— Георгий Михайлович, 9 марта исполняется 70 лет со дня рождения первого космонавта Земли Юрия Алексеевича Гагарина. Генеральный конструктор Сергей Королев, долгое время фигура закрытая, и Юрий Гагарин стали «звездными» символами прорыва нашей страны в космос.

     После полета Гагарина мы узнали, как далеко вперед в освоении космоса шагнула страна, наши ученые и конструкторы, создатели космической техники.

     На ваш взгляд, насколько фигура первого в истории человечества космонавта соответствовала этому небывалому прорыву? Случайно выбор пал на военного летчика Юрия Гагарина или этот выбор был не случаен? Наверное, под стать ему немало было таких парней в отряде космонавтов? Может быть, в облике, характере, биографии Гагарина были какие-то особые достоинства и приметы, создающие образ поколения?

     — Прорыв в космос, который первой свершила наша страна, явился эпохальным событием. Юрий Гагарин первым прошел по космической трассе Вселенной. Конечно, не случайно выбор пал на него.

     Когда отбирали кандидатов в отряд космонавтов, понимали, что космонавт будет один в космическом корабле и это должен быть летчик. Потому что у него есть навыки работать одному в сложных условиях, на большой высоте, иметь дело со множеством приборов, решать непростые задачи. Летчик-испытатель подходил больше. Но испытателями становятся, как известно, не сразу, и надо тысячи часов налетать, чтобы приобрести необходимый опыт. Никто не знал, как поведет себя организм человека в космосе, и это беспокоило не только врачей. Остановились на том, что полететь должен молодой и здоровый летчик. Отбирали по всем летным воинским частям — молодых, отлично летающих, здоровых, выносливых, коммуникабельных — одним словом, по всем статьям и характеристикам. Претендентов, а их были сотни, направляли сначала на медобследование в Центральный авиационный госпиталь. Отобрали первых двадцать человек, из них — шестерых, а из шести нужно было выбрать одного — первого. Последнее слово в этом непростом выборе было за генеральным конструктором Сергеем Павловичем Королевым. Он назвал Юрия Гагарина. Видно, что-то он заприметил особенное в этом умном, искреннем парне, следил за его успеваемостью, отмечал старательность и ответственность. Думаю, что не последнюю роль сыграли и русское имя, и русская фамилия, и открытое русское лицо.

     Королев выбрал его и не ошибся: нашего русского парня Юрия Гагарина полюбил весь мир.

     Он заслужил право быть первым и оправдал доверие, которое ему было оказано, всей своей жизнью. Но своей личной жизни после полета в космос у него практически уже не было, он стал представителем нашей страны, всего нашего народа.

     — Не раз мы были с вами свидетелями, как папарацци — газетные разбойники — ничем не брезгуют, лишь бы умалить значение советского прорыва в космос и величие совершенного Юрием Гагариным подвига. Но номера эти им не проходят: слишком велика всенародная любовь к Юрию Гагарину.

     Вы, как товарищ по отряду космонавтов, как свидетель космических полетов, подтверждаете значимость подвига — первого полета в космос гражданина СССР Юрия Алексеевича Гагарина?

     — К сожалению, время такое, когда ничего святого не осталось: наше прошлое изругано, заплевано. Не случайно говорят, что «свита играет короля». Вот СМИ и «играют», хотя не могут не понимать, что мы живем сейчас за счет прошлого. Заводы, фабрики, электростанции, плотины строил весь народ. Теперь хают коммунистов, при которых все это строилось, а сами почти ничего не строят.

     В свое время, помнится, соревновались, кто лучше напишет о космонавтах. А сейчас — кто хуже обо всех и в том числе о космонавтах. Но от грязной их писанины светлый и чистый образ Гагарина никогда не померкнет и не исчезнет. Он был первым и остается нашим первым посланцем в космос, звездным человеком. Можно быть вторым, третьим и так далее, летать выше, дальше... Но первее первого уже не будет. И это главное.

     — Вспоминается песня: «Знаете, каким он парнем был...» Звездная слава вознесла высоко, наверное, нелегко было оставаться таким, каким он был — скромным, открытым, искренним. Интересно, как складывались его отношения с друзьями, товарищами до полета и после полета?

     — Сначала действительно делали из Гагарина чуть ли не святого. А он был простым хорошим русским парнем. В отряд космонавтов попал не благодаря «большому» папочке — знаем мы, какого рабоче-крестьянского он смоленского корня, — а благодаря собственному упорству и труду. Не вундеркинд и не выскочка. Молодой, но уже квалифицированный военный летчик, сформировавшийся как личность, со своими убеждениями и опытом достаточно трудной, небогатой жизни, с ремесленным училищем за плечами, школой рабочей молодежи, заводского коллектива.

