Попытки перехода к общественной собственности

А  с этим всё очень непросто. Пока что все попытки «под знаменем марксизма» построить новое «справедливое» общество не привели к успеху. Сама апелляция к "справедливости" -  свидетельство непонимания, что такое социализм. Более того, в ряде случаев попытки привели к установлению устрашающих  диктатур и своеобразных хозяйственных систем, в которых (как в СССР) впечатляющие успехи в индустриальном развитии были достигнуты   путем   жёсткой дисциплины и немилосердного государственного и идеологического контроля. Подобный тип общественного устройства, при котором все средства производства принадлежат бюрократическому государству, а трудящиеся, под дополнительным плотным контролем коллективов («общин»), являются наёмными работниками государства - Энгельс называл «государственным социализмом».

«Следовало бы кому-нибудь взять на себя труд разоблачить распространяющийся, как зараза, государственный социализм, воспользовавшись его образчиком на Яве, где он процветает на практике… голландцы на основе древнего общинного коммунизма организовали производство на государственных началах и обеспечили людям вполне удобное, по своим понятиям, существование… Случай в высшей степени интересный, и из него легко извлечь практические уроки. Между прочим, это доказательство того, что первобытный коммунизм на Яве, как и в Индии и в России, образует в настоящее время великолепную и самую широкую основу для эксплуатации и деспотизма» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч.т.36, с. 96-97). 

«Коммунистические» опыты имели место ещё в 19 веке и как прожекты (Прудон, Грей, Брей. У.Томпсон, Годскини мн.др. – Маркс как-то заметил, что мог бы ещё четыре страницы заполнить именами таких социалистов), и как практические начинания.   Был, к примеру, целый ряд благородных попыток Роберта Оуэна по созданию социалистических колоний в Америке и Европе.
И почти что курьёз: читая Анти-Дюринг, невозможно отделаться от ощущения, что почти все «социалистические» благоглупости – от нелепых хозяйственных экспериментов, противоречащих  объективным экономическим законам, до запрета религии и контроля над семейными отношениями – Дюринг списал с советской «социалистической» действительности.

Маркс предрекал «долгие муки родов нового общественного строя», но, похоже, не предвидел, что муки будут столь продолжительны и трагичны. Энгельс же, проживший на 12 лет дольше и наблюдавший новый вал научных открытий и массовый революционный подъем, надеялся, что скачок «из царства необходимости в царство свободы» уж точно не за горами. Однако «социализмы» и «коммунизмы» ХХ века пока что оказались безуспешными попытками «преодолеть капитализм в пределах самого капитализма». И это в лучшем случае.   А то ведь и «красных кхмеров» Пол Пота зачисляют в марксисты и коммунисты. И находятся поклонники не только диктатора Сталина, но и этого кровавого ублюдка. А в соцсетях сейчас попадаются «коммунистические» умники, проповедующие «антиимпериалистическую борьбу» совместно с террористами ИГИЛ. К вящему удовольствию и торжеству антикоммунистов всех сортов.

С другой стороны, если судить по Программе РКП(б), принятой в 1919 г., первые, революционные большевики   трезво и со знанием дела планировали выход за пределы капитализма к бесклассовому обществу. Но тем трагичнее оказалась их судьба - стать «партией   расстрелянных».

Что представляет собой общественная собственность именно как выход за пределы капитализма, как новый способ производства -  об этом дальше.

А пока информация к размышлению.

«… можно по достоинству оценить ребяческое представление г-на Дюринга, будто общество может взять во владение всю совокупность средств производства, не производя коренного переворота в старом способе производства и не устраняя прежде всего старого разделения труда; будто задача может считаться решенной, «раз только будут приниматься во внимание природные условия и личные способности». При этом, однако, целые массы человеческих существ останутся по-прежнему прикованными к производству одного вида продуктов, целые «населения» будут заняты в одной какой-нибудь отрасли производства, и человечество будет, как и до сих пор, делиться на известное число различным образом искалеченных «экономических разновидностей», каковыми являются «тачечники» и «архитекторы». Выходит, что общество в целом должно стать господином средств производства лишь для того, чтобы каждый отдельный член общества оставался рабом своих средств производства, получив только право выбирать, какое средство производства должно порабощать его». (Ф.Энгельс. Анти-Дюринг).

