С одной стороны, Зорькин был одним из активных участников августовской контрреволюции 1991 года. Подписав протест против ГКЧП, он подписал тем самым протест против дальнейшего существования Советского Союза — государства, которое его вырастило и бесплатно дало образование, которое вырастило и выдвинуло его из скромных милицейских подполковников в председатели Конституционного суда одной из союзных республик.

С другой стороны, Зорькин был первым должностным лицом новоиспеченной независимой Российской Федерации, кто прямо и очень скоро выступил против людоедского курса «реформ» Ельцина — Гайдара. Не ручаюсь за дословность цитирования по памяти, но ручаюсь за смысл. На экранах появился тогда симпатичный человек, высказавшийся в том смысле, что если верховная исполнительная власть и впредь будет разорять народ, то верховная судебная атасть России будет вправе вмешаться и поправить чересчур ретивых правителей.

Это был, конечно, чистой воды идеализм. Трудно утверждать определенно, ибо в чужую душу не залезешь, но мне кажется, что после развала СССР Зорькин одним из первых среди тогдашних «демократов» ужаснулся, увидев, что этот развал коснулся всего и вся, кроме одного: старого партийно-государственного исполнительного аппарата. Полагаю, что сперва он искренне надеялся на то, что ставший российским президентом бывший первый секретарь Свердловского обкома автоматически утратит все свои бюрократические навыки и одномоментно усвоит принципы чистой демократии. Затем он надеялся на то, что бывшего секретаря можно убедить правовыми аргументами, о которых тот, как сказано в одном романе, никогда не слыхал, а если бы услыхал — не поверил.

Именно в период этих тщетных попыток имя Зорькина гремело. И тогда, когда КС признал антиконституционным слияние Министерств внутренних дел и безопасности (январь 91-го). И тогда, когда судом был частично отменен ельцинский указ о запрете Компартии (октябрь 92-го). И тогда, когда в конце 92-го именно при посредничестве Зорькина родилось постановление Съезда народных депутатов «О стабилизации конституционного строя». Наконец, председатель КС сыграл решающую роль в признании неконституционными ельцинского мартовского ОПУСа (особого порядка управления страной) и его же Указа 1400, закончившегося танковым расстрелом парламента и вынужденной отставкой самого Зорькина.

Имена же преемников Зорькина — Вит-рука, Туманова и Баглая совсем не гремели. Кроме узкого круга специалистов, никто даже и не подозревал об их существовании. Строго говоря, в благоустроенном государстве это хорошо — значит, нет у суда серьезной работы, сплошная тишь да гладь. Но у нас эта гладь была связана не с тем, что беззакония со стороны исполнительной власти будто бы исчезли, а с тем, что деятельность Конституционного суда находилась под запретом. А затем охотников повторять плачевный опыт Зорькина долго не находилось.

Что же теперь побудило большинство судей Конституционного суда проголосовать за опального бывшего председателя? На этот счет высказана уже масса мнений, диапазон которых колеблется от явно пропутинских до абсолютно антипутинских интерпретаций. Говорят, что Зорькина вернула на высший судебный пост в государстве то ли команда «питерских чекистов», то ли пресловутая «семья». Но оставим эти сюжеты политтехнологам. Всегда хочется верить в лучшее. А именно в то, что судьи Конституционного суда осознали, что дальше им плыть по течению невозможно. И верно, невозможно квалифицированному юристу бесстрастно наблюдать за тем, как бьют через край инициативы президентской администрации, неизменно штампуемые послушным большинством Госдумы. Должна же, наконец, найтись на них управа! А управа есть только одна — девятнадцать судей в черных мантиях. И десять из них сказали: Валерий Дмитриевич, вперед!

Все это, конечно, мои личные гипотезы. Тем не менее, независимо ни от каких гипотез, ясно, что некорректно комментировать умеренные и аккуратные интервью, данные Зорькиным некоторым СМИ сразу же после избрания. Ничего другого он в них сказать просто не мог по своему статусу. Никаким иным тоном председатель КС высказываться не может, просто не имеет ни юридического, ни морального права. Но еще более некорректно было бы приписывать Зорькину какие-то задние мысли, фигу в кармане. Я безусловно уверен, что никаких таких мыслей, а тем более намерений, у него нет. Он как был, так и остался идеалистом, исповедующим одну лишь веру в непререкаемое верховенство Закона, тем более Основного закона. Зорь-кинская приверженность праву абсолютна и никакому сомнению не подлежит.