     Среди космонавтов бытует такая прибаутка, что полет в космос никому ума еще не прибавил. Любит наш брат пошутить. Но если серьезно, я, к примеру, считаю, что полет в космос действует на человека как усилитель: усиливает все хорошее в характере его и натуре.

     Не случайно Королев выбрал первым именно Гагарина: все его достоинства высветились и обозначились столь ярко, что какие-то малозначительные недостатки сошли на нет — не было в его поступках, поведении, в отношениях с людьми ничего плохого. И после полета он остался друзьям таким же верным другом, доступным для окружающих, не чванливым, не зазнаистым.

     Ангелом не был. Он мог с друзьями на вечеринке в меру и выпить, любил пошутить, мог даже схулиганить. У первых наших космонавтов был такой розыгрыш: когда кто-то из них получал машину, ее обязательно «выкрадывали» свои же друзья. Участвовал и Юра. Начинались поиски, конечно же, без милиции, без расстройств, и в конце концов «потерпевшим» приходилось выкупать свою «пропажу» за бутылку шампанского, и все веселились.

     — Юрий Алексеевич после полета быстро пошел на повышение, был назначен заместителем начальника отряда по летной подготовке. Что значило для вас и всего отряда космонавтов его командное положение? Как складывались отношения с подчиненными, с «верхами»? Не прогибался Гагарин перед первыми лицами страны — Хрущевым, Брежневым? Как сохранял собственное достоинство?

     — «Космический усилитель», как я трактую, сработал, и после полета, естественно, первый космонавт стал необыкновенно известной и популярной личностью. Если раньше он был в отряде космонавтов на равных со всеми, то теперь ему доверили вопросы летной подготовки космонавтов. Безусловно, вместе с известностью у него появились большие возможности лучше решать какие-то жизненные проблемы. Но и близко не было ничего такого, чтобы он делал что-то для себя. Но он мог, скажем, благодаря своей известности заказать новый тренажер или попросить ускорить сдачу необходимого для тренировок космонавтов объекта. Он это делал, и люди с радостью старались для Гагарина и нашего отряда, понимали, как важно стране быть первой в космосе и приоритетных отраслях.

     Ну а про отношения с «верхами» смешно говорить — не было таких отношений. У них, как говорится, своя компания, у нас — своя.

     Руководители страны относились к Гагарину, к космонавтам с большим уважением, я бы даже сказал, с любовью. Юрия Алексеевича просили об участии в каких-то больших государственных делах, направляли за рубеж в составе партийно-правительственных делегаций. Он понимал, что представляет свой народ, свою Родину, что многочисленные встречи у нас в стране или в других странах — не личное его дело, а государственное, партийное. И он достойно справлялся с нелегким грузом общественных забот и поручений, оставаясь самим собой, — был ли среди рабочих, комсомольцев или на приемах рядом с королями. За него, за его слова или поведение никогда и никому не было стыдно. Обыкновенный, земной, но лучший, самый лучший из народа. Для укрепления авторитета Советского Союза в мире в то время он сделал, наверное, так много, как никто другой. Вся планета наша была озарена гагаринской улыбкой.

     — 70 лет исполнилось бы Юрию Алексеевичу Гагарину в эти первые весенние дни. Георгий Михайлович, вы могли бы представить его семидесятилетним? Можно было его удержать на Земле, сохранить? Он прожил всего 34 года, и 36 лет его уже нет с нами. Это было вселенское непоправимое горе...

     — Он был летчиком, и это естественно, что он рвался в небо, хотел летать и в космос, и на самолетах. Но «наверху», насколько я знаю, ему сразу сказали, что в космос он больше не полетит, а вот запретить летать конечно же не могли. Вспоминаю сейчас, как-то мне довелось быть на телемосте с Финляндией, и вот с самого севера этой страны, из Лапландии, финн спрашивает с укором: «Почему вы дали погибнуть вашему хорошему русскому парню первому космонавту Юрию Гагарину?» Мне пришлось ему отвечать на этот больной и горький вопрос, как сейчас вам говорю: «В космос решено было больше не направлять. Можно было и запретить летать. Но как быть дальше? Известно, что в автомобильных авариях людей гибнет больше, чем в авиационных, значит, надо было запретить ездить в машине. Случается в жизни, что кирпичи падают на голову — запретить выходить на улицу? А дома могут быть сквозняки — остается посадить под стеклянный колпак?»

