На прошлой неделе в Южной Африке прошли всеобщие выборы. Мы уже сообщали, что блок левых сил во главе с Африканским национальным конгрессом (АНК) одержал уверенную победу. Напомним, что за этот блок, в который вместе с АНК входят Конгресс южноафриканских профсоюзов и Южноафриканская коммунистическая партия, проголосовали почти 70% избирателей. В эти дни в Москве находился генеральный директор МИД ЮАР Айанда Нтсалуба. Надеемся, что нашим читателям будет интересно познакомиться с его оценками прошедших выборов, прежде всего в его качестве давнего члена АНК.

     — Товарищ Нтсалуба! Поздравляю вас с прекрасными итогами голосования. А вы сами-то ожидали такого результата?

     — Честно говоря, нет! Мы ведь в АНК относимся к себе довольно самокритично. Мы видим, что где-то недорабатываем, что-то упускаем, кое-где действуем недостаточно быстро. Мы знали, что получим весомую поддержку народа. Но что это будет 70% — не ожидали.

     — Что, по-вашему, обусловило успех?

     — Во-первых, народ видит, что за десять лет после прихода АНК к власти в 1994 года мы сделали немало. Во-вторых, оппозиция не столько привлекала к себе людей, сколько отталкивала их. В третьих, мы неплохо провели избирательную кампанию На этот раз мы не стали собирать крупные митинги, а пошли от двери к двери. Причем пример показало наше высшее руководство, включая президента АНК (и президента ЮАР) Табо Мбеки.

     — Хорошо подготовленные «экспромты», которыми грешат и российские «вожди»?

     — Нет, у нас это не прошло бы. Президент ездил по поселкам. Люди выходили на улицу, он останавливался, заходил в дома, спрашивал у людей их мнение. И этому примеру следовало все руководство и все активисты АНК. Кстати, выяснилась интересная вещь. Мы ведь подготовили предвыборную программу АНК, в которой дали оценку пройденного пути и наше видение будущего. Так вот, когда мы стали сводить воедино впечатления от посещения домов, то выяснилось, что пожелания людей почти в точности учтены в нашей предвыборной платформе.

     — Но, насколько мне известно, для АНК все же есть регионы, где он испытывает сложности?

     — Да, это провинция Наталь, которая была под контролем Партии свободы «Инката». В начале 90-х годов, во времена апартеида, в столкновениях между АНК и «Инкатой» там погибли тысячи людей. Но десять лет нашей напряженной работы не прошли даром и в Натале. АНК выступал там как объединяющая сила, а не разъединяющая (как «Инката»). АНК получил там 47%, а «Инката» — лишь 37%. Это наш большой успех.

     — Я знаю, что в адрес АНК звучали обвинения в неэффективности управления страной, в коррупции.

     — Да, грязи на нас вылили в прессе немало. Что касается «неэффективности», то не только общие экономические показатели, но и оценки южноафриканского и иностранного бизнеса свидетельствует, что правительство АНК работает успешно. А 70% голосов, отданных нам, показывают, что сам народ (прежде всего!) высоко ценит нашу работу.

     Что же до коррупции, то пресса энергично раздувала каждый случай. Но дело-то в том, что самим СМИ о фактах коррупции становилось известным в первую очередь из наших же расследований. То есть мы сами вскрываем коррупцию. И это тиражировалось. Надо сказать, что пресса вела себя исключительно враждебно по отношению к АНК. Наши успехи если и признавали, то сквозь зубы. Но тем не менее мы победили.

     Оппозиция пренебрежительно относится к народу, считая, что он неспособен оценить все то, что делается. В 1994 году они говорили, что народ «голосует сердцем», помня наши заслуги в свержении апартеида. Но от выборов к выборам наш результат растет. В 1994 году мы получили 62,5%, а в этом году — уже 70%. А правая оппозиция голоса теряет. Кстати, у людей чувство освобождения по-прежнему сильно. Они счастливы, что могут влиять на судьбу страны.

     — В российской прессе появляются утверждения, будто белые в Южной Африке подвергаются дискриминации.

     — Это неправда. Бывшие министры «белого» правительства Пик Бота и Рулоф Мейер публично говорили, что могут проголосовать за АНК. Эти люди объективны. Они преданны защите «своих» (белых), и тем не менее они поддерживают нашу политику. И это ощущение не только отдельных политиков. Происходят интересные вещи. Белые начинают чувствовать, что мы не только освободились сами, но и освободили их. Ведь ЮАР издавна была объектом международных санкций — экономических, политических и культурных. Они чувствовали себя изгоями. А после прихода АНК к власти все переменилось.

     Сейчас становится известной правда о жутких злодеяниях режима апартеида. И белые начинают понимать, чего нам стоило взять курс на национальное примирение. Сначала они думали, что эта политика — плод личной позиции Нельсона Манделы. Они просто не знали, что такие стратегические решения вырабатывает коллективное руководство АНК. После избрания президентом ЮАР в 1999 году Табо Мбеки отношение к белому населению не изменилось. И убедившись в этом, белые, особенно африканеры (выходцы из Голландии. — Прим.ред.), становятся подлинными патриотами новой, нерасовой Южной Африки.

