой строки.  Целиком записал только недавно в XXI веке.