В начале этих заметок речь шла о Л.Толстом,  возмущенном наличием «населений» ткачей. Человек, имеющий разум и совесть, - писал великий гуманист,- «всё-таки скажет, что ткать всю жизнь ситцы человеку не должно и что это не есть разделение труда, а есть угнетение людей».  По ходу дела мы выяснили, что именно  разделение труда и является   угнетением. Причем не только рабочего класса, но и всех многочисленных «разновидностей» людей, которых и не считают за людей: юрист, учитель, физик, искусствовед, футболист, журналист, диктор, спортсмен,  шоумен   - вот наши обычные определения. И т. д., и т.д. до бесконечности … не рискую и перечислять. Из последних прозвучавших по телевидению: «оператор котлетного автомата» и «дрессировщица морских млекопитающих». Эти определения предшествуют имени данного лица и неотделимы от него.

Ближайшее следствие: ну вот наделали превеликое множество «юристов» и «экономистов», а куда им деваться? Что делать множеству «врачей», на нынешнюю зарплату которых нельзя кормиться и растить детей? Оставаться изгоями? Виноваты они, что капиталу не нужны ни наше здоровье, ни наши жизни, и потому ему незачем платить зарплату врачам?

И самое время подумать: может ли идти речь об общественной собственности, следовательно, социализме и коммунизме, если они оставят угнетение людей в полной неприкосновенности?

Кое-что об «идеалах коммунизма»

Нам предстоит выяснить основные черты того переворота в способе производства, который наконец избавит общество от господства капитала. Но для начала необходимо преодолеть затруднение методологического характера. Дело в том, что в общественном сознании господствуют идеологии, то есть идеалистические взгляды на общество.   Принято считать, что движущей силой общественного развития являются идеи. Поэтому все авторы, пекущиеся об освобождении человечества, старались изобрести некий «идеал», «справедливого общества», заслуживающий воплощения в жизнь. А поскольку помимо адептов «идеала», всем остальным не было до него никакого дела, то «идеал» был либо обречен на бесславное забвение, либо становился знаменем борьбы «за светлое будущее», и его пытались насаждать насильно. При столкновении с жизнью, «идеал», помимо воли его энтузиастов, искажался до неузнаваемости, тем усерднее велась борьба за идеологическую «чистоту». Тенденция эта проявилась у социалистических сектантов ещё в XIX веке.
Уже в самом начале своей научной деятельности Маркс и Энгельс подвергли этот идеалистический подход резкой критике. Они едко высмеивали конструирование социальных систем «из головы», показывая, что, во-первых, «идеал», основанный на  окружающей эмпирии (а откуда ему ещё взяться?), всегда неизбежно оказывается реакционным, а во вторых, имеет религиозный характер, предполагающий оболванивание паствы, подмену знания законов общественного развития верой в чудеса, в«святой дух общности», неумеренный нравственный ригоризм и прочие признаки поповщины.

«Стоит только этому идеалистическому безумию сделаться практическим, как тотчас же выявляется его зловредный характер: его поповское властолюбие, религиозный фанатизм, шарлатанство, пиетистское лицемерие, благочестивый обман… Подобно тому как чудотворные исцелители и чудотворные целительные средства в медицине имеют своей основой незнакомство с законами природы, точно так же знахари и панацеи в социальной области имеют своей основой незнакомство с законами социального мира…» (Маркс К., Энгельс Ф. Немецкая идеология. Т.3. с.537).

Читателю, надеюсь, понятно, что именно такая, превратная, якобы «марксистская» идеология господствовала в СССР. Более того, она и ныне никуда не делась. Господствует на «социалистических» сайтах, преобладает у «коммунистических» авторов. Да что говорить! Тем же идеалистическим методом руководствуются идеологи и эксперты из многочисленных «исследовательских» институтов, составляющих прожекты и доклады о перспективах общественного развития. И счастье, что в нынешней политической реальности все эти опусы имеют характер чистой демагогии, и ничто не принуждает нас верить во всю эту галиматью.

Марксу и Энгельсу несчетное число раз приходилось разъяснять противоположность своего, материалистического подхода господствующему идеализму.

«Рабочему классу предстоит не осуществлять какие-либо идеалы, а лишь дать простор элементам нового общества, которые уже развились в недрах старого разрушающегося буржуазного общества…» (Т.17, с.347).

«Маркс стал бы протестовать против «политического и социального идеала», который Вы ему приписываете. Коль скоро речь идёт о «человеке науки», экономической науки, то у него не должно быть идеала, он вырабатывает научные результаты, а когда он к тому же ещё и партийный человек, то он борется за то, чтобы эти результаты были применены на практике. Человек, имеющий идеал, не может быть человеком науки, ибо он исходит из предвзятого мнения». (Ф.Энгельс - П.Лафаргу, 1884 г. Т.36, с.170).

