Уважаемые товарищи!

Ситуация, которая сложилась сегодня в стране, и положение, в котором после выборов в Государственную думу оказалась Коммунистическая партия, заставляют нас серьезно проанализировать накопившийся опыт, чтобы скорректировать некоторые стратегические и тактические установки для политической работы в совершенно новых для современной России условиях.

Мы помним, что после прихода к власти в 2000 году президента Владимира Путина у коммунистов были определенные надежды на изменение политического и социально-экономического курса. КПРФ не торопилась оппонировать новому президенту, у нас было несколько встреч, мы высказывали свои предложения и надеялись, что они будут учтены.

Однако эти встречи не принесли ожидаемого результата. Все наши инициативы были заблокированы, а президент только создавал видимость хороших отношений с левыми. Уже тогда стало ясно: президент хочет строить двухпартийную систему: с сильным правым центром — для реализации своего курса — и социал-демократической партией — в качестве декорации для режима. Роль последней он, видимо, отводил КПРФ, ведь именно с 2000 года мы остро ощущаем на себе давление власти, пытающейся насильно натянуть на КПРФ маску аморфной социал-демократической партии западного образца.

И пути для воплощения этой идеи выбираются самые изощренные. Сначала власть хотела, чтобы руководство партии само повело КПРФ к реализации замысла власти. Затем, поняв, что эта задача нереализуема, начался поиск политических фигур внутри КПРФ, готовых провоцировать внутренние искусственные конфликты, чтобы ослабить организацию. Именно эту ситуацию мы переживали с одним из самых значимых наших представителей в структурах власти — бывшим председателем Государственной Думы Геннадием Селезневым.

Нельзя сказать, что мы не замечали подобной «кадровой» работы, проводимой властью, и слепо шли за ситуацией. Все мы помним, как сложно решался вопрос, поддерживать или не поддерживать кандидатуру Кириенко на пост председателя правительства. Казалось бы, ответ на этот вопрос был очевиден. Но уже в то время внутри наших структур мы видели четкие контуры группы неподчинения коллективным решениям партии. Группы, на которую власть могла влиять и которая впоследствии превратилась в готовый материал для использования администрацией президента Путина. Восстанавливая в памяти хронологию тех событий, мы понимаем, что предпринятые нами оборонительные меры не были спонтанными решениями. Это были вехи борьбы с перелицовкой партии.

Сейчас власть действует еще и финансовыми методами борьбы с оппозицией. Они вам известны. Но уже сегодня можно говорить о том, что и в этот капкан мы не попали. Хотя и с некоторым опозданием, но верно оценили ситуацию и не позволили столкнуть себя с наших принципиальных позиций.

В то же время президенту Путину действительно удалось изменить в стране политическую атмосферу так, что работать в оппозиции стало еще сложнее. Мы видим, что президент Путин не только теми или иными способами неформально захватил полномочий много больше, чем было у Ельцина по почти монархической конституции, но и параллельно огородил себя от всякой ответственности.

Власти удалось выстроить жесткую исполнительную административно-чиновническую вертикаль. Власть поставила под контроль судебные органы, обезличила Совет Федерации и полностью подчинила Государственную думу. Власть фактически раздавила многопартийность, окутав взамен всю страну подобострастными сторонниками «партии удвоения ВВП». Власть монополизировала общефедеральные каналы телевидения. Запутала и обманула граждан, спрятав президента от той огромной ответственности, которая лежит на нем по конституции. Украла у общества надежду на честные и равноправные выборы, подменив их государственной машиной избирательного шулерства и информационного террора, искажающего не только позицию неугодных Кремлю партий, но и саму реальную жизнь. Власть создала такие экономические и юридические условия, при которых политически конкурировать стало невероятно трудно. Наконец, власть научилась искусно скрывать, что на самом деле именно она оберегает олигархов и создает им все условия для роскошной жизни за счет большинства граждан.

