Мы, члены КПРФ, нередко говорим, что наша партия является в настоящее время не только крупнейшей, но, по существу, единственной общероссийской партией. Причем повторяется это настолько часто, что стало уже восприниматься лишь как комплимент в свой собственный адрес или просто штамп. А было бы интересно разобраться, так ли это, а если так, то что из этого следует.

Начнем с того, что большинство известных в России последнего десятилетия партий (скажем, избиравшихся в Думу) имеют (или имели) весьма странные для политических партий названия. Когда говорят «христианские демократы» или «социалистическая партия», «зеленые» или «консерваторы», сразу более или менее понятно хотя бы, к какому спектру принадлежит партия: правая, левая, центристская. Иногда в большей, иногда в меньшей степени по названию можно судить об исповедуемой партией идеологии. Но не то в постсоветской России! Можно ли по названию определить, отличается «Наш дом — Россия» от «Выбора России», правая или левая вновь создаваемая партия «Родина»? А уж о «Яблоке» вообще говорить не приходится! Единственное вменяемое (кроме КПРФ) название ЛДПР по иронии судьбы принадлежит партии, которая ни либеральной, ни демократической никогда не была.

И все это отнюдь не случайно! В России 90-х годов, по сути, было всего две враждебные силы: разрушения — и сохранения советского социализма. Разрушители, правда, называли себя «либералами» и «демократами», впрочем, не особенно заботясь о названиях — потому-то не либералу и не демократу Жириновскому и удалось «приватизировать» эти слова. Понятно, что разрушали они именно социалистическое государство, причем с таким остервенением, что жертвовали не только «70-ю годами коммунизма», но и историей, и ценностями дооктябрьской России. Поистине целились в коммунизм, а попали в Россию!

Впрочем, знали, куда попадут! Ибо разрушали до основания отнюдь не затем, чтобы «новый мир построить» (светлое капиталистическое будущее). Одни считали, что это и невозможно в лапотной и дремучей России, так что для них главным являлся сам процесс разрушения нашей страны. Другие (и таких было немало) на руинах создавали себе капитал — политический и финансовый. Какая уж тут идеология, если власть нужна не для осуществления какого-либо общественного проекта, а только для безумного и, как казалось, бесконечного самообогащения. Да никакого такого проекта у них и не было, потому так легко меняла «партия власти» свои названия, так безболезненно перетекали партийные кадры из одной формальной структуры в другую. И само понятие «партия власти» никак не укладывается в нормальные представления о партиях. Иногда «партию власти» сравнивают с КПСС, т. к. та тоже, по сути, не являлась партией. Но это совершенно неверно, поскольку КПСС была системой управления государством, а нынешняя «партия власти» во всех своих видах — системой разрушения.

А вторая из враждующих сил, пытавшаяся сохранить социализм и представленная, главным образом, КПРФ, такой общественный проект как раз имела! Этим проектом и был наш советский социалистический опыт и тот строй, который в то время еще не стал прошлым, несмотря на все заклинания «демократов» о пройденной точке возврата и т. п. Да и сами «демократы» прекрасно понимали, что убиваемый ими социализм еще никакое не прошлое, отсюда и лютый, просто безудержный антикоммунизм тех лет. Таким образом, КПРФ была действительно одной из немногих истинных политических партий, потому что не только выражала интересы и волю очень значительного числа граждан России, но имела вполне конкретный и всеми понимаемый (хотя некоторыми и люто ненавидимый) образ будущего.

Кстати, конечно, КПСС была партией революционной, но т.к. Октябрьская революция в России победила, защищая и охраняя ее завоевания, она являлась и партией консервативной, в отличие, скажем, от западных коммунистов. (В этом консерватизме западные товарищи нас часто и совсем неправилно на том этапе упрекали.)

Главного — сохранить социализм— КПСС, к сожалению, не смогла. Но не будь нашей партии, вполне вероятно, не было бы уже и России как единого государства.

Но время идет. Советский социализм с тех пор не стал не хуже, не лучше, но он действительно превратился теперь в «образ прошлого», а даже не настоящего. Это хорошо чувствуют наши противники. Показательно, что теперь они позволяют себе публично (хотя и в очень ограниченных дозах) вздохнуть о «старых добрых временах», пожалеть о Советском Союзе, вспомнить не без пиетета некоторых советских партийных лидеров, вернуть мелодию советского гимна и т.д. Даже нынешняя молодежная мода на символику СССР (о ее причинах и истоках разговор особый) была еще 5—7 лет назад абсолютно невозможна. Ее возникновения просто бы не допустили тогда. А мифа — того, что ушло в прошлое, бояться вроде как и не пристало. Главное, чтобы он лишь мифом и оставался.