Однако сознание порождается бытием, и потому при господстве капитала идеализм неистребим. И лишь немногим удаётся познавать бытие  не только в виде повседневно наблюдаемой эмпирии, но и в его всеобщих законах и противоречивом развитии.  И если кому-то хочется думать, что Маркс сочинил всего лишь один из возможных вариантов «социализма», он глубоко заблуждается. Маркс открыл единственно возможный, следовательно, необходимый способ разрешения противоречий развитого капитализма, вытекающий из него самого.  Способ, каким человечество только и может вытащить себя из той гибельной воронки, в которую оно ныне ввергается с нарастающим ускорением.

Новый способ производства коренится в недрах капиталистического и потому представляет собой не выдумку, не «идеал», а объективную тенденцию, совершенно не зависящую от того, нравится она кому-то или не нравится, справедлива она или несправедлива. Более того, людям, привыкшим к существующим производственным и общественным отношениям, новые отношения должны казаться невозможными и непонятными. А представителям господствующего класса и всем, кто разделяет буржуазные взгляды на жизнь, чудовищно несправедливыми.

И вот что характерно. На заре Октябрьской революции люди, изучавшие труды Маркса и Энгельса, имели представление о том, что такое социализм как первая фаза коммунизма. Так, читая «Государство и революцию», невозможно не заметить вопиющего противоречия между очерченным  Лениным «отмирающим» государством и могучим, грозным «социалистическим» государством, утвердившимся в СССР. Немудрено, что «марксистская идеология» послушно «позабыла» действительное учение Маркса о государстве, как и о социализме вообще. А кто упрямился в знании научного социализма, известно,  чем заканчивали. И стало общим местом – утверждать, что, дескать, классики никак не обрисовали облик грядущего социалистического общества. А между тем у Ленина:

«Как себе представить развитое социалистическое общество – это тоже не трудно. Эта задача тоже решена…» (ПСС.Т.40,104). 

И в заключение затянувшегося разъяснения заметим, что метод всякой идеологии состоит в апологетике существующего. Делается это путём абстракции, путем возведения эмпирии в идеал, достойный воплощения. Причем по мере «воплощения» (мысленного или практического) снова проступает всё та же реальность, которую вроде бы хотели преобразовать.  Именно таким способом и получается «социализм», в котором на деле скрывается особая, причем весьма консервативная форма капитализма.

Наука, напротив, исследует объективные законы и, значит, в существующем видит зародыши следующей стадии развития. Но наука - это всего лишь теория. Она не творит чудес и не может сама по себе, силой слова или мысли преобразовать действительность. Распространенные иллюзии, вроде веры «в идеалы коммунизма», в могучую «преобразующую силу» «марксистского учения» - это из области религии. Содержание марксистской науки в так называемой «марксистской идеологии» (типичный оксюморон) не только   выхолощено, но и полностью извращено.

Перемена труда как условие освобождения

Сущность социалистического переворота состоит в устранении частной собственности и переходе к собственности общественной. И это не прихоть злонамеренных коммунистов, а необходимый скачок в производственных отношениях, давно сделавшихся не просто тормозом дальнейшего   развития, а удавкой, капканом для человечества, из которого, неизвестно, удастся ли вырваться.

Производство ныне является целиком и полностью общественным, основанным на использовании всеобщей производительной силы, а присвоение – частное. И таким образом всё большие массы людей стихийной силой капитала выбрасываются из всякого участия и в производстве, и в присвоении, обрекаются на прозябание, вымирание, на участь не нужного капиталу, следовательно, излишнего балласта. Чем стремительнее нарастает научно-технический прогресс, тем свирепее становится борьба всех против всех, борьба за выживание.

 Энгельс пишет, что общественная собственность невозможна без коренного переворота в способе производства, что общество не может взять во владение всю совокупность средств производства, не устраняя прежде всего старого разделения труда.   Иными словами: не может быть общественной собственности без повседневной перемены труда всеми людьми, составляющими общество. Говорите после этого, что теория Маркса не нашла в нашей истории ярчайшего, хотя и горестного подтверждения.

Становление общественной собственности как нового способа производства - это и есть    революционный переворот в самом базисе общества, следовательно, во всей общественной жизни.