В результате этого видоизменения власти президенту Путину удалось не только создать условия для нового витка радикально-либеральных реформ, начатых Чубайсом и Гайдаром, но и цинично припудрить свои действия идеологией государственного патриотизма. Теперь мы стоим не просто перед угрозой продолжения преобразований в интересах узкого слоя богатых. Мы сталкиваемся с созданной властью авторитарной системой обороны этого курса, включающей в себя идеологию оправдания невозможности построения общества социальной справедливости.

Но перечисленные элементы выстроенной Путиным системы — только форма существования нынешней власти. Главный вопрос в том, каким является содержание, какой является социально-классовая природа нынешнего режима. Если посмотреть на происходящее с этой точки зрения, то мы отчетливо увидим, что созданная система — продукт победы бюрократии над другими двумя ведущими кланами 90-х годов — олигархическим и криминальным. Если раньше бюрократия на равных правах участвовала в разделении государственного имущества с олигархами и криминалом, спорила с олигархией, кто кого будет назначать на государственные должности, то теперь, мобилизовав через Путина потенциал спецслужб, ей удалось стать доминирующим «классом». Такие режимы известны как бонапартистские — и почва для современного российского бонапартизма состоит в том, что классовая структура социалистического общества разрушена, а классовая структура буржуазного общества еще не сложилась. Именно поэтому любое социальное движение — как «назад», так и «вперед» — смертельно опасно для бесконтрольного всевластия бюрократии, так как ведет к саморазрушению системы. Но ни одно общество долго в таком состоянии пребывать не может — и единственное, что остается бюрократии, — это паразитировать на государстве до тех пор, пока либо буржуазия, либо трудящиеся не поставят бюрократию под свой контроль. Поэтому в сложившейся ситуации мы видим перспективы для продолжения нашей борьбы на новом историческом этапе.

Входя в избирательную кампанию в Государственную думу, мы остро нуждались в серьезном обновлении содержания и форм борьбы, но не успели перестроить свою работу. Вместо этого нас втянули во внутренние разборки и поставили в позицию оправдывающихся. Это было серьезным отвлечением сил, в то время как действенной системы собственной защиты и системы защиты демократических институтов мы предложить не сумели.

Не имея по-настоящему выверенной тактики борьбы с авторитарным режимом административного и информационного произвола, мы не имели возможности и серьезно провести кампанию по выборам президента. Она не была выстроена так, как того требуют каноны борьбы за пост президента. Поэтому необходимо подчеркнуть: в новых сложнейших условиях результат Николая Михайловича Харитонова можно признать более чем удовлетворительным и достойным. Достойным не партии и не самого Николая Михайловича, а той ситуации, в которой нам всем сейчас приходится работать.

Нужно поблагодарить Николая Михайловича за ту энергию и твердость принципов, которые он продемонстрировал партии и обществу и тем самым оправдал доверие, оказанное ему на съезде. Но нужно также сделать вывод: полноценная конкурентная борьба с властью без разработки эффективной именно в новых условиях стратегии и тактики невозможна.

На протяжении последних 10 лет КПРФ вела активную борьбу за завоевание власти на всех уровнях: федеральном, региональном и местном. В этой борьбе были и успехи, и неудачи. У нас накопился серьезный опыт для осмысления. В этой связи задача нашего Пленума не только дать честную и откровенную оценку эффективности участия коммунистов в законодательной, исполнительной власти и органах местного самоуправления, но и с учетом этого анализа определиться, какие формы работы себя оправдали, какие проблемы возникают и как их избежать.

Еще раз замечу, фактически власть пытается поставить нас перед выбором: или соглашательство, «поддакивающая оппозиция», или вытеснение партии с политического поля, полное уничтожение всякого влияния на политические процессы.

Компартия не может выбирать из предложенных «схемой Путина» вариантов. Коммунистическая партия имеет альтернативную программу развития страны — и выбирает борьбу. Другой вопрос, насколько целесообразно сегодня использовать в этой борьбе институты власти, если успешное участие на выборах часто означает попадание в прямую или косвенную зависимость от власти, а неучастие обрекает на политическую смерть — и здесь мы тоже играем на руку власти.