     Кстати, «белые» фирмы вышли на рынки Африки, куда они не имели доступа из-за политики апартеида. Я недавно был в Танзании. Там идет активное строительство. Было приятно видеть, что там доминируют не европейские фирмы, а наши — южноафриканские. Это было бы невозможно без преобразований, связанных с приходом к власти АНК. Конечно, элемент недоверия еще силен. 10 лет — не так много, чтобы полностью справиться с недоверием. Но подвижки идут очень глубокие.

     — У вас есть конкретные подтверждения?

     — Сколько хотите. Я познакомился с нынешним начальником моего секретариата (он африканер) лет пятнадцать назад, когда приехал на учебу в Лондон. Он учился в том же университете. Поначалу наши отношения были непростыми. Но постепенно его отношение ко мне переменилось. В 1995 году, получив высокий пост в министерстве здравоохранения, я пригласил его поработать начальником моего секретариата. Мы работали восемь лет. И когда я уходил в МИД, то понял, что мы очень притерлись друг к другу. По-моему, у него было такое же ощущение. Так что сейчас он по-прежнему начальник моего секретариата. Теперь уже в МИДе.

     — Кстати, как складывалась ваша собственная карьера?

     — Сложно (смеется). В 1982 году закончил медицинский факультет университета в провинции Наталь. Три года работал врачом. А в 1985 году нелегально перешел границу ЮАР с Лесото и через некоторое время оказался в Лусаке, где располагалась штаб-квартира АНК.

     — А чего вдруг преуспевающий врач нелегально покидает страну?

     — Так ведь я давно участвовал в подпольной деятельности АНК. Руководителем нашей подпольной организации был Крис Хани (легендарный комиссар военных формирований АНК «Умконто ве сизве», который тогда был представителем АНК в Лесото. Крис Хани был убит польским наемником в 1993 году. — Прим.ред.).

     Там была трагикомическая ситуация. Чтобы перебраться в Лесото, нужно было пересечь реку. А я тогда не умел плавать. И меня потащил на спине один из наших товарищей. А он только что вышел из тюрьмы на острове Роббен, и, если бы его поймали, он очутился бы в той же самой тюрьме. Но это его не смутило. Вот так я оказался за границей. Кстати, теперь этот товарищ — посол ЮАР в Руанде и формально мой подчиненный. Иногда мы смеемся, что он рисковал не зря.

     — И что было дальше?

     — Потом я оказался на учебе в Москве. А в 1987 году вернулся в Африку, в Анголу, где размещались наши военные лагеря. Кстати, здесь моим руководителем опять стал Крис Хани. После нескольких покушений на его жизнь был вынужден покинуть Лесото. В Анголе прошел 6-месячный курс молодого бойца. Причем пришлось скрывать, что я врач.

     — Почему?

     — Так меня тут же забрали бы в один из наших госпиталей. А мне очень хотелось получить военную подготовку. Конечно, начальник лагеря знал, что я врач. Но он разделял мое стремление воевать и «скрывал мое прошлое». Затем меня перевели в Лусаку в штаб-квартиру АНК. Но потом в Анголе, в засаде банды УНИТА, погиб один из наших врачей. Я решил вернуться в Анголу и работать в госпитале. В 1991 году, когда в ЮАР был отменен запрет на АНК, возвратился на родину и стал работать врачом в Дурбане. В 1995 году получил приглашение войти в состав руководства министерства здравоохранения. А с августа прошлого года — работаю в МИДе.

     — Южная Африка — влиятельный член мирового сообщества. И ваша страна обладает повышенным чувством независимости, хотя многие страны поддаются давлению западных государств. Как вам это удается?

     — У нас высокий моральный авторитет в мире оттого, как мы провели сложнейший процесс ликвидации апартеида. Мы не ищем противоборства ни с кем. Мы ищем общие точки соприкосновения — это борьба с бедностью, это необходимость укрепления ООН. Но мы твердо отстаиваем свое право выбирать друзей. Включая Кубу и Ливию, которые кое у кого вызывают негативные ощущения. Наша позиция в том, что правительства этих стран пользуются поддержкой их народов. И это определяет наше отношение к ним. Ну а те, кто пытается давать нам советы, начали помогать нашей борьбе слишком поздно. И они знают об этом.

     Важный фактор независимости нашей внешней политики — это отказ от излишних заимствований. В некоторых странах, когда туда приезжает делегация МВФ, то все сбегаются с протянутой рукой. Мы же отказываемся брать займы, хотя нам их буквально навязывают. Разумеется, мы берем займы, например, у Евросоюза. Но их объем по сравнению с нашим собственным бюджетом незначителен.

     — И последний вопрос. Некоторые в России утверждают, что в Южной Африке уже забыли о поддержке, которую Советский Союз оказывал АНК в его борьбе. Так ли это?

     — Конечно же нет. Мы очень хорошо помним, что и народ, и правительство Советского Союза твердо были на нашей стороне. В других странах нас поддерживала общественность. Но в СССР и народ, и руководство были едины в симпатиях к нам. Я помню, как в сложные для нас времена в Анголу начали прибывать пароходы из СССР с продовольствием и одеждой. Разве можно забыть такое?!

     У нас долго не складывались отношения с Россией. Раз за разом откладывался визит в Москву президента Нельсона Манделы. Были и другие проблемы. Но сейчас положение меняется. У нас много точек соприкосновения. Россия — очень важная страна. И мы рады, что она вновь самоутверждается на международной арене.

  В. ТЕТЕКИН.