«Но машинное производство уничтожает необходимость … прикреплять одних и тех же рабочих навсегда к одним и тем же функциям. Так как движение фабрики в целом исходит не от рабочего, а от машины, то здесь может совершаться постоянная смена персонала, не вызывая перерывов процесса труда… Наконец, та быстрота, с которой человек в юношеском возрасте научается работать при машине, в свою очередь, устраняет необходимость воспитывать особую категорию исключительно машинных рабочих». (Т.23, с. 432).

Всё  просто: коренной переворот в способе производства состоит в устранении «особой категории исключительно машинных рабочих». Как исторически исчезла  формация, покоящаяся на труде особой категории рабов, затем на труде особой категории крепостных крестьян (вообще на отношениях личной зависимости), точно так же явилась теперь возможность устранить и класс (особую категорию) наёмных рабочих и покоящуюся на этом труде капиталистическую формацию.

"Уничтожение классов - наше основное требование, без него уничтожение классового господства, с экономической точки зрения, - бессмыслица". (Маркс К.,Энгельс Ф. Соч. Т.22, с.235).

Учитывая, что массовое машинное производство (работа при машине) не требует от человека никаких особых специальных знаний, а лишь простых навыков внимания и сноровки, что с развитием техники потребность в непосредственном живом труде сокращается и может быть вообще сведена к минимуму (особенно если не транжирить труд и  богатства природы в безумной свистопляске), ныне есть полная возможность распределить  труд в материальном производстве между всеми членами общества, причем каждый посвящает ему лишь небольшую часть своего рабочего времени.  И этим высвобождается опять же для всех время для содержательной деятельности и развития в любой области познания и практики. А организация повседневной перемены труда, выбора того или иного занятия на данный момент превосходно обеспечивается поголовной компьютерной грамотностью: планируй и отмечай в сети своё участие в том или ином трудовом процессе. И точно так же технически возможно согласовать и свести индивидуальные планы воедино.
Разумеется, потребуется всеобщая   техническая грамотность. Но ведь умеем же мы управляться с бытовой техникой, а дети прямо-таки «родятся с гаджетами» - наверняка люди научатся досматривать и за технологическими процессами и производственными механизмами. Тем более, что дело идёт к тому, чтобы человек вообще избавился от роли придатка машины и встал рядом с полностью автоматизированным процессом производства и над ним.

Непонятно? А рутина, мука нынешнего повседневного труда, а путаница нынешних отношений, нынешней системы трудоустройства   понятна?

Кстати, в Программе РКП(б), принятой в 1919 году, предусматривалось грядущее сокращение рабочего дня до 6 часов с обязательством трудящихся посвятить ещё два часа повышению уровня   технической грамотности и освоению навыков военного дела и государственного управления. И это не случайно. Большевики надеялись вытащить общество именно к социализму, к перемене труда, к обществу без классов. "Социализм есть уничтожение классов," - несчетное число раз повторяет В.И. Ленин в полном согласии с Марксом. И только   негодяи могут приписывать ему намерение уничтожить классы путем физического истребления людей, хотя гражданская война в отсталой России не могла обойтись без жестокого подавления сопротивления господствующих классов. И наоборот, позднейшие расправы сталинского государства с кулачеством и другими категориями населения (именно как с социальными категориями) - свидетельство наступившей контрреволюции, жертвами которой пали и многие сподвижники Ленина - революционные большевики.

Сколько копий сломано по поводу воспитания и обучения детей и молодежи! Плох ли, хорош ли был советский «социализм», по крайней мере, среднее, а затем и высшее образование было доступно независимо от достатка родителей и, что немаловажно, не ориентировалось на раннюю специализацию. Что нынешняя школа в тупике, что основная масса детей трудящихся обречена на невежество, а подрастая – пополнять ряды безработных и люмпенов – этого лишь слепой не видит. Это не говоря уж о всеобщем растлении и моральной деградации детей и подростков из всех социальных слоёв. Тема столь обширна, что я вынуждена остановиться.