Именно поэтому так сложно вырабатывать новую тактику работы в структурах власти, именно поэтому требуется особая осторожность и взвешенность нашего анализа. Нам необходимо выработать такое противодействие, чтобы оставить за собой самое ценное — политическую самостоятельность, но не растерять при этом возможности влияния на ситуацию и не потерять рычаги для включенности в политические процессы.

ОБ ЭФФЕКТИВНОСТИ РАБОТЫ КОММУНИСТОВ В ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЕ И СОВЕТЕ ФЕДЕРАЦИИ

Товарищи! Вспомним, как трудно нам далось решение об участии в выборах в первую Государственную думу в 1993 году. Решение об участии в думских выборах предохранило КПРФ от превращения в политическую секту, не имеющую ни трибуны, ни возможностей для непосредственной работы с гражданами. Эта аргументация не устарела и сегодня — и принятое тогда решение вряд ли подлежит пересмотру, хотя и требует дополнения новой аргументацией.

Вокруг Государственной думы строилась в течение многих лет наша основная работа, Государственная дума была своеобразной ареной нашего главного политического сражения с властью, хотя в каждом из созывов мы находились в разных условиях.

В первом созыве наше влияние было небольшим: партия располагала примерно 10% мест, а это 32 депутата по списку и еще 10 одномандатников. На том этапе скорее можно было говорить о сложившемся в результате политических боев 1992—1993 годов блоке депутатов левой и патриотической ориентации при участии КПРФ.

Более тщательного анализа заслуживает ситуация, которая сложилась в Думе второго созыва. Вряд ли стоит отрицать, что на этапе 1995—1999 годов КПРФ была на пике своего влияния в российской политической системе, и прежде всего за счет влияния в Государственной думе. Партия не имела большинства, но имела возможность использовать блокирующий пакет голосов — порядка 35% — за счет договоренностей с союзниками и другими депутатами, которые поддерживали нас по конкретным вопросам. В некоторых случаях мы могли получать до 210—215 голосов, а иногда даже более половины.

Влияние такого уровня позволяло нам выполнять, с одной стороны, оборонительную функцию, так как КПРФ могла достаточно легко блокировать прохождение антисоциальных законопроектов. Например, на этом этапе мы заблокировали массовую отмену социальных льгот и приватизацию образовательных учреждений, не допустили ратификации антигосударственного договора СНВ-2. С другой стороны, мы сами имели возможность предлагать и проводить через Думу важные социальные законопроекты, многие из которых до сих пор являются основой нашего отчета перед избирателями о парламентской работе. Среди наших принципиальных политических завоеваний следует особо выделить денонсацию Беловежских соглашений.

В то же время и на этом этапе продвижение инициатив, прямо соответствующих партийной программе и существенно изменяющих социально-экономическую политику, было практически невозможным. Во-первых, устойчивого левопатриотического большинства в Государственной думе все равно не было. Во-вторых, за принятием Думой какого-либо законопроекта, соответствующего нашим политическим убеждениям, неизбежно следовало президентское вето.

Таким образом, значительное влияние КПРФ в Государственной думе второго созыва привело к созданию на общероссийском уровне патовой ситуации, когда ни власть, ни мы не могли довести свою линию до конца. Это наше двойственное положение — серьезный вес в Думе, но отсутствие возможности проводить свою политику дало повод власти вбросить в общество тезис о бездействии и бессилии КПРФ, о встроенности в систему. А объяснять гражданам эту ситуацию было непросто, да и вряд ли возможно: тонкости расклада сил очень нелегко донести до массовой аудитории, которая не всегда хочет их узнавать.

Действительно, с целью сохранения важного для любой оппозиции политического влияния и недопущения социального кризиса в стране нам приходилось идти на компромиссы с властью. Нельзя отрицать, КПРФ могла бы сильнее сопротивляться принятию бюджетов, разработанных в правительстве. Фракция могла бы приложить больше усилий, чтобы сорвать согласование некоторых кандидатур премьер-министров. Все это могло бы подкрепить радикализм наших выступлений. Стоило ли идти на обострение ситуации и что получилось бы в итоге? Дать ответ на эти вопросы непросто. Но одно почти очевидно: не мы сами были не готовы к действиям, а общество было не готово к массовой поддержке оппозиции — и этот фактор мы обязаны были учитывать. К тому времени люди устали от чеченской войны, устали ежедневно выживать, а опыт рельсовой войны в Кузбассе стал подтверждением того, что население не готово к политическим требованиям.

Так или иначе сегодня следует честно признать, что, не имея условий для реализации своей социально-экономической политики, но одновременно обезопасив на тот момент общество от авантюрных грабительских реформ, мы содействовали в какой-то мере стабилизации режима, сами косвенно способствовали торможению массового протеста.

Более того, в 1998 году правительство Примакова и Маслюкова, сформированное в результате компромисса с властью, вытащило страну из серьезнейшего экономического кризиса после дефолта и заложило основы для последующего экономического роста, плодами которого пользуется до сих пор и нынешняя власть. Знаю, существует мнение, будто нужно было действовать по принципу «Чем хуже, тем лучше». Но это — сомнительная логика. Нет таких политических целей, которые заставят нас желать своему народу и своей Родине худшей доли.

Положение КПРФ в Государственной думе третьего созыва существенно изменилось, хотя и не сразу. С целью сохранения политического влияния партия была вынуждена пойти на соглашение с «партией власти» в лице «Единства». Это соглашение нельзя оценить однозначно. С одной стороны, пакетное соглашение двух ведущих избирательных объединений, пусть и противостоящих друг другу, является нормальной парламентской формой. В то же время, решившись на пакетное соглашение с «Единством», мы просмотрели первую попытку Путина, первый его усыпляющий нас тактический шаг для овладения инициативой в Думе, ведь в этой Думе у нас уже не было весомого пакета голосов. По итогам выборов 1999 года КПРФ получила около четверти мест в Государственной думе — 67 мест по спискам и 46 одномандатников.

Действительно, нам снова удалось создать Агропромышленную депутатскую группу. Удалось наладить отношения с некоторыми другими одномандатниками. Но даже в этих условиях левопатриотическая группа депутатов уже не могла набирать треть голосов. В итоге уже к 2001 году мы оказались в положении, когда не могли эффективно противостоять не только исполнительной власти, но и созданному в администрации президента так называемому «центристскому большинству».

В этом же году власть начала операцию по связыванию части руководства партии с властью через думские комитеты. Фактически речь шла о том, что сохранение того или иного руководящего поста в Государственной думе было возможным только при согласии подчиниться. К тому моменту именно этим способом власть поставила под контроль немало общественных организаций и бизнес-структур и даже поглотила собственных политических детей. Например, намеревавшуюся быть оппозиционной фракцию «Отечество — Вся Россия» и депутатскую группу «Российские регионы». Мы видели, как проводятся подобные поглощения. И после тяжелых и неоднократных дискуссий в связи с инициированным «партией власти» отстранением некоторых наших председателей комитетов приняли политическое решение «о нецелесообразности дальнейшего пребывания членов КПРФ в должностях председателя Государственной думы и председателей комитетов». Сидеть на зависимых от власти креслах не имело смысла. Эта ситуация, к сожалению, обнаружила среди нас и тех, кто перенес из второй Думы временные и вынужденные компромиссы с властью в область собственных убеждений и расставаться с должностью не захотел.

В итоге после апреля 2002 года мы задействовали новый сценарий парламентской работы – сценарий активного оппозиционного меньшинства, заявляющего свою позицию. У этого сценария были свои плюсы. Прежде всего – возможность выступать в роли единственной последовательно оппозиционной силы, декларировать и отстаивать свою программу. В то же время определились и весьма серьезные минусы. Заметным стало значительное снижение влияния Компартии на развитие политического процесса и законотворчество. Это позволило думскому большинству принять законопроекты, не имевшие никаких шансов в Государственной думе второго созыва. Тем самым общество в значительной мере утратило в нашем лице рычаг торможения либеральной антисоциальной политики власти — и образовался такой механизм принятия законов по линии «правительство — парламент — президент», который может приблизить протестные настроения, когда соответствующая политика будет реализована.

