СПАСЕМ ГЛАЗА ЗЕМЛИ

Озера на Руси издревле называют глазами земли. Если продолжить эту метафору, то сегодня глаза земли плачут горючими и порой мутными слезами…

Самые красивые, чистые и целебные места на водоемах в любом уголке России теперь, в эпоху господства денег и безнаказанности власти, самые уязвимые. Например, в Подмосковье выявлено 1500 вообще нигде не зарегистрированных особняков, а построенных с нарушением экологических законов на берегах озер и водохранилищ — не счесть. Чем богаче человек и чем крупнее его должность, тем ближе к живительной воде он хочет раскинуть свои владения. Самый шик — сползти фундаментом, дорожками, частным причалом и высоченным забором прямо в воду.

Деревни испокон веков строились подальше от воды — только бани спускались к рекам и озерам, а огороды, скотные дворы и другие загрязняющие объекты относились повыше, чтобы не травить рыбу и самих себя. Нынешние хозяева жизни даже здравый житейский смысл попрали! Не говоря уж о законе и правилах общежития на Богом данной земле.

На берегу подмосковного Истринского водохранилища, например, за четырехметровым забором спрятался элитный поселок «Балтия». В 1997 году ЗАО «Гудвин-3» получило 20 гектаров под строительство автозаправки и автосервиса, а потом захватило еще 25 гектаров и стало строить коттеджи. Глава фирмы Тимур Умеров попал под суд, но после всех возмущений Госархнадзора, СЭС, экологического контроля «Гудвин» отхватил еще несколько гектаров. В поселке живет бывший министр культуры М. Швыдкой, который был уверен, что «с документами все в порядке. Ну не сносить же все дома бульдозерами». Вот такой продвинутый шоумен: все знает, обо всем судит, а про незаконность вторжения в водоохранную зону не догадывался.

Новая команда Минкомприроды настроена решительно: надо сносить незаконно возведенные виллы, действовать по 222-й статье Гражданского кодекса — наказание за самовольную застройку. Дай-то Бог, чтобы хватило смелости и у министерства, пришедшего в ужас от того, что открылось их свежему взору совсем рядом, в Подмосковье, и суду, который должен создать прецедент. Тогда, глядишь, и особняки у кромки берега на любимом озере Селигер и на встреченном в июле озере Сапшо перестанут появляться, загрязнять водоемы, затруднять доступ к тем богатствам, которые еще принадлежат всем.

В глубине России власть вообще не знает ограничений, даже показательных угроз в ее адрес не раздается. Да и людей не просто активных, а хотя бы дееспособных остается все меньше. Кто спился, кто уехал, кто одряхлел. Хранительница слободских заповедных мест Евгения Гавриленкова сокрушается:

— Это ужас, что творится в округе. Куда ни сунешься, была деревня — нету, стояла недавно — нету. Была довоенная Городная, была Варнавино, другие деревни, которые немцы сожгли под корень вместе с жителями. Больно, но понятно — враги. Но когда сейчас гибнут селения, просто нет слов выразить тоску: Боже мой, как я дожила до этого ужаса! Стоит несколько похилившихся хибарок, сидит на порожке допотопная старуха. «Бабушка, как ты тут жива?» — «А вот так — живу, пока не подохну» — «А хлеб где берешь?» — «Внучка приезжает раз в месяц и привозит». Чем же все это кончится — крестами покосившимися? Пустеет вековая земля…

— Что в Слободе говорят о льготах, ведь сельские жители вроде на телеэкранах к деньгам склоняются?

— Сельские жители говорят в сердцах: плевать нам, все равно сделают, что хотят. Равнодушие полное. Возьмем недавние выборы, так вопрос не стоял, кого лучше выбрать, а как бы их вообще провести. Ходила, уговаривала проголосовать, а в ответ: «Павловна, что мы там не видели. Десять раз голосовали — и что? Никто не спрашивает, чего мы-то хотим, не поедешь в Смоленск искать избранника. Накануне выборов — на «ты» и за ручку, а после выборов знать не хотят. Люди от депутатов ничего не ждут, и мне говорят: «Что вы из кожи лезете? Какое народовластие! Вот решим мы, чтобы не строить коттеджи у самой кромки воды — ведь это Богом данная красота! И кто нас слушает?».