Научный социализм отнюдь не предполагает, что великовозрастные оболтусы будут освобождены от всякого труда, кроме школьных занятий. Маркс уделяет достаточно внимания участию детей в производительном труде, сопряженному - в начале становления машинного производства - с жестокой эксплуатацией, но имеющему свою перспективу как необходимое условие нормального развития молодого поколения. И не без иронии пишет: когда детям самих господ фабрикантов придется проходить «школу» простых помощников на фабрике, очень скоро будут изобретены механизмы, которые избавят несчастных ребятишек от необходимости заползать под опасные мюль-машины, чтобы вымести мусор. Наблюдения фабричных инспекторов, по оценке Маркса, свидетельствуют о пользе соединения обучения с производительным трудом, тогда как «односторонний непроизводительный и продолжительный школьный день детей в старших и средних классах без пользы увеличивает труд учителей и в то же время не только бесплодно, но и прямо во вред детям расточает их время, здоровье и энергию».  И это, по-вашему, устарело?

Это  едва ли не единственное место, где Маркс признает здравым суждение вульгарного экономиста Сениора.
И продолжает:
«Из фабричной системы … вырос зародыш воспитания эпохи будущего, когда для всех детей свыше известного возраста производительный труд будет соединяться с обучением и гимнастикой не только как одно из средств для увеличения общественного производства, но и как единственное средство для производства всесторонне развитых людей» (Т.23, с.494, 495).
Само собою разумеется, что такая школа и такое воспитание возможно только на базисе всеобщей и повседневной перемены труда, когда человек развивается не в качестве «специалиста» («специалист подобен флюсу» - Козьма Прутков), а просто как личность, неповторимая индивидуальность.
Приходится с горечью заметить, что в СССР в силу известных исторических условий   соединение обучения с производительным трудом осуществлялось в виде жалких «уроков труда», а вовсе не участия «всех детей свыше известного возраста» в настоящем, не игрушечном труде на предприятиях. Разве что в годы войны, но это совсем другое дело.

Увы, производственные отношения советского "социализма" отнюдь не стимулировали свободную перемену труда, а, напротив, многими ограничениями приковывали работников к данной местности, социальному положению, трудовому коллективу, «избранной» профессии. В то же время значительная часть заработной платы рабочих и служащих изымалась в пользу общественных фондов потребления, что позволяло, помимо прочих социальных расходов, обеспечить для детей, подростков, юношей из всех социальных категорий  почти  равные и  вполне сносные условия образования и развития, включая спорт, отдых, разнообразное творчество и т.д.
Однако нынешние чудовищные социальные контрасты, унизительнейший упадок, ограбление, обнищание всей социальной сферы плюс потуги школьных реформаторов уничтожили все положительные наработки советской системы образования и воспитания. И какой бы то ни было прогресс в этой области опять-таки невозможен без коренного преобразования производственных отношений.

Маркс:

 «…природа крупной промышленности обусловливает перемену труда, движение функций, всестороннюю подвижность рабочего. С другой стороны, в своей капиталистической форме она воспроизводит старое разделение труда с его окостеневшими специальностями… Но если перемена труда теперь прокладывает себе путь только как непреодолимый естественный закон и со слепой разрушительной силой естественного закона, который всюду наталкивается на препятствия, то, с другой стороны, сама крупная промышленность своими катастрофами делает вопросом жизни и смерти признание перемены труда, а потому и возможно большей многосторонности рабочих, всеобщим законом общественного производства, к нормальному осуществлению которого должны быть приспособлены отношения».

Оцените в этой связи нынешнее прямо-таки реакционное направление – стремление к возможно более ранней и возможно более узкой специализации! И к полнейшему равнодушию и неведению во всех других областях познания и практики…

«Она» (крупная промышленность), «как вопрос жизни и смерти, ставит задачу: чудовищность несчастного резервного рабочего населения, которое держится про запас для изменяющихся потребностей капитала в эксплуатации, заменить абсолютной пригодностью человека для изменяющихся потребностей в труде; частичного рабочего, простого носителя известной частичной общественной функции, заменить всесторонне развитым индивидуумом, для которого различные общественные функции суть сменяющие друг друга способы жизнедеятельности». (Т.23, с.498-499).

Общественная собственность на средства производства - не фигура речи, а именно деятельное присвоение всех этих средств в реальном жизненном процессе, которое можно осуществлять только путем перемены труда и никак иначе. Перемена труда обеспечивает каждому повседневное практическое использование многообразной  человеческой "предметности" по её назначению; всех технических и культурных достижений и  тем самым всестороннее развитие физических и духовных сил каждого человека  в меру его способностей.

