Наблюдающийся в последнее время в России спад рабочего движения объясняется не только объективной причиной — новым витком стагнации экономики, но имеет и субъективные предпосылки, в частности, углубившийся кризис профсоюзов. Случаи, когда так называемые независимые профсоюзы действительно встают на защиту трудящихся, являются скорее исключением, нежели правилом. Пресса описывает такие редкие происшествия с нескрываемым изумлением: ну надо же! Кто бы мог подумать!?

НАДО ПОНИМАТЬ систему взаимоотношений профкома и администрации на современном российском предприятии, чтобы осознать, что никакой “борьбы” за интересы рабочих между этими структурами нет и быть не может.

К тому же непрерывно снижается число членов профсоюзов, что еще сильней ослабляет профкомы и ставит их в полную зависимость от дирекции. Если в Советском Союзе в 80-е годы 98 процентов работающего населения были членами профсоюзов, то сейчас, даже если верить явно чересчур оптимистичным цифрам, которые называют профбоссы, структуры ФНПР охватывают менее трети трудящихся. То есть даже теоретически опереться на массы работающих рядовой профком не может. Даже если бы и захотел. Однако больше всего среднестатистический профорг хочет не бастовать и бороться, а распределять путевки и прочие мелкие блага.

О так называемых альтернативных профсоюзах и говорить не приходится в силу их крайней малочисленности.

Чтобы не быть голословным, лишь два процента опрошенных, по данным ВЦИОМ, назвали профсоюзы в числе организаций, пользующихся их доверием. Совершенно очевидно, что ФНПР сегодня практически превратилась из “приводного ремня” КПСС в “приводной ремень” правительства и олигархов. Об этом свидетельствует и то, что профсоюзы немало способствовали проталкиванию нового Трудового кодекса, ущемляющего права человека труда и развязывающего руки работодателям, и то, что они регулярно (особенно в Москве) проводят массовые мероприятия рука об руку с правящей партией и в пику коммунистам. Приличия ради председатель ФНПР Михаил Шмаков формально числится беспартийным, зато второй человек в этой структуре — Андрей Исаев входит в генеральный совет “Единой России”.

На выборах в Государственную думу ФНПР неизменно блокировалась с новыми хозяевами жизни: в 1993 году — с “Гражданским союзом”, в 1995-м — с Промышленной партией, в 1999-м — с “Отечеством”. При этом, правда, профсоюзные политтехнологи оказывались не на высоте, и ставки делались все время “не на ту лошадь”.

Однако и сегодня едва ли приходится сомневаться, что в будущем году “независимые профсоюзы” активно поддержат “Единую Россию”, а вовсе не КПРФ, как об этом мечтают некоторые романтически настроенные сторонники левых взглядов. Здесь тоже формальная левизна профсоюзов вступает в противоречие с субъективным стремлением профбоссов к неуклонному росту благосостояния, унаследованным от советских времен. Вот только в старое доброе время имелся в виду рост благосостояния всего народа, а теперь — более узкого круга лиц.

В средствах массовой информации, в том числе в либеральных, не раз сообщалось, что профсоюзные лидеры давно уже превратились в предпринимателей. Произошло это за счет бесконтрольного использования имущества ВЦСПС на территории России — фактически общенародного достояния, свалившегося нынешним профбоссам “на халяву”. Нет сомнения, что власти прекрасно об этом осведомлены, но сознательно закрывают на подобные вещи глаза: им ведь требуются “ручные” профсоюзы.

Бюрократизму и коррупции в структурах ФНПР весьма способствует исключительное положение этого профобъединения на рынке труда. Новый же Трудовой кодекс эту противоестественную монополию лишь закрепляет. Власть и работодатели получили возможность вести переговоры и подписывать коллективные договоры исключительно с “прикормленными” профсоюзными структурами.

Некоторые коммунисты до недавнего времени связывали безграничный и откровенный оппортунизм ФНПР, доходящий до поднимания на щит идей “социального партнерства” с фридманами и чубайсами, отказа от красного знамени и тому подобного, исключительно с личными качествами вождей Федерации независимых профсоюзов. Поэтому год назад коммунисты постарались использовать все свое влияние на профсоюзы, что добиться смещения Шмакова с поста лидера ФНПР. Однако альтернативный Шмакову кандидат, член фракции КПРФ в Государственной думе Анатолий Чекис, собрал на съезде ФНПР лишь совсем незначительное число голосов. Причина в том, что для профсоюзной бюрократии Шмаков “свой” и почти каждый из делегатов съезда проводит ту же “шмаковскую” линию в своей отрасли или на своей территории.