Чувствуют это и сами коммунисты, но осознать не хотят или боятся. Потому и происходят очень неприятные явления. Например, в ходе думской предвыборной кампании член ЦК КПРФ Татьяна Астраханкина породила смуту и вполне законное возмущение в душах рядовых коммунистов, заявив, что в России теперь социализм невозможен. Но ведь это бессмысленно: если Коммунистическая партия не борется за построение социализма и коммунизма, то это уже не коммунистическая партия. Социализм в России возможен и жизненно необходим. Невозможно лишь вернуться в 1990 или в 1985-й, будто и не было этих двадцати трагических и разрушительных лет. То есть речь уже не идет о ВОССТАНОВЛЕНИИ социализма (слишком много и во прах разрушено), нужно, учитывая прошлый опыт, социализм СТРОИТЬ ЗАНОВО. Вопрос в том, ЧТО строить, каков наш общественный проект, как объяснить его людям да и самим себе, если только ссылки на советское время уже недостаточны, зато позволяют говорить, что «коммунисты хотят вернуться в прошлое». А то, что ход времени необратим, ясно и нам самим, отсюда чувство безысходности у многих наших товарищей.

И еще маленькое дополнение. Власти доразрушались до того, что дальше разрушать стало просто опасно из чувства самосохранения, а часто и просто нечего! В настоящее время им выгодно законсервировать сложившуюся ситуацию, дать ей продержаться как можно дольше. Для этого нужно имитировать некие процессы, например, политические или экономические реформы, но сохранять установившуюся шаткую стабильность. Отсюда и нынешний консерватизм властей, и наше недоумение: мол, «партия власти» перехватила наши же лозунги, и ложные надежды некоторых былых соратников, что, перехватив лозунги, власть будет их и реализовывать. Но современные консерваторы охраняют вовсе не то, что на протяжении 90-х годов пыталась сохранить КПРФ. А потому изменившаяся ситуация никак не позволяет партии оставаться консервативной. Тем более консервация тяжелой, опасной для жизни страны болезни до добра уж точно не доведет.

А разрушители 90-х годов, изображавшие тогда, что выстраивают в России либеральное общество, в настоящее время имитируют... всего понемножку. С этой точки зрения, совершенно бесполезно обсуждать, скажем, правый или левый политик господин Путин. Он и не правый, и не левый, т.к. не собирается осуществлять никакого проекта. А новые-старые партии имеют столь же невразумительные и ни о чем не говорящие названия, что и несколько лет назад: «Единая Россия», «Партия жизни», «Свободная Россия» (новая партия Хакамады). К сожалению, не только многочисленные граждане, но и некоторые политические движения — из тех, что раньше были близки к КПРФ, попались: одни — на левую фразу о социальной справедливости, другие — на патриотическую риторику о сильном государстве. Но никогда еще имитация какого-либо процесса не приводила к достижению провозглашаемых целей.

Имитаторам же от власти вдруг очень понадобилось имя КПРФ, чтобы фальшивка, выдаваемая за политический процесс, хоть сколько-нибудь напоминала нечто настоящее. Задумали создать этакую двухпартийную систему, как в США: меняют шило на мыло, но вроде и «демократия», и выборы, и борьба — все присутствует. Но как ни создавали левое крыло «партии власти» — то при помощи Рыбкина, то Подберезкина, то Селезнева,— ничего не получалось. Вот теперь и положили глаз на КПРФ. Еще недавно даже от слова «коммунизм» их судорога сводила — все «последние гвозди в гроб» забивали, а нынче самые дальновидные не прочь, чтобы партия даже и название свое сохранила (люди левых взглядов, много лет голосовавшие за КПРФ, привыкли именно к этому названию), ведь если старое название наполнить совсем новым содержанием (точнее, его отсутствием, выхолостив суть и заменив лидеров), включить этот, с позволения, организм, в политический псевдопроцесс, то, пожалуй, задача политтехнологов будет выполнена. Что и говорить, для партии (как настоящей коммунистической партии) это смерть.