Никто отныне не является только рабочим, ни для кого рутинный труд в материальном производстве не является единственным местом и способом приложения сил. Зато каждый участвует во многих общественных комбинациях труда и не прикован нуждой или обстоятельствами ни к какой особой профессии и ни к какому данному производственному коллективу. Он остаётся самим собой, он свободен от бремени ежедневного однообразного труда, но обязан некоторое количество рабочих часов (в неделю, месяц, год) посвящать производительному труду в той или иной предпочтительной для себя форме. Всё остальное время может посвящать совершенствованию в любой области знания и практики: науке, искусству, творчеству, игре или ничегонеделанию - как его душе угодно.
И средства производства и его результаты, созданные  всеобщей производительной силой, принадлежат в этом случае всем сообща. И это понятно и естественно, потому что уже и теперь никто сам по себе ничего не производит и не может произвести, разве что отправится в какие-то неосвоенные дикие места и там вернется к первобытному образу жизни.

«…единичный труд как таковой вообще перестаёт быть производительным, а, наоборот, является производительным лишь в рамках совместного труда многих, подчиняющего себе силы природы» (К.Маркс, Ф.Энгельс. Т.46, ч.II, с.208). 

В  результате революционного  переворота  все материальные  достижения техники и культуры  окажутся никакой не "второй природой", а просто преобразованной природой;  не угрозой человеческому существованию, как теперь, а средствами и условиями свободной и комфортной, подлинно человеческой  жизни.

Такой переворот в способе производства не может, конечно, осуществиться в течение короткого времени – нескольких месяцев или лет. Социализм как первая фаза коммунизма как раз и состоит в осуществлении этого переворота. А когда он будет  завершен, общество сделается коммунистическим.

 Для такого, коренного переворота в способе производства (устранения разделения труда и классов) необходима диктатура пролетариата.   Ясно, что без принуждения невозможно привлечь к полезному труду многочисленную армию  бездельников, которыми изобилует современное общество. Да и налаживание производства на новых началах требует организующей силы, каковой только и может быть власть демократически избранных Советов или других полномочных органов   рабочего класса.

«Между капиталистическим и коммунистическим обществом лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата». (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т.19, с.27).

Если, не предаваясь иллюзиям, ясно отдавать отчет в том, что так называемая «демократия» является на деле  властью буржуазии, зачастую весьма жёсткой и  беспощадной, если опять-таки без иллюзий осознать, что всякая политическая власть есть насилие в интересах определенного класса, тогда диктатура пролетариата должна быть признана как естественная и единственно возможная политическая форма для перехода от капитализма к коммунизму - от общества, основанного на частной собственности, к обществу, где все общественные богатства принадлежат непосредственно всему обществу .

Что такое равная плата за равный труд и зачем она нужна

Переход к новому способу производства требует времени именно потому, что в современном обществе принадлежность каждого из нас определенной профессии сама собою разумеется, что получение престижной специальности и делание карьеры в какой-то определенной области внушается юношеству как единственно достойный  уважения жизненный путь. Но по прошествии нескольких лет работы «по призванию» едва ли не каждый готов бежать от «призвания» куда глаза глядят и однако не представляет, что жизнь может быть устроена по-другому. И если обстоятельства (болезнь, увольнение) выбивают его из привычной жизненной рутины, он ищет себе другое столь же надежное ярмо. И лишь отдельные субъекты избирают «свободное» существование в какой-нибудь общине  или предпочитают оставаться безработными, делаясь «свободными» поневоле.

Ломка привычного уклада неизбежно должна вызывать противодействие и саботаж со стороны части интеллигенции, чиновничества, мелких служащих, не говоря о капиталистах, которые будут подвергнуты экспроприации и в лучшем случае окажутся в роли технических специалистов и консультантов.  Указами и насилием ставить всю эту публику к станку нет никакой необходимости. Зато есть необходимость установить равную плату за равный труд, причем не ради «справедливости», а именно ради дальнейших шагов к преобразованию способа производства. Перемена труда лишь в том случае может стать естественным и повседневным делом, если ни один из видов труда не будет давать никаких преимуществ в оплате, если труд будет соизмеряться исключительно по его количеству: по длительности и интенсивности. Эталоном для такого соизмерения поначалу оказывается не что иное, как средняя зарплата рабочего в машинном производстве: станочника, конвейерного сборщика и т.п.  Это обусловлено тем, что и сейчас уже колебания в заработной плате рабочих имеют тенденцию перед лицом капитала уравнивать всех. Только с этой ступени и могут начаться преобразования.