Кроме того, одно время в левой среде возлагали надежды на создание “красных” профсоюзов. Это как раз то самое “левое ребячество”, о котором писал Ленин в своей знаменитой книге “Детская болезнь “левизны” в коммунизме”. Как известно, сила профсоюзов — в их массовости, тогда как радикально коммунистическим профсоюзам суждено навсегда оставаться сравнительно малочисленными клубами и кружками “революционных марксистов”. Попутно стоит заметить, что за рамками ФНПР существуют и совсем не “красные” профсоюзы, например, профсоюз авиадиспетчеров, который постоянно грозит парализовать воздушное сообщение своими заба-стовками. Тут уместно вспомнить выражение Маркса и Ленина “рабочая аристократия” — так классики коммунизма определяли слой квалифицированных рабочих, отстаивающих исключительно свои цеховые интересы.

Посмотрим теперь на ситуацию в российском профсоюзном движении с точки зрения исторической ретроспективы. “Профсоюзы были гигантским прогрессом рабочего класса в начале развития капитализма”, — писал Ленин. Но с того момента, как стали появляться политические партии, защищающие права трудящихся, профсоюзы — самая ранняя и простая форма самоорганизации людей труда,— по мнению Ленина, “стали неминуемо обнаруживать некоторые реакционные черты, некоторую цеховую узость, некоторую склонность к аполитицизму, некоторую косность и т. д.”.

Увлечение общественных деятелей исключительно профсоюзной работой прозвали тред-юнионизмом. Ленин был категоричен в оценке этого явления. “Тред-юнионизм означает как раз идейное порабощение рабочих буржуазией”, — писал он еще в 1902 году в книге “Что делать?” Эта ленинская оценка актуальна и сегодня. Отстаивая более выгодные условия продажи рабочей силы, даже самые распрекрасные профсоюзы тем самым увековечивают существующую систему, обеспечивают “классовый мир”, “социальное партнерство” между тружениками и олигархами, фактически ограбившими страну.

Российские профсоюзы возникли в огне революции 1905 года. В условиях буржуазно-демократической революции они проявили себя с лучшей стороны. Но в 1917 году, когда на повестку встали задачи социалистической революции, профсоюзы оказались консервативным институтом, тяготевшим к буржуазным порядкам. Пожалуй, ярчайшим показателем настроений тогдашней профсоюзной бюрократии служит поведение в октябре 1917 года исполкома союза железнодорожников (Викжель). После того как в Петрограде было свергнуто Временное правительство и установлена власть Советов, Керенский отправился на фронт, чтобы привести оттуда войска под командованием казачьего генерала Краснова и подавить революцию. Викжель объявил себя “третьей силой”: обеим сторонам был предъявлен ультиматум — сформировать коалиционное правительство без Ленина и Керенского. В конце концов, большевикам пришлось упразднить профсоюз железнодорожников и создать на его месте аналогичный под новым названием “Викжедор”.

С марта 1917 года и до начала 1919 года функции профсоюзов взяли на себя фабрично-заводские комитеты (фабзавкомы). Они же осуществляли рабочий контроль над производством и распределением, ведали вопросами приема на работу и увольнения, содействовали национализации предприятий. По мере укрепления Советского государства необходимость в фабзавкомах отпала, их место снова стали занимать профсоюзы. Однако сущность этих профсоюзов была уже во многом иной, профсоюзы, писал Ленин в 1920 году, “были звеном, которое связывало партию с миллионной темной массой”. Впрочем, это уже другая история…

В наше время аналогом фабзавкомов являются Советы трудовых коллективов (СТК). Идея их создания возникла при Ю. В. Андропове. Через СТК предполагалось вовлекать трудящихся в управление производством. В нынешних условиях СТК могли бы сыграть исключительно значимую роль. Во-первых, они, безусловно, взяли бы на себя роль профсоюзов там, где их сейчас нет. Во-вторых, СТК не позволили бы структурам ФНПР далее бесконтрольно господствовать на рынке рабочей силы и получать за счет этого гарантированные “дивиденды”. В-третьих, СТК могли бы не только ограничиваться защитой непосредственных интересов работников соответствующих предприятий, но и позаботиться о подъеме производства.

Последнее особенно актуально для кризисных предприятий.

Ведь ни для кого не секрет, что многие предприятия становятся банкротами исключительно из-за вороватости своих директоров.

Один из последних примеров: директор колхоза “Борец” Раменского района Московской области по подложным документам набрал кредитов на миллионы долларов и исчез. Теперь колхоз, невзирая на возмущение тружеников, пойдет с молотка. Между тем, если работники берут контроль над предприятием в свои руки, как это было на Выборгском ЦБК, это служит заслоном от действий нечистых на руку руководителей, что, в свою очередь, служит гарантией стабильности производства и, следовательно, выплаты зарплаты.

Если депутаты-коммунисты добьются внесения поправок в законодательство, которые уравняли бы Советы трудовых коллективов и профсоюзы в праве на заключение коллективных договоров и прочих вопросах, это стало бы колоссальным шагом вперед. И хотелось бы призвать коммунистов, представителей других народно-патриотических сил активней внедряться в Советы трудовых коллективов, чтобы превратить их в более последовательных и заинтересованных защитников прав трудового народа, чем современные “независимые профсоюзы”, которые на деле независимы разве что от собственной членской базы.

Анатолий БАРАНОВ.

www.gazeta-pravda.ru