Причем люди видят, что строят как раз те начальники, которые призваны природу охранять. Господин губернатор — тут, заместитель его и мэр Смоленска — тут. Это считается престижно. А вот я, абориген, готовый жизнь отдать за эти края, порой к воде не могу подойти: «Куда прешь — частная собственность!». Так и на озере Чистик, и на озере Рытое. Мы туда поехали с бывшими ученицами, вышли на берег озера, а там собаки и охрана. (И потомственная сельская интеллигентка не удержалась, выразилась в сердцах, не произнесла ругательство, а намекнула). Говорю, ну ладно, девочки, посидим там, где пока еще можно. Возмутительно!

Разъединены все очень хитроумно, повязаны жалкой частной собственностью: вот тебе шесть соток, становись на карачки, паши, пропалывай и не думай ни о чем. А я вот с детских деревенских лет другие наклонности имею. Спорю порой с местными бабами, зову вмешаться во что-то. «Ну и что вы тут про былые подвиги рассказываете? К чему пришли?»

— А на что же надеяться, Евгения Павловна?

— Не знаю. Страшная разъединенность не дает собраться с силами. В одном уверена: с благостными рассуждениями мы ничего не сделаем, не исправим. Ах, как же, мол, отобрать у подлеца, ведь гражданская война будет. Что вы у Абрамовича или Чубайса добром дождетесь? Наоборот, с таким смирением последнее потеряете. Тут недавно купили в райцентре дом, а в доме — шестнадцать семей, пришла хозяйка: это моя собственность. А люди стоят перед телекамерой: куда же нам? И этот грабеж ничему не учит! Вроде я оптимистка по натуре, а сейчас просто не вижу просвета и говорю: мы просто растяпы, значит, заслужили!

Во время дорог по глубинной России все тверже убеждаешься, что люди уже не верят ни в законы, ни в центральную, ни в местную власть: ничего, мол, не добьешься, пропади они пропадом, вся надежда только на себя. Кремлевские кукловоды радуются таким настроениям: согнулись, значит, твори что хочешь. Но такое отчуждение от власти всегда чревато в России грозой.

АДМИНИСТРАТИВНАЯ ПОКАЗУХА

Смоленские областные власти сами же определили срок административной реформы — 1 июля. По заявленным еще весной планам стены Желтого дома (бывшее здание обкома, а теперь администрации) должны были покинуть 170 человек и тем самым сэкономить для бюджета 26 миллионов рублей. Однако к началу пасмурного июля численность привилегированного аппарата оказалась незыблемой.

Осенью, согласно штатному расписанию в областной организации, работало 759 управленцев, а к моменту окончания преобразований запланировали оставить 753 чиновника — всего на 6 меньше. Как же проходила заявленная вице-премьером Козаком и губернатором Масловым реформа? Была затеяна просто чехарда с пересаживанием, увольнением и зачислением, которая обернулась новыми денежными затратами — 4,5 миллиона рублей уйдет в этом году на выплату выходных пособий уволенным, на место которых уже набраны другие, а, может, и некоторые из попавших под секвестр просто место поменяли. Значит, мифическое сокращение аппарата всего на 6 человек обошлось для казны не экономией, а убытками почти на миллион рублей за каждую чиновную персону. Хорошо хоть, что все намеченные 170 человек так лихо не сократили... Эх, «реформы» либеральной России и бездарного правительства Фрадкова, уже не технического даже, а пиротехнического!

Все это напоминает анекдот про альпинистов-оптимистов. Сорвался один в пропасть. Товарищи кричат:

— Ты жив? Голова цела?

— Жив!

— Руки-ноги целы?

— Вроде целы...

— Ну тогда начинай выбираться.

— Не могу. Я еще лечу...