Кстати, «уравниловка» - вовсе не изобретение «социализма», каким он существовал в СССР. Капитал – вот главный уравнитель заработных плат. А в СССР и не было никакого равенства «оплаты труда» в масштабах общества. Высшие слои чиновничества, партийные бонзы, генералитет, частью творческая интеллигенция имели и высокие жалования, и особые привилегии. Да даже и в рабочем классе существовали особые привилегированные слои: «передовики», «общественники» и т.п., зачастую лакействующие перед начальством и презираемые основной массой рабочих. Прогрессивный процесс выравнивания зарплаты рабочих тормозился их закреплением за данным предприятием или отраслью путем предоставления «своим» работникам жилья, прибавок «за стаж» на данном производстве, санаториев и профилакториев, улучшенного медицинского обслуживания, детских учреждений, что консервировало отношения, особенно в период «застоя». А там, где не было возможности удерживать персонал особыми материальными благами, действовали иные  препоны и коллективное осуждение "летунов".   Одно это свидетельствует об отсталости экономической системы советского «социализма».

И напротив, мобильность работников да ещё при давлении армии безработных очень быстро приводит к выравниванию зарплат на уровне прожиточного минимума, так что нынче у нас не обеспечивается даже и воспроизводство рабочей силы. Притом, что «хозяева жизни» и их прикормленная обслуга купаются в роскоши.

Большевики в своё время сделали попытку приравнять жалование специалистов к средней зарплате рабочего, но, столкнувшись с саботажем, вынуждены были отступить. Специалисты были на вес золота и непримиримо отстаивали привычный буржуазный уклад. Вспомним профессора Преображенского из «Собачьего сердца».

Ленин:

«Нам пришлось теперь прибегнуть к старому, буржуазному средству и согласиться на очень высокую оплату «услуг» крупнейших из буржуазных специалистов… Ясно, что такая мера есть компромисс, отступление от принципов Парижской Коммуны и всякой пролетарской власти, требующих сведения жалований к уровню платы среднему рабочему, требующих борьбы делом, а не словами с карьеризмом… такая мера есть не только приостановка – в известной области и в известной степени – наступления на капитал (ибо капитал есть не сумма денег, а определенное общественное отношение), но и шаг назад нашей социалистической, Советской, государственной власти, которая с самого начала провозгласила и повела политику понижения высоких жалований до заработка среднего рабочего». (Полн. собр. соч., т.36, с.179).

Повторюсь: большевики пытались провести эту меру не из особой ненависти к "буржуям" и даже не вследствие скудости средств, а именно как меру социалистическую, как шаг к преобразованию общественных отношений.

Если организованный рабочий класс поставит своей задачей переход к социализму как первой фазе коммунизма, ему придется не конструировать некий «рыночный социализм» (его невозможность неопровержимо доказана Марксом на примере Прудона, Грея, Брея и т. д. – вспомним четыре страницы имен подобных авторов), а с самого начала рассматривать всю совокупность работающих как единый производственный коллектив, в котором каждый индивид доставляет определенное количество труда – большее или меньшее в зависимости от его индивидуальной способности к труду. При этом измеренное напрямую (математически, средствами эргономики) среднее количество труда станочника за 7-часовой (или 8, 6, 4-х - часовой) рабочий день и средняя оплата такого количества труда составляют своего рода общий измеритель: эталон, бону, трудодень или что-то подобное. Это вовсе не означает уравниловки, поскольку различные виды труда должны соизмеряться   не только по длительности, но и по интенсивности, вредным, опасным и тяжелым условиям и т.п. Ведь ясно, что 4 часа у плавильной печи не могут быть равны 4 часам в цветочной оранжерее и должны быть оплачены по-разному.

«…а труд, для того чтобы он мог служить мерой, должен быть определен по длительности или по интенсивности, иначе он перестал бы быть мерой». (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.19, с.19).

Принцип равной платы за равный труд не означает равенства зарплаты отдельных лиц, потому что каждый может доставлять в общую сумму то большее, то меньшее количество труда, выбирая то более легкий, то более интенсивный, то кратковременный, то продолжительный. То на одном каком-то месте, то последовательно на нескольких (многих) рабочих местах. Ну а кто не работает, тот не ест.