     Остановились, мне думается, на самом разумном: в космос не летать, летать на самолете и только с самым опытным инструктором. И все-таки беда случилась. В авиации ведь как? Кажется, все предусмотрено, отработано тысячу раз на непредвиденную аварийную ситуацию, а на тысяча первый раз происходит...

     — Интернациональное космическое братство сложилось в отряде с появлением космонавтов из различных стран, их подготовкой, совместными полетами. Каково отношение иностранных коллег, и в частности американских астронавтов, к нашему великому соотечественнику — первому космонавту мира, его подвигу первопроходца?

     — Если сказать коротко, то я бы охарактеризовал это отношение как постоянно почтительно высокое к нашему первому космонавту Юрию Алексеевичу Гагарину и к тому, что первооткрывателями космоса стали Советский Союз и советские люди.

     Когда американский астронавт Армстронг возвратился с Луны, он произнес: «Всех нас позвал в космос Гагарин».

     Это исторически, научно, как хотите, — верно. Как то, что первыми поднялись в воздух братья Райт, а на Северный полюс ступил Папанин со своей экспедицией.

     Мир отметит 70-летие со дня рождения первого космонавта Земли, нашего великого соотечественника Юрия Алексеевича Гагарина, не потому, что жил такой человек и совершил подвиг прорыва в космос и надо как-то отреагировать на юбилейную дату и сам факт. Я надеюсь, что, как всегда, юбилейные торжества и незабываемый человечеством день 12 апреля — первого полета человека в космос, совершенного гражданином Советского Союза летчиком-космонавтом СССР Юрием Алексеевичем Гагариным, — будет достойно отмечен нашим и мировым сообществом.

     — Космическая наука, индустрия, кораблестроение развивались в нашей стране необыкновенными темпами и давали нам приоритет в мире в самых передовых отраслях и технологиях. Естественно, это рождало потребность в овладении новыми знаниями и новой техникой. Космонавты продолжали учиться и после полетов, оканчивали академии, защищали диссертации, писали научные труды, получали новые профессии. Все это требовало большого напряжения сил физических и духовных. Что подвигало вами и вашими товарищами?

     — Советский Союз мог быть впереди и был впереди, потому что имел возможность на каком-то жизненно важном для страны направлении сосредоточить всю свою мощь — любые средства, любые силы, науку, индустрию, кадры. Так было с индустриализацией страны, с развитием авиации. Так было в Великую Отечественную войну.

     Сейчас доподлинно известно, что вскоре после Второй мировой войны, когда у американцев появилась атомная бомба, они стали разрабатывать план нападения на СССР. Поскольку знали, что у нас такого оружия нет, в их интересах было воспользоваться таким явным преимуществом. Советский Союз сосредоточил науку, технику, разведку и сделал атомную бомбу настолько быстро, что американцы не могли в это поверить. Они понимали, что через 20 лет мы будем обладать подобным оружием, но через 2 года после такой войны... Водородную бомбу мы сделали даже быстрее их. Они взорвали какое-то устройство величиной с дом, а мы взорвали бомбу. И все поняли, насколько это серьезно и что СССР способен противостоять агрессору и защититься, сосредоточив всю свою мощь.

     Так стало и с прорывом в космос. Мне посчастливилось участвовать в запуске первого искусственного спутника Земли. На другой день в наших газетах появились короткие сообщения, а мировая пресса разразилась целыми полосами и долго не могла успокоиться, что русские совершили чудо. Наверное, так и было. Мы сделали спутник и запустили как обыкновенную свою работу. «Посадили» спутник на ту же ракету — «семерку», которая в свое время остановила американцев от неосмотрительного шага, и им стало ясно, что с таким же успехом «семерка» может донести до них водородную бомбу. Признаться, почти через полвека мне, участвующему в создании той ракеты, довелось увидеть ее боеголовку, правда, уже выставленную в музее и потому безопасную.

     Ну а вслед за нашим «чудом» — первым спутником — пошел и первый лунник, и первая фотография Луны, и первый полет человека в космос...

     Прорыв в космос стал возможен и потому, что в свое время страна сделала прорыв от безграмотности, доставшейся нам в наследство, к знаниям, в науку. Страна училась беспрестанно, и мы, слетав в космос, продолжали углублять знания, работали над научными направлениями, повышали культуру, интеллект. Раньше не надо было доказывать, и вопрос не вставал: «Зачем это нам надо, если научное звание не добавит зарплаты?» Сейчас, в наши базарные, я бы так сказал, а не рыночные отношения вопрос звучит именно так.