Россия с такими правителями еще летит...

МЕСТНЫЕ ПОДСЧЕТЫ

В одной из неблагополучных областей России — Смоленской, как и везде, обсуждается, конечно, смертельное решение правительства о ликвидации льгот взамен на неадекватные гроши. Как сказал глава смоленской администрации Виктор Маслов, уже сделаны предварительные расчеты на будущий год (все заранее и смиренно знают, что «партия власти» в Думе примет этот антиконституционный закон, вызвавший волну народного гнева и открытых протестов), расходы составляют примерно 800 миллионов рублей, или 27 миллионов долларов. То есть региональная компенсация на всех обездоленных области меньше стоимости одного темнокожего футболиста «Олимпика», которого Абрамович только что приобрел для своего «Челси». Ну а яхта губернатора Чукотки потянет на компенсации нескольких областей нищей России. Вот такой невообразимый капитализм для избранных продолжаем строить!

Судьба трех категорий — ветеранов труда, тружеников тыла и репрессированных — должна, по замыслу правительства, решаться властями регионов. По предварительным расчетам бюджетного комитета Думы, компенсация для этих людей будет составлять 250—300 рублей. То есть законодатели заведомо знают, что, даже если дотационные регионы найдут деньги (тот же Маслов признал, что расчетная сумма компенсаций для областного бюджета весьма тяжела), компенсация составит ничтожную, ничего не решающую сумму, а олигархическое государство сбросит с себя всякие гарантии. Зачем же тогда плодятся государственные чиновники с не отмененными гигантскими льготами и какое моральное право имеют, скажем, депутаты Госдумы получать по 40 000 рублей лечебных на отпуск — то есть по 13-летней компенсации для тех ветеранов, кто создавал богатство державы и обеспечил безбедное существование «слуг народа»?

Никто не может ничего понять с пакетом социальных услуг, о котором устало бубнил вице-премьер Жуков по всем программам ТВ. В 2005 году соцпакет будет стоить 440 рублей в месяц, мол, плати (куда, после каких очередей?) эти деньги и пользуйся льготами за тех, кто не успеет, например, получить льготную путевку в санаторий на лечение — ведь ясно, что поедут единицы! Правда, предполагается, что в 2005 году этот пакет из денежной компенсации вычтут буквально у всех! Правительство, мол, с гигантским и хорошо оплачиваемым аппаратом просто не успеет выяснить, кто хочет привычные льготы сохранить, а кто просто пропить (среди пенсионеров треть привержена алкоголю) и проесть («сладенького купить», как сказанул президент Путин). Зато уж с 2006 года (где тогда будет это радикально-либеральное правительство?) закон заработает так, как и прописано гладко на бумаге: у людей появится право выбора. У тех, кто выживет, конечно...

Поражает это наплевательское отношение к судьбе старшего поколения, какое-то злорадное ощущение вседозволенности, бескрылость и недалекость тех, кто не понимает, что борьба с остатками советских льгот — это конец Путина и всей его команды, еще более бесславный, чем конец Горбачева, начавшего безумную по форме антиалкогольную кампанию. А тут будут задеты глубины бытия и миропонимания народа! Мне жалко ветеранов, к когорте которых я сам уже принадлежу, но, с исторической точки зрения, это — плодотворный момент истины и рубеж начала послепутинской России. Какой? — Зависит от нас, от всего народа.

ПУТЬ БЕЗДУХОВНОСТИ

Покупал в санатории местные газеты. Там очень мало интересных и острых материалов о жизни земляков печатается — боятся, должно быть, журналисты... Но и гордостью за историю, культуру и литературу родных краев они почти не дышат.