Оставаясь по-прежнему единственной настоящей партией в России, КПРФ, однако, на мой взгляд, утратила очень важное: четкое представление об общественном проекте, том самом образе будущего, который мы должны предложить. На эту мысль меня навел вроде бы случайный вопрос моего младшего брата, который политикой не занимается, но к происходящему в стране далеко не равнодушен. Он спросил, собирается ли КПРФ совершать революцию. Все остальные участники разговора были молодыми коммунистами. Улыбнувшись наивности вопроса, мы начали объяснять беспартийному товарищу, что к чему. Но уже через пять минут выяснилось, что все мы (человек шесть-семь) придерживались абсолютно противоположных мнений. И это бы еще не беда, но у нас оказались различные представления и об официальной позиции партии по этому вопросу, причем каждый подкреплял истинность именно своего понимания цитатами из партийых документов и ссылками на заявления наших лидеров!

Обнаружив такое «темное пятно», я стала выяснять, какой же глобальный проект общества предлагает КПРФ. Но находила лишь отсылки в 1985-й (или 1917-й), чего было достаточно еще 7—8 лет назад, но не сегодня, или ссылки на китайский опыт (но как бы ни был грандиозен темп развития Китая, это все-таки китайский, а не российский проект). А чаще всего говорят или пишут о частностях: ЖКХ, природная рента и т. п. Все это, конечно, очень важные частности, но именно как ЧАСТЬ целого. А мы, не видя этого целого, пытаемся разрешить вторичные вопросы — и, естественно, не можем. Ведь и формы борьбы, и способы агитации, и то, какие слои общества мы будем привлекать для этой борьбы, напрямую зависят от содержания общественного проекта, образа будущего, который мы должны, но, кажется, не можем пока предложить.

«Вот победим, тогда и посмотрим»,— говорят некоторые. И это роковая ошибка!

Во-первых, без этого не победим! Ведь власть для КПРФ — не цель (как для всех без исключения других политических сил нынешней России), а средство для построения нового общества. А мы весьма слабо представляем, что это за общество. Не этим ли во многом обусловлены наши последние поражения на выборах? Мы сетуем на ложь оппонентов, административный ресурс, отсутствие средств и новых форм работы с избирателями. И все это верно. Но нельзя не согласиться, что воля к победе у нас в какой-то мере ослаблена. Недаром даже в своей среде мы частенько вспоминаем Жириновского: мол, фигляр, конечно, и провокатор, но с какой страстью борется, а мы? А ведь дело не в том, что в КПРФ нет ярких и языкастых людей. Просто ВВЖ добивается неких постов — больше ему ничего и не нужно. А КПРФ, по-моему, преследуют вполне обоснованные сомнения: ну получила партия власть, а что она будет с ней делать? Готова ли она к этому? Вот эти опасения и не дают бороться в полную силу.

Во-вторых, КПРФ вынуждена играть по чужим правилам. В этом всегда кроется опасность «заиграться»: потерять свое лицо, быть дезориентированным и даже уничтоженным. Спасти от этого может лишь очень четкое осознание собственных целей — и чем они глобальней, чем дальше мы смотрим, тем лучше.

В-третьих, вспомним, как мастерски искал и находил В.И. Ленин союзников и попутчиков для достижения тактических целей, как динамично менял, если это было необходимо, средства для достижения этих целей. Это было возможно только из-за очень четкого представления, зачем партии власть, что она хочет осуществить, добившись ее. У КПРФ этого представления нет, потому она так часто попадает впросак, хотя бы в выборе союзников.

Я понимаю, меня можно упрекнуть, что о своем видении «образа будущего» я практически ничего не сказала. Но, с одной стороны, мне хотелось обратить внимание на само существование проблемы, т.к. многие в этом проблемы не видят. С другой стороны, существуют размышления и даже в большей или меньшей степени разработанные проекты различных людей на эту тему. Иногда эти размышления высказываются даже в ходе партийных дискуссий. В них много важного, ценного и полезного, хотя и много спорного (но это нормально, спорить и обсуждать гораздо продуктивнее, чем ничего не делать). Но как-то так получается, что соображения и проекты — отдельно, а партийная жизнь — отдельно, будто и сами дискуссии объявляются лишь для галочки. А в КПРФ по-прежнему тактические задачи принимают за стратегические цели, главной идеологической работой считают подготовку к очередным выборам и написание листовок, а также пытаются создать привлекательный образ того, о чем сами имеют весьма смутное представление.

Если так пойдет и дальше, то «партии власти» и впрямь удастся превратить единственную настоящую партию — в виртуальную, как и все остальные. Тогда может закончиться не только история левого движения в России, но и история самого государства Российского, ведь когда прогнившая насквозь «стабильность» обрушится, просто некому и нечего будет предложить взамен.

Итак, главный фронт для нас, членов КПРФ, сейчас — это фронт идеологический.

Екатерина ПОЛЬГУЕВА.