     Тогда мы обладали мощью и могли сосредоточить все свои усилия на любом, необходимом для страны направлении. Сейчас у России такой возможности нет. Время от времени у нас появляется замечательный танк, замечательный самолет, наши ученые получают Нобелевские премии. Но сосредоточиться на прорывных направлениях мы не можем — ни денег, ни промышленности, ни кадров, и вот результат...

     — Не кажется ли вам, что с затоплением станции «Мир» Россия перешла с космической орбиты на орбиту умерщвления своих достижений в космосе, уничтожения достигнутых передовых высот в космической науке и технике? Что мы приобрели и что потеряли? Как мы ощущаем сейчас и как скажется в дальнейшем, что МКС не в наших руках? Трагедия с «Колумбией» не предупреждение ли нам из космоса?

     — Когда мы запустили первый спутник, затем космический корабль с космонавтом на борту и осуществили серию других запусков, мир стал равняться на нас, запускать своих космонавтов. Вот сейчас готовится к запуску орбитальная станция Китая.

     А мы берем и топим свою космическую станцию в полном рабочем состоянии, с далеко не выработанным ресурсом. Потому, видите ли, что у нас нет денег на ее эксплуатацию. Не на создание даже, а на эксплуатацию! И мы стали работать на новой станции на американцев — наши руководители, естественно, со мной не согласятся.

     Что значит — мы утопили «Мир»? Это мы утопили свою национальную независимую космическую программу и прицепились к американской. Что из этого получилось, сейчас уже понятно. По существу, космическая громадина не несет никаких научных задач — для этого по крайней мере необходимо иметь 6 человек, а там сейчас всего двое, и они еле справляются с тем, чтобы ее поддерживать в нормальном состоянии и вести какие-то незначительные наблюдения. Посмотрите: с Марсом связываются не с орбитальной станции, «черную дыру» открыли не с орбитальной станции...

     Еще лет 25 назад, в 1978 году, я говорил, что подобные станции не нужны землянам, они не нужны ученым. Такая громадина нужна только американским фирмам, участвующим в ее создании. На таких дорогих проектах «Дугласы», «Боинги», «Мариэтты» и другие фирмы заработают миллиарды долларов, не то что на менее дорогих проектах маленьких станций.

     Нашей стране, практически поставленной на колени, нужны недорогие, но эффективные проекты, и поэтому участвовать в дорогих и малоэффективных, значит, идти в обратную сторону от цели. О том, что это так, говорит пример Китая. Наш великий сосед отказался участвовать в американском проекте. Не смущаясь своего первоначального отставания, китайцы идут своим путем, исходя из своих национальных интересов — делают свою станцию, запустили свой корабль и своего космонавта. Европа сейчас делает свои орбитальные проекты — автоматические, полуавтоматические, а когда что-то сломается, прилетит человек и починит.

     Запуск телескопа «Хабл» принес так много научных открытий, что еще раз подтвердил неэффективность гигантских станций.

     У нас была своя станция, свой проект «Мир-2», и надо было идти своим национальным путем, как шли до этого. Сейчас мы пытаемся что-то делать, рыпаемся, а нам говорят, что мы на станции не хозяева, и не всегда позволяют то, что нам необходимо. Самый разительный пример нашей зависимости — трагедия в Кармадонском ущелье. Мы сфотографировали ущелье из космоса, но получить результаты вовремя не смогли: американцы сказали, что они сами передают свои сообщения, а мы можем подождать. На снимках были видны подвижки, о которых не были предупреждены люди, и они погибли. Вот почему надо иметь свои национальные программы, а не лезть, куда конь с копытом, туда и рак с клешней.

     Когда мы говорим о Гагарине, мы неизменно говорим об образе советской эпохи. Потому что все лучшее, что было и есть у нашего народа, сосредоточено в космическом подвиге, в биографии, характере, жизненных поступках, в прекрасном облике Юрия Алексеевича. Трудно стране, и мне, как гражданину, ученому, космонавту, больно и тяжело за наше отступление с передовых космических рубежей.

     Но, несмотря на все выпавшие нам испытания, наша любовь к Гагарину и наша вера в добро, в справедливое устройство жизни остаются непоколебимыми. Потому что Юрий Гагарин и первый полет в космос — самые верные вехи на великом пути народном минувшего века: была могучая страна, были 9 Мая 1945 года и 12 апреля 1961 года!

Беседовала

Луиза ГЛАДЫШЕВА.