В знаменитой смоленской газете «Рабочий путь», которая стала выходить с февральской еще революции 1917 года и где сотрудничали Исаковский, Твардовский, Рыленков, в субботнем номере за 10 июля было напечатано всего четыре строчки: «130 лет со дня рождения Сергея Тимофеевича Коненкова (1874—1971), выдающегося скульптора, народного художника СССР, Героя Социалистического Труда, лауреата Сталинской и Ленинской премий, почетного гражданина города Смоленска. Создал около полутора тысяч работ». И все! Ни очерка о великом земляке, ни рассказа о новых открытиях и продолжателях коненковских традиций. Где родился? Есть ли музей? Издано ли что-то к круглой дате? Ничего не узнаешь теперь даже на родине гения в юбилейные дни. Ну к чему же мы катимся на этом нерабочем и бездуховном пути?

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПАРК

В Сапшо, как и во всех озерах Центральной России, осталось мало рыбы: уязвимы они для браконьеров, ядовитых стоков, безалаберности. Здешние края малость сберегаются статусом национального парка «Смоленское Поозерье», на территории которого 35 озер и 14 речек. Венера Ахтамовна Астахова, с которой я встретился в конторе парка на окраине Пржевальского, работала пятнадцать лет в Пржевальской средней школе учительницей биологии, а потом перешла работать в парк начальником отдела туризма и рекреации.

— Меня поразила дата создания — 1992 год. Как это удалось в то разрушительное время?

— Наш парк был создан в апреле 1992 года, но еще в 1978 году в центральной части был создан заказник, а в начале 80-х разгорелись споры, что надо создавать природный парк. Тогда, на волне защиты природы, возглавили эту работу ученые и преподаватели Смоленского педагогического института во главе с Николаем Дмитриевичем Кругловым и местным краеведом Василием Михайловичем Гавриленковым. Они провели обоснование, доказали ценность этого природного комплекса. И вот — успели… Рельеф парка относится к конечному прохождению скандинавского ледника, здесь он остановился и образовал озерный ландшафт.

— У вас 35 озер. Как они используются рационально?

— Национальный парк, ясно, создан в целях охраны, но в то же время и для отдыха, для экологического просвещения. Есть заповедные территории, есть особо охраняемые территории, но есть буферная зона и зона рекреационного режима использования. Озера Долгое, Круглое, Глубокое в центре — особо охраняются. Об этом сообщают аншлаги на берегах. А так, оборудовано 50 стоянок и места для трех палаточных лагерей, там все обустроено и даже дрова лесниками заготовлены. Надо платить 20 рублей в сутки с человека.

— Ответьте, как рыбаку, есть какие-то редкие виды рыб?

— Сейчас уже 33 вида рыб зарегистрировано. Уникальные, занесенные в Красную книгу — речной угорь, ручьевая форель, кумжа. На Баклановском озере есть база отдыха рыбака, но ловить можно только на крючковые снасти.

— А сколько человек обеспечено работой?

Работает около 100 человек, мы — бюджетная организация, зарплата, понятно, невелика, но зато выплачивается вовремя. Кадров, конечно, не хватает. Не так-то просто найти специалистов, стараемся, устанавливаем связи с выпускниками нашей школы. В парке работают такие специалисты — местные воспитанники.

— А как с санаторием взаимодействуете?

— Санаторий — крупный рекреационный объект. Сейчас там осуществляется программа «Мать и дитя», поэтому мы прежде всего ведем экологическое воспитание этих юных приезжих, рассказываем о парке, о том, как надо себя вести, проводим экскурсии. У нас ведь есть интереснейшие объекты — в двадцати километрах восточнее Пржевальского есть Святой колодец, ученые обследовали этот источник и установили, что вода его содержит серебро, не портится и имеет целебные свойства. Колодец этот лежал на когда-то оживленном торговом пути, и в нем находят монеты времен Ивана Грозного. Место очень красивое, с ним связано много легенд. Когда здесь было польско-литовское нашествие, то от святой воды наши ратники излечивались. На юге есть городище древнего города Вержавска, который охранял путь из варяг в греки и был вторым по величине городом после Смоленска...

После во дворе усадьбы Пржевальского я увидел гранитный крест, который ставился на местах волоков по всему главному водоразделу Руси — Валдайской возвышенности и ее отрогов. Вот как экономическая и геополитическая жизнь влияет на судьбу целых городов: торговый путь потерял свое значение, и вместо процветающего шумного города порастают травой забвения и оплывают крепостные валы на берегу пустынного озера. Дважды пустынного, потому что и сельская жизнь на этой земле истаивает. Вся надежда на туристов да на отдыхающих санатория. Но их, приехавших из безумных, больших и не очень крупных городов, надо экологически просвещать и воспитывать не меньше, чем детей.

МОСТ НЕЛЮБВИ

Отправился по прогулочной лесной тропе вдоль озера Сапшо, вышел на проселочную дорогу, пособирал крупную землянику возле сельского погоста, где все — и кресты, и оградки — из сварного железа. На выходе из бора раскинулась умирающая деревня Маклаково, большинство потемневших домов в ней заколочены, подводка электрическая срезана, огороды заросли бурьяном, хлевы завалились. У одного крепкого дома хозяин ставил сетчатый забор с сыном, приехавшим на машине из города, наверное. Я спросил, остались ли здесь коренные жители?

— Человек шесть или семь, хватает...

Я побрел мимо почерневшего здания у оврага, похожего на школу, мимо начатого кирпичного дома, и снова бессильная тоска охватывала: почему брошена эта земля? Даже дачники не купят эти еще целые, но неказистые домики с крошечными светелками. У кого есть деньги, те к воде рвутся, огромные особняки на самой кромке берега возводят, а тут ведь селились испокон веку потому, что пахотные поля можно было на солнечном склоне раскинуть, стога возле опушек бора ставить. Вот и нынешним дождливым летом травы выше меня вымахали, травостой обдавал духмяным запахом и неизбывной грустью: пропала коренная средняя полоса России. Какие фермеры спасут, какие агрофирмы, когда здесь надо каждый клочок у леса отвоевывать и обихаживать... Даже миллиардерша Елена Батурина не скупит эти бывшие совхозные угодья — тут ведь не белгородский чернозем, лакомый для капитала. А вот прежнее коллективное хозяйство и дорогу, и электричество в заозерную деревню провело. Эта трудная земля может спастись только государственной поддержкой (пример национального парка) и коллективным, общинным трудом (вековой и советский опыт). Ведь все, что возведено, построено и еще работает тут — от действующего музея и сгоревшего Дома культуры до брошенных коровников и еще ползающих тракторов — создавалось в те самые годы социалистического хозяйствования. Были у него недостатки? Конечно, тут мы и без Грефа с Илларионовым знаем. Но сегодня-то вовсе хозяйствования нет — есть примитивное выживание с первобытным отношением к жизни.

Дошел до моста через лесную речку, он на указателе называется Мостом любви. Работники национального парка, где есть еще рабочие руки на твердом государственном окладе, срубили просторный мост, установили четыре грубовато сработанные деревянные скульптуры лесных обнаженных Венер. Одна, самая высокая, валялась в речке лицом вниз, словно стыдясь за нынешних варваров. Ну это же додуматься надо: нарочно свалить тяжелую, вкопанную для устойчивости поделку. У соседней леснянки кто-то старательно поджигал целомудренно обозначенное женское лоно. Ну на что можно надеяться с такими людьми? И это на туристской тропе, а что было бы в безлюдном месте! Работники парка проводят рейды и даже публикуют в эколого-просветительской газете «Поозерье» материалы рейдов и фоторепортажи с оборудованных стоянок: горы мусора, порубленные деревья, хотя даже дрова лесники заготавливают, сломанные туалеты. Приезжают студенты из других стран, чтобы оказать безвозмездную помощь по благоустройству, а что ж мы-то со своей природой творим?..

Идешь по лесной тропе — и нет отдохновения душе, если не зачерствела она окончательно в разоренной, неустроенной стране, где даже спасительный Мост любви осквернен и стал мостом нелюбви к родной земле. Так какой же воды больше в этих благодатных краях — живой или мертвой?

Александр БОБРОВ

Смоленск—Пржевальское—Москва.