Если честно, то в силу названных качеств Зорькин казался мне одно время потенциальным кандидатом в президенты на очередных выборах. Политически нейтральным руководителем, способным провести патриотический курс, в рамках которого коммунисты могли бы существовать, действовать и наращивать свой политический вес в качестве равноправных и влиятельных (может быть, самых влиятельных) партнеров. Такой лидер должен был пользоваться широким диапазоном политических симпатий: от коммунистов через патриотов до «демократической альтернативы». В этом случае он вообще мог бы не нуждаться в формальных заявлениях политиков в свою поддержку. Ибо у него и так имелись качества, издавна уважаемые нашим народом: известность обществу, притом не «вообще», а по критическим моментам, и не по словам, а по действиям, безупречная личная честность и порядочность, политическая неангажированность. Наконец, в драматические моменты он проявил себя как совесть нации, в результате чего пострадал за правду.

С такими мыслями осенью 1996 года я отправился к Зорькину брать интервью по случаю трехлетней годовщины государственного переворота. Оно было опубликовано тогда же на страницах нашей газеты. Я прекрасно отдаю себе отчет в том, насколько деликатен статус конституционного судьи: по закону ему нельзя высказываться но вопросам, которые «могут стать предметом рассмотрения Конституционного суда». Но как же тогда жить? Ведь предметом подоб ного рассмотрения может стать нес чю угодно! Поэтому я считаю допустимым про цитировать несколько тезисов из шмеримо шестилетней давности, ибо у меня нет сом нений, что и поныне Зорькин придерживается тех же взглядов как юрист и как гражданин. Вот эти тезисы.

RАКУЮ БЫ сторону жизни государства Российского мы ни затронули, везде мы •*- **можем констатировать, что с 1993 года ему нанесен огромный ущерб...

Я хочу, чтобы мы не наступали на грабли, научились жить по праву, потому что иного в современном цивилизованном обществе просто не дано. Иначе мы превратимся в захудалую страну с полу диктаторским, полуполицейским режимом или вообще анархически развалимся на куски, если не соберемся в огромный целостный организм, именуемый Россией, которая взяла правовой барьер и живет по праву...

Все дело в том, что в действительности мы не живем по этой конституции. Мы живем в перманентном кризисе. Возьмем судебную систему. Вроде бы суды работают. А в сфере экономической жизни люди разбираются между собой не в судах, а на так называемых «стрелках», где происходит разборка отнюдь не с помощью судебно-арбитражных процедур. На самом деле правовая пирамида разрушена, подменена целым рядом иллюзорных, теневых пирамид, среди которых все больше усиливается криминальная нормативная пирамида — то, что я называю законом уголовного шалмана...

Возьмите любую сферу жизни. Невыплаты заработной платы — это что, жизнь по праву? Да в любом правовом обществе такое означало бы катастрофу для предприятия. Почему? Не думаю, чтобы на то была злая воля отдельного человека — министра или предпринимателя. Дело в системном кризисе. Правовые принципы, заложенные в конституции, не действуют потому, что системы как таковой нет, даже капитализмом я не могу это назвать...

А ведь речь идет не просто о «системе» — речь о России, стоящей на пороге XXI столетия. А в XXI столетии или государство будет развиваться цивилизованно, совершая постиндустриальную революцию, или оно превратится в дикаря, которого будут держать в полуколониальном состоянии в обмен на побрякушки. В конечном счете исчезнут сырьевые, нефтяные потоки, проржавеют трубы, и все наши владельцы этих механизмов, которые только и умеют, что 24 часа в сутки открывать и закрывать краны, тоже окажутся перед разрушенным пространством...

Поэтому, когда речь заходит о действии конституции, для меня оно заключается не в том, чтобы сидеть у постели умирающего и подкачивать кислородную подушку, а в том, чтобы обеспечивать здоровье нации, Отечества, государства, всех граждан и слоев населения. А когда 3 процента могут жить по высоким мировым стандартам, а остальные 97 процентов — нищие и полунищие, назвать такое нормальным государством я не могу...

Я утверждаю это не с политической, а юридической, конституционной точки зрения. Ни одно государство, претендующее на звание демократического, а тем более правового, никогда не держало себя так, чтобы подавляющее большинство граждан было обречено на полуголодное существование...