В таком случае отпадают различия в оплате по содержанию труда вместе с экономически несостоятельной лукавой формулой «по количеству и качеству», на деле подчиняющей работника  произволу начальства. Любой «высокий» труд – врача, учителя, инженера, управленца – равноценен здесь всякому другому, благодаря чему внутренние потенции личности: ум, знания и т.п. перестают быть предметом купли-продажи, обращаются непосредственно на пользу обществу, как и вообще всякий труд носит здесь непосредственно общественный характер. Таким образом упраздняются иерархия должностей и закрепление профессий в собственность лиц. Прекращается и оплата различий в квалификации (простой и сложный труд), поскольку перестаёт существовать и такой товар, как рабочая сила, являющийся в условиях рынка как бы «собственностью» рабочего.
Что касается производительности труда, то в высокотехнологичном и слаженном производственном процессе она очень мало или вообще не зависит от самого рабочего, которому приходится просто приспосабливаться к  работе технических устройств. Так что у кого не получается здесь (на данной операции или у этого станка), тот отправится на какое-то другое рабочее место и ничего не потеряет в оплате, соответствующей просто количеству живого труда.
Об этом и пишет Маркс в «Критике Готской программы».

«Например, общественный рабочий день представляет собой сумму индивидуальных рабочих часов; индивидуальное рабочее время каждого…- это доставленная им часть рабочего дня, его доля в нём. Он получает от общества квитанцию в том, что им доставлено такое-то количество труда (за вычетом его труда в пользу общественных фондов), и по этой квитанции он получает из общественных запасов такое количество предметов потребления, на которое затрачено столько же труда. То самое количество труда, которое он дал обществу в одной форме, он получает обратно в другой форме». (Т. 19, с.18).

С каким успехом «квитанции» теперь могут быть заменены   пластиковыми картами, а математические расчеты произведены компьютерами и открыты для всеобщего обозрения и контроля! Вот она – простота и ясность общественных отношений, о чем писали классики.
Разумеется, людям всегда будет необходимо рассчитывать, сколько труда требуется для производства тех или других предметов потребления, но, настаивает Энгельс, «люди сделают тогда всё это очень просто, не прибегая к услугам прославленной «стоимости»». (Т. 20, с.321).  Людям не придется пользоваться этой ненадежной и шаткой мерой, приравнивающей количества труда, содержащегося в товаре, лишь в среднем, а не в каждом данном случае. Они будут делать это напрямую, с математической точностью.
Современному «рыночному» человеку такое труднее всего представить, хотя за прославленной «стоимостью» скрывается не что иное, как общественно необходимый абстрактный труд, то есть необходимое рабочее время как таковое.    И Маркс гневно клеймит тех экономистов, кто не способен или не хочет видеть, что в стоимости в скрытом виде уже дана необходимость и одинаковая общественная значимость всех видов труда.  И, значит, уже выработана (хотя и в превратной форме) общественная связь людей и возможность в дальнейшем их нормального человеческого бытия в обществе.

«Стоимость основывается на том, что люди взаимно относятся к труду друг друга как к труду равному и всеобщему и в этой форме общественному… Экономисты того сорта, что воюют против определения стоимости рабочим временем на том основании, что труд двух индивидов (хотя бы и в одной и той же профессии), выполненный за один и тот же промежуток времени, не является абсолютно одинаковым, вообще ещё не знают, чем человеческие общественные отношения отличаются от отношений между животными. Они сами – животные…». (Маркс К., Энгельс Ф., Соч., т.47, с.249.)

В стоимости товара уже дано равенство всех видов труда и его количественное соизмерение. А значит, таится   возможность отделаться наконец от рынка, соизмеряя труд напрямую; перейти к непосредственно общественным отношениям, ничего не придумывая, а используя уже наработанную, хотя и вывернутую наизнанку общественную   взаимосвязь, сознательно отбросив её вещную оболочку. Не случайно Энгельс говорил, что тем самым человек наконец-то окончательно выходит из животного мира.    

 В развитых отношениях меновой стоимости   заключается   возможность поставить  мир с головы на ноги. И тогда прошлый, накопленный, овеществленный труд перестанет безжалостно высасывать и   поглощать живой труд рабочих масс. Не просто поглощать, а наращивать материальную силу, господствующую над людьми, подавляющую их и в конечном счете лишающую права на жизнь.

Сама природа всё более капитализируется и превращается во враждебную и опасную для жизни «среду обитания».  Именно капиталистическое производство в слепом остервенении набрасывается на природу, уничтожая саму возможность существования на Земле людей.

А с переходом к общественной собственности природа и техника становятся единым общественным достоянием, никому в частности не принадлежащим, но обеспечивающим человеческие условия жизни для всех. Но и требующим от всех посильного участия в производительном труде, потому как наёмных рабочих здесь больше не существует. Не существует вытачивающих детали, ