В Пушкинском Доме хранятся письма Виктора Федоровича Бокова своему старшему другу, певцу с Ладоги Александру Прокофьеву. Тот любил частушку, знал ее досконально, использовал энергичные частушечные обороты в творчестве:

     Видишь линя
     Иль не видишь линя?
     Любишь меня
     Иль не любишь меня?

     Так вот, во многих боковских письмах рассыпаны частушки, услышанные им в родной деревне Язвицы Сергиево-Посадского района. Он восторгается этими перлами, самими исполнительницами. «Сколько силы, достоинства!» — восклицает он:

     Говорят, что я — атлёт,
     (как обойтись без буквы «ё»!)
     У меня на сердце лёд.
     Что хотите говорите,
     А моё во мне — живёт.

     Диалектная, северная форма неожиданного слова «атлёт» делает его более бытовым, образным. Недавно я снимал открытие музея своего старшего друга и учителя Бокова в родной деревне, где уже почти не поют частушки. Это ведь дело любовное, задорное, молодое. Политические или эстрадные куплеты — иной жанр, другое социальное явление. «Чем отличаю частушку от заурядных стишков: сплошь и рядом рифму даже нельзя угадать, не то что поворот смысловой или образный в следующей строке», — так говорил мне знаток частушки Боков.

     Недалеко от родных мест Виктора Федоровича, на старом Ярославском шоссе, лежит и село Рахманово, где проводил детские годы ярый собиратель и сочинитель частушек поэт-фронтовик Николай Старшинов — председатель жюри прошлого конкурса в «Советской России». Как вспоминает будущий поэт, он часами крутился у пожарного сарая, где был настил для выезда телеги в любую распутицу. Эту деревянную площадку использовали рахмановские девчата, чтобы сопровождать дробью лихие частушки.

     Пойду плясать,
     Начну дробью,
     И руками, и ногами,
     А еще бровью.

     Тогда же городской паренек услышал и чисто женскую «Семеновну», а потом уже зрелым мастером, приезжая в вологодские края, где она особенно популярна, так «напитался» двухстрочными страданиями, что написал одну из любимейших своих поэм «Семеновна» этими частушечными двустишиями, создав по-некрасовски глубинный образ несгибаемой и ласковой русской женщины, труженицы и певуньи.

     Ведра полные ты так повесила,
     Чтоб горе-горькое не перевесило.

     Как не похож созданный поэтом яркий народный образ на тот, что представал на пошлой программе «Ой, Семеновна!» на ОРТ. Ее авторы и ведущая — артистка Еврейского театра Голуб — так цинично и плоско подошли к материалу, к самодеятельным артистам, даже не обделенным задором и талантом, что пиршество яркого слова, всплывающих образов и характеров превратилось в соревнование скабрезностей и ложно понятой смелости. Хотя русскую частушку без «картинки», без дерзости и крепкого словца — не представить.

     Во многих частушечных сборниках у Николая Константиновича, не чуравшегося оборотов без отточий, был раздел частушек со знаменитым зачином «Я не знаю, как у вас...». Он часто брал в редакции альманаха «Поэзия» небольшую гармошечку и с удовольствием пел для молодых выпивающих поэтов:

     Я не знаю, как у вас,
     А у нас в Киргизии
     Девяносто лет старухе —
     Командир дивизии.
     Я не знаю, как у вас,
     А у нас в Орехове,
     Она — в шляпе, он — в очках
     В наш колхоз приехали.

     Пел он, конечно, открытым текстом, а не «она» и «он», заразительно смеялся и удивлялся, почему же перестали обыгрываться в частушках повседневные, знакомые с детства названия, которые вспыхивают неожиданными гранями, освежаются в частушке. «А что же вы не сложили: я не знаю, как у вас, а у нас в Рахманове?..». «Надо найти заковыристую рифму», — соглашался поэт. Сам он много лет не брал капли в рот, но продолжал оставаться душой любой компании, самозабвенным запевалой.

     Многие из его учеников заразились этим звонким чудом — частушкой. В газете «Литературная Россия» я после очередной поездки на русский Север открыл частушечную рубрику, и — хлынула почта из всех краев читающей и поющей России. Многие частушки повторялись, некоторые были неудачно сочинены самими корреспондентами, но среди этого потока встречались истинные шедевры.

     «Самоцветная частушка» — так называлась авторская моя программа, которая выходила на телеканале «Московия». В одной из их мы провели конкурс со знаменитым зачином: «Я не знаю, как у вас...».

     Я не знаю, как у вас,
     А у нас в Московии,
     Есть частушки про запас
     И притом — исконные.

     Но как раз сочиненные частушки участников оказались малоинтересными. Запомнилась только одна:
     Я не знаю, как у вас,
     А у нас в Нахабине
     Есть ребята первый класс,
     Но и те — нахальные.

     Тогда я предложил другое задание, с другим знаменитым зачином: «Милый Ваня, завтра баня...», но тут результаты были еще неинтереснее.

     Мой покойный друг, замечательный композитор Александр Аверкин сказал, что ему больше всего понравилась моя частушка, спетая для примера, но напомнившая с горькой усмешкой про трагические события 1993 года:

     Я не знаю, как у вас,
     А у нас в Останкине,
     То с цветами прибегут,
     То нагрянут с танками.

     Увлеклась такими частушками член жюри — поэтесса Нина Краснова, которая переехала из Рязани в Москву, в бывшее подмосковное Перово, и привнесла частушечный лад родной земли, сочинила сразу несколько куплетов:

     Я не знаю, как у вас,
     А у нас в Перово
     Как-то всё не так идет,
     Как-то всё хреново.

     Как новожитель бывшего торгового села, она не знала, что рифма эта — давнишняя, вошедшая в присказку.

     Но были среди этих частушек и довольно-таки оригинальные. В то время как все СМИ наперебой твердили о реформах, Краснова продемонстрировала народный взгляд на эту шумиху:

     Я не знаю, как у вас,
     А у нас в Гаврилово
     Никаких реформов нету —
     Одно говорилово.

     Коснулась она еще одной приметы времени:

     Я не знаю, как у вас,
     А у нас в Мамоново
     На любого хулигана
     Дубинка есть омонова.

     Вскоре эта дубина стала гулять не только по спинам бандитов и хулиганов, но и демонстрантов, будь это даже ветераны войны. Омоновскую дубинку вполне в фольклорном духе назвали «демократизатором».

     Коснулась Краснова и телевидения с начинающимся засильем мыльных сериалов.

     Я не знаю, как у вас
     А у нас-то в Тушино
     Телевизор с «Дикой розой» —
     Вот и вся отдушина.

     Одной из самых точных и ярких показалась вот эта частушка:

     Я не знаю, как у вас,
     А у нас в Мытищах
     Кто-то в шубах напоказ,
     А кто-то — в лохмотищах.

     Когда частушка прозвучала, некоторые официальные лица в Мытищах вдруг обиделись, пришлось объяснять, что, во-первых, в частушках ради красного словца не пожалеют и отца, а, во-вторых, Мытищи ничем не лучше всей остальной России, где социальное расслоение достигло невиданных для других стран масштабов. Началась это при Ельцине с его «загогулиной» , а продолжает раскручиваться и ныне, когда вечно веселый президент ушел в небытие.

     Я не знаю, как у вас,
     А у нас в Деулине
     И о Ельцине забыли,
     И о загогулине.

     Это уже мой частушечный комментарий, вернее, даже плоско-куплетный. В частушке должно быть больше непредсказуемости. Самой удачной частушкой с этим зачином многие считают ту, что придумал я в круизе по Средиземному морю, глядя на одного редактора районной газеты, который отмечал удачное окончание очередной выборной кампании, где он, видать, неплохо заработал и теперь широко гулял, не видя городов Италии. Я сложил такую частушку:

     Я не знаю, как у вас,
     А у нас в круизе,
     Ходит Вася, накренясь,
     Словно башня в Пизе.

     Я продолжаю много ездить по глубинной России. Номер «Советской России», где был объявлен нынешний конкурс частушки, достал в Тульской области, в Суворовском районе, курортном и промышленном одновременно, где производственный мусор и грязь не красят вида и без того неуютного города Суворова. У меня сложилась обличительное четверостишие:

     Я не знаю, как у вас,
     А у нас в Суворове
     Хрен узнаешь: то ли грязь,
     То ли снег сугробами.

     Это я как бы внутренне начал готовиться к знакомству с творчеством читателей. Конечно, на объявленный конкурс прежде всего откликнутся авторы остросоциальных, обличительных частушек, политических куплетов, но при этом частушка должна сохранить свои родовые качества: неожиданность, иносказание, иронию, причудливую рифмовку и яркую деталь. Только такая частушка запоминается. Ведь я был членом жюри и предыдущего конкурса, вел заключительный концерт в ДК имени Зубова, но наизусть мне запомнились лишь две частушки. А если они не запоминаются, то и смысл теряется. Итак, первая:

     Дура, дура, дура я,
     Дура я отпетая:
     Голоснула за Бориса
     И хожу раздетая.

     Налицо энергичное и неожиданное решение, обычно так начинается любовная, а не политическая частушка, а тут замечательно передано типичное состояние запутанной русской женщины-избирательницы, которая не ведает, что творит и кому верит. Вторая, просто отличная, не в бровь, а в глаз:

     В зоопарк я не хожу
     С восемьдесят пятого:
     Видеть морду не могу
     Верблюда горбатого.

     Ни имя Горбачева, ни его дурацкие действия и верблюжье самодовольство впрямую не названы, а как-то волшебно переданы. В этом и заключается звонкое чудо частушки.

     Замечательный писатель Глеб Успенский, который опубликовал в 1889 году статью «Новые народные стишки» и ввел само название — частушка — для обозначения нового жанра, родившегося на стыке города и расслоившейся деревни, писал так: «Откликнуться на любое явление стишком — от этого и удержаться нельзя русскому человеку!»

     Вот и я решил сразу откликнуться стишком-частушкой на новое назначение Путина, которое повергло многих в недоумение и доказало ненужность расплодившихся шустеро-познеровских программ, аналитических центров и паразитических фондов, которые ничего не ведают, не понимают, не весят в реальной самодержавной политике, но пыжатся и морочат головы или обижаются, как некоторые оплеванные депутаты: вот, мол, не посоветовались насчет Фрадкова! На то, что творится сегодня в России, только частушками и можно откликаться:

     Спите, дети, не будите
     Страшных Змей Горынычей.
     Больно много в царской свите
     Михаил Ефимычей.

     Ждем читательских бесстрашных частушек, надеемся на радостные встречи с яркой россыпью самоцветных откровений! Но помните, что художественная выразительность порой ценнее политической грамотности и обличительного пафоса любой ценой.

  Александр БОБРОВ,
председатель жюри
конкурса частушек.