В этих условиях народ становится добычей демагогов. Ну какое может быть у человека стремление мыслить государственно, национально, если у него все заботы сосредоточены только на том, чтобы добыть себе кусок хлеба? Дм того чтобы заниматься другими вещами, активно участвовать в политической жизни, сознательно и разборчиво выбирать себе правителей, надо по крайней мере иметь благосостояние, и досуг, и определенные знания. А у нищего этот привесок в виде конституционных, политических прав чем будет — настоящей составной его частью гражданина или именно привеском? Я думаю, двух ответов тут быть не может. Потому что не защищены его экономические права...

И что бы там ни говорили, я считаю, что исходными, базисными правами человека являются экономические, обеспечивающие право на жизнь. Право на жизнь, если это не пустая абстракция, это ведь не право на жизнь в камере смертников, когда завтра тебя поведут на расстрел, а право на жизнь человека как существа разумного, а не быдла у корыта...

Не может быть развитой, устойчивой правовой демократической системы, если не обеспечены эти базовые права...

Нужен экономический механизм, который учитывал бы наши достижения предшествующего периода. Я имею в виду тягу народа к социальности. Ведь не случайно прижилось у нас слово «социализм». Нет, я не зову назад. Но идти вперед — это не значит обрубить свои корни, свою память и начать все с чистого листа. Так не бывает...

На профессиональных политиках лежал нравственный долг — повести страну из кризиса с минимальными издержками. Именно это базовое условие не выполнено. И не выполнив его, можно ли говорить о стабильности конституционного строя? Поэтому текст конституции есть, а кризис не изжит. Все время слышим: вот-вот наступит стабилизация. А я себя спрашиваю: какая стабилизация — стабилизация падения кровельщика с тридцатого этажа, что ли? Но ведь когда-то будет и асфальт...

С вхождением в постиндустриальную полосу развития концепция прав человека только как индивидуальных политических прав ушла в прошлое, достигнуты новые рубежи. И хорошо, что в нашей конституции упомянута эта универсальная ценность. Но вопрос в том, какова дистанция между этим словом и реальным делом. Если дела не будет, то сама конституция превратится в фикцию, идеологическую спекуляцию и демагогию. Нельзя обманывать свой народ, не обманывая в том числе и себя. Рано или поздно это кончается взрывом не только социальным, но и взрывом всего государства, гибелью системы как таковой...

Путь к выздоровлению будет, на мой взгляд, долгим. Нельзя ребенка сразу перетянуть в состояние зрелого мужа. Так и нам нужно идти ступенька за ступенькой, приучаясь к жизни по праву. Но идти не извращенным путем. Может быть, необходим какой-то стабилизационный период, который я бы назвал диктатурой закона, чтобы достичь состояния, когда право является обязательным для всех, в первую очередь для правителей. Этим отличается жизнь в условиях права от жизни при тирании ши анархии.

С

ЛОВА замечательные! Тем не менее, по прошествии времени я вижу, что Зорькин не был потенциальным президентом. Для этого у него нет той специфической административной жесткости, которая потребна на этом посту. Зато у него есть другая — морально-правовая жесткость, необходимая в сфере оценок. И может только радовать, что он вновь занял по праву принадлежащее ему место в государстве. Может быть, это хоть немного будет способствовать укреплению подлинной, а не мишурной российской государственно ста. Ведь для доказательства своей дееспо собности Зорькину не требуется ни взмывать под облака на истребителе, ни погружаться на дно морское в подводной лодке. Он и без этого самодостаточен со всем своим идеализмом и верой в объективное существование справедливости. Таких людей и верховной власти давно уже не было...

И вот что интересно: именно из уст Зорькина впервые прозвучали расхожие ныне слова «диктатура закона». Мне это пыражение не кажется удачным, поскольку диктатура по своему точному определению счи, власть, не связанная никакими законами, опирающаяся не на кодифицированное право, а на право как непосредственную волю господствующего класса. Однако пег сомнений, что в понимании Зорькина оно было лишено того лицемерия, которым разит от него сегодня за три версты. Он действительно верит в то, что говорит. 11о кто-то из давно уже ни во что не верящих кремлевских пиарщиков счел, что и Пугину было бы уместно воспроизвести сей тезис. Так и произошел обычный «перехват лозунгов». Теперь автору и исполнителю этого лозунга придется работать рядом практически на равновеликих постах. Подождем, что из этого выйдет.

Александр ФРОЛОВ.