Наряду с плюсами такого положения появился и явный негативный эффект для нас самих: Компартия перестала восприниматься как влиятельный участник политического процесса. В результате власть стала активно раскручивать образ КПРФ как партии, которая не в состоянии что-либо сделать, как партии, которая «только говорит». Отчасти и мы сами в этом виноваты, ведь в ситуации, когда нам действительно оставалось «только говорить», мы до конца не воспользовались и этим единственным оставшимся в арсенале оружием — оружием ценным и по-своему грозным. Мы мало и плохо говорили, в то время как могли делать это ярче и активнее.

Сказался и кризис позиций в Совете Федерации: в первом созыве, который избирался всенародно, левые и народно-патриотические силы имели существенный пакет голосов и даже претендовали на пост спикера. Затем нашу партию представляли немногочисленные, но все же заметные губернаторы и председатели законодательных собраний. После реформы Совета Федерации, проведенной Путиным, влияние КПРФ в верхней палате, формируемой фактически Кремлем и бизнесом, стало минимальным. Возможно, именно реформирование Совета Федерации, создание в нем безликого блока сподвижников президента, можно считать знаковым ударом Путина по демократии.

Необходимо отметить и фон, на котором в зависимости от результатов выборов менялось наше положение в Думе. Получилось, что, когда президент был очевидно непопулярным, а режим — очевидно слабым, наша партия была сосредоточена на позитивной парламентской работе. Когда же отношение значительной части населения к президенту стало положительным, а режим стал восприниматься как сильный, КПРФ начала вести более жесткую линию. Это вошло в определенный диссонанс с общественными настроениями. Настроениями, не имеющими социальной основы, но навязанными мощнейшей машиной государственной пропаганды, иммунитета от которой у общества пока не выработалось.

Напрашивается логичный вывод: чем большим пакетом голосов обладала КПРФ, тем в большей степени она влияла на законотворческий процесс, тем больше заставляла считаться с собой правящий режим. Но для правильного анализа ситуации мы не можем не замечать и другое, что рост политического влияния в парламенте так или иначе неизбежно приводил к снижению градуса нашей оппозиционности, что в свою очередь негативно сказывалось на восприятии нашего образа в обществе. Уровень нашей политической ответственности за происходящее в стране, наша позитивная законотворческая деятельность, результатом которой стали законы, направленные на поддержку большинства граждан, входила в противоречие с масштабностью положений нашей программы. Мы честно и много работали, многого добились, но все это помогло власти избежать социального взрыва.

Получается, опыт Государственной думы провоцирует нас на вывод, что в органы власти вообще ходить не нужно. Следует ждать, когда режим себя изживет — и не следует тормозить этот процесс, тем более что ни о каком нашем влиянии, например, в новой Думе речи не идет. Но даже если бы мы и решили рассматривать такой сценарий — сейчас его применить уже нельзя. Расчет на безучастное ожидание быстрого «загнивания режима», массового «прозрения» граждан или скорую «революционную» волну вряд ли теперь стоит считать верным.

Поэтому мы не можем уходить с парламентского политического поля, но должны теперь рассматривать завоевание мест в парламенте не как самодостаточную политическую цель, а как приобретение еще одного рабочего инструмента для внепарламентской работы.

Какие конкретно задачи можно ставить перед фракцией, если нетрудно прогнозировать, что эта Дума примет немало непопулярных законов и от нашего мнения в сложившихся условиях ничего зависеть не будет?

Главная задача — максимально политизировать свою работу здесь, на федеральном уровне, придать стремительное ускорение разоблачению не просто «думского большинства», а путинской Думы. Мы должны громко и четко заявлять свою точку зрения по любому вопросу, потому что наш главный враг в Думе — созданная властью «видимость». Видимость работы, заботы, искренности. Мы должны взорвать эту видимость. Мы должны использовать Думу как источник информации, должны чувствовать, как путинская Дума делает свою политику, и с упреждением выносить задуманное властью на суд общества. Фракция КПРФ в Государственной думе должна стать своеобразным аналитическим центром, который будет вооружать партию и общество информацией о том, как то или иное красиво замаскированное решение «Единой России» скажется на жизни страны и каждого гражданина.

Но мерить эффективность нашей работы нужно будет не по количеству сделанных заявлений, а по тому, насколько основательно она будет опираться на мощное и организованное протестное движение. И призывать граждан нужно не только к протесту против антисоциальных законопроектов и не только для поддержки наших инициатив. Важно и другое, чтобы профсоюзы, профессиональные сообщества, общественные организации и движения при нашей поддержке и через нас сами инициировали необходимые для них решения, предъявляли свои требования. Тогда не придется рассказывать, кто и как голосует. Отдельные социальные группы, а за ними и общество в целом сами заинтересуются этой информацией.

Сегодня Государственная дума как государственный орган имеет чуть ли не самый низкий рейтинг доверия у населения, не далеко ушли и региональные парламенты. И с приходом к парламентской власти «Единой России» ситуация нисколько не улучшилась. Это происходит оттого, что рекомендации, подготовленные в научной среде, подготовленные в самом обществе, игнорируются, на Думу смотрят как на нечто чуждое интересам людей. Давайте покажем им другую Думу — Думу оппозиционного меньшинства, но такого меньшинства, которое не просто понимает интересы общества, но и ежедневно работает в постоянном контакте с гражданами. Такого меньшинства, которое, не имея возможности решить вопрос в парламенте, слышит голос народа, опирается на мнение народа и потому среди всех задач важнейшей задачей считает продолжение борьбы за проведение референдума.

ОБ ЭФФЕКТИВНОСТИ РАБОТЫ КОММУНИСТОВ В РЕГИОНАЛЬНЫХ ЗАКОНОДАТЕЛЬНЫХ СОБРАНИЯХ

Товарищи! Те же задачи, что и для работы в Государственной думе, следует поставить и перед нашими представителями в региональных законодательных собраниях.

Пик влияния коммунистов в региональных органах законодательной власти пришелся на 1998-1999 годы. Однако завоевать устойчивое большинство голосов не удалось практически нигде: редкими исключениями стали Волгоградская и Рязанская области, Краснодарский край. В довольно большой группе регионов КПРФ получила влияние на уровне менее половины голосов, но более блокирующего пакета.

Как результат, избрание председателем Зконодательного собрания члена КПРФ было весьма редким явлением. Распространенной оказалась ситуация, когда большинство мест в Законодательном собрании получали кандидаты, поддержанные КПРФ, но не являющиеся членами партии. Нередкими были ситуации самообмана, когда депутаты, считавшиеся «своими», поддержанные партией, быстро покидали наши фракции или когда официальная отчетность региональных организаций КПРФ о числе выигранных округов контрастировала с отсутствием реального влияния партии на законотворческий процесс. Спикеры, поддержанные КПРФ, нередко или проводили собственную линию, или даже входили в альянс с местной «партией власти».

На сегодняшний день из 86 региональных организаций КПРФ 16 вообще не имеют депутатов-коммунистов. В законодательных органах Башкирии и Магадана нет даже ни одного нашего сторонника. Приблизительно 30 региональных отделений КПРФ представлены лишь одним-двумя коммунистами в органах законодательной власти.

В настоящее время в региональных законодательных органах создано и работает только около 25 фракций и партийных групп.

Если говорить в целом, то за пять прошедших лет мы потеряли почти половину мест в органах представительной власти. Вместе с нашими союзниками мы имели более 30% депутатских мандатов, сейчас — около 17%.

Региональные отделения КПРФ: Башкирское, Ингушское, Приморское, Иркутское, Ленинградское областное, Магаданское, Оренбургское, Тюменское, Московское городское, Коми-Пермяцкое, Чукотское, Эвенкийское, Ямало-Ненецкое не имеют сегодня ни одного коммуниста в законодательных органах власти.

24 региональных отделения КПРФ: Алтайское республиканское, Бурятское, Дагестанское, Карельское, Коми, Марийское, Северо-Осетинское, Татарское, Удмуртское, Хакасское, Белгородское, Калининградское, Кировское, Курганское, Мурманское, Нижегородское, Новгородское, Омское, Орловское, Пермское, Ростовское, Сахалинское, Томское, Челябинское имеют представительство от 1% до 5% членов КПРФ.

Вместе с тем в Кабардино-Балкарском парламенте численность коммунистов увеличилась в 2 раза, в Народном хурале Республики Калмыкия — с 0 до 11%, в Псковском областном Собрании депутатов — с 5% до 21%, в Собрании депутатов Ненецкого автономного округа — с 0 до 14%, в Курской областной Думе — с 7% до 28% коммунистов.

Однако стоит отметить, что относительное увеличение процента не всегда означает серьезный количественный рост представительства.

Нельзя сказать, что внушительное, но более или менее достойное представительство мы имеем только в 14 региональных отделениях КПРФ, где в региональных парламентах от 15% до 40% — члены КПРФ. Это Алтайское краевое, Владимирское, Краснодарское, Красноярское, Курское, Амурское, Брянское, Волгоградское, Новосибирское, Псковское, Рязанское, Тамбовское, Ульяновское и Корякское отделения.

На первом этапе хороших результатов удавалось добиваться отчасти потому, что почти единственной альтернативой депутатам-коммунистам были местные бизнесмены и представители криминальных структур. Тенденция же к снижению влияния КПРФ в региональной законодательной власти обозначилась особенно явно после 2001 года. К тому времени губернаторы серьезно нарастили административный ресурс, тогда как депутаты-коммунисты не смогли обрести устойчивую опору среди населения. В региональном законотворчестве обозначились те же тенденции, что и на федеральном уровне после весны 2002 года. Законодательство стали приводить в соответствие не только с федеральным законодательством, но и с интересами местной «партии власти».

Основной причиной снижения доверия населения к нашим депутатам является то, что население винит во всех своих проблемах региональную власть, а не федеральную. Ответственность за ухудшение положения основной массы населения — от роста цен на товары до повышения тарифов на коммунальные услуги — не связывается с ответственностью президента и лишь частично сказывается на доверии правительству. Знание же избирателей о региональном законотворческом процессе и полномочиях ветвей власти вряд ли можно назвать глубоким, и потому позитивная информация о законотворческой деятельности депутатов-коммунистов просто не воспринимается большинством.

Как переломить ситуацию? Важно постоянно вести агитационные кампании, разъясняющие проблему полномочий центра и регионов и степени их ответственности за те или иные проблемы. Сегодня авторитарный характер власти вернул нас к необходимости вывести информационно-разъяснительную работу на более действенный уровень. Мы возвращаемся к необходимости политического просвещения. Просвещения как задачи, предшествующей организации протеста и являющейся обязательным условием организации эффективной протестной акции. Только развенчав миф о безнаказанности правительства и президента, мы сможем избавиться от нелепых обвинений в том, на что мы повлиять не можем. И в эту важнейшую работу должны быть вовлечены не только региональная партийная печать, но и наши центральные газеты.

Особенностью региональных выборов современного этапа стало усиление партийного начала. Местные структуры власти почти отказались от прежней тактики выдвижения своих кандидатов в образе «хозяйственников» и пошли на выборы под флагом «Единой России». Нарастающее присутствие «Единой России» в регионах, административный ресурс власти, в том числе активное втягивание силовых структур в выборный процесс, обеспечивают режиму политическое доминирование. В ходе избирательных кампаний значительным оставалось и влияние финансово-промышленных групп. Их кандидаты принимали участие практически во всех выборах. И те, и другие широко использовали все способы воздействия на избирателей — от обмана до подкупа и запугивания. Но, несмотря на сложности, еще раз повторю, мы должны активно участвовать в этих выборах. Более того, сегодня их следует рассматривать как первоочередную задачу — задачу борьбы за каждый регион. Если у нас нет в регионе хорошей фракции в представительном органе власти — значит, некому оказывать сопротивление разрушительной политике власти, значит, некому аккумулировать протестные настроения, значит, не слышно и голоса партии, а областную организацию власть будет всячески зажимать.

Статус депутата регионального собрания открывает много возможностей для создания необходимых условий для организации внепарламентской борьбы. Это и проведение отчетов, встреч с трудовыми коллективами. Такие встречи власть не имеет права запретить. Это и использование депутатских запросов как способа влияния на исполнительную власть и правоохранительные органы. Это и возможность запроса статистических данных через Госкомстат и организация бесплатных юридических консультаций. Что очень важно — право на выступление в местных средствах массовой информации, тесная работа с депутатами местного самоуправления, встречи с руководителями предприятий, различных организаций, свободное участие в пикетах. Приведу пример: когда фракция КПРФ областного собрания Псковской области выезжает с отчетами о работе, пресс-группа при областном собрании обязана давать информацию об этих отчетах. Регулярно на областном телевидении выходит программа «Вестник КПРФ», по инициативе депутатов-коммунистов появилась возможность создать фонд поддержки оплаты труда партийных работников. От этого мы не имеем права отказываться, иначе на местах мы будем нежизнеспособны.

И когда мы слышим, как некоторые товарищи-союзники критикуют нас за вхождение в парламент, мы спрашиваем, а чего вам удалось добиться, не используя все эти возможности? Какая польза от изоляционизма? Есть ли вообще сегодня иные инструменты для организации широкомасштабной внепарламентской работы?

Сегодня наш резерв для расширения представительства в региональных законодательных органах — переход к смешанной системе выборов, предусматривающей по закону избрание не менее 50% депутатов по партийным спискам. Такая система увеличивает шансы если не на победу, то на серьезную борьбу с «партией власти».

До принятия закона выборы по смешанной системе проводились только в двух областях: Псковской и Свердловской. В 2003 году прошли выборы еще в 7 регионах. В результате удалось провести наших депутатов в законодательные органы даже таких регионов, как Калмыкия и Вологодская область, где ранее не было коммунистов.

Недавно, в день выборов президента, состоялась целая серия выборов в законодательные собрания — и наши прогнозы подтвердились: во всех регионах, где мы шли партийным списком, мы получили своих депутатов, в ряде случаев улучшив свое представительство.

Например, если в предыдущем составе в Народном собрании Карачаево-Черкесской республики у нас было только 2 представителя, то теперь будет 9. При этом добавку в 7 человек мы получили именно за счет партийного списка, так как двое прошли по одномандатным округам. В Республике Татарстан в прошлом созыве вообще не было наших депутатов. Все мы знаем, как сложно бороться в Татарстане, — и нет ничего удивительного, что по округам снова никто в Госсовет не прошел. Зато по партийному списку прошли 4 наших кандидата. В Ярославской областной Думе у нас было 3 депутата — теперь будет 5 депутатов, двое из которых прошли как раз по партийному списку. В Усть-Ордынской Бурятской Думе была опасность вообще остаться без мандатов, так как по округам мы выступили слабо, но зато по списку получили 2 мандата, в то время как раньше имели всего один. Получается, что там, где по старой, исключительно мажоритарной системе мы могли рассчитывать в лучшем случае на подтверждение уже достигнутого результата, с помощью партийного списка мы даже немного улучшили ситуацию.

Но нельзя обольщаться и этими итогами. На данном этапе мы, к сожалению, боремся не столько с оппонентами, сколько со своими же показателями. Так, в том же Татарстане мы получили 4 места из 100, а 70% мандатов при этом принадлежит «Единой России». В Карачаево-Черкесии 9 мест из 73 возможных, а в Ярославле получили всего 5 из 50, пропустив при этом вперед не только «Родину», но и некую местную организацию «Справедливость».

Однако замечу: в нынешних условиях каждая даже маленькая такая победа важна. Только так, регион за регионом, мы сможем восстанавливать авторитет Компартии. Эти выборы можно рассматривать как своего рода испытательный полигон, где можно пробовать и более смелые формы агитационной работы.

В регионах есть возможность апробировать и какие-то интересные варианты взаимовыгодных тактических коалиций. Например, на выборах в областную Думу Астраханской области наша партия объединилась с Социалистической партией, которую в Астрахани возглавляет директор страховой кампании. Его позиция в Думе, по заверению наших астраханских товарищей, соответствует нашим взглядам и принципам. И избранный при поддержке КПРФ, он впоследствии оказал коммунистам серьезную помощь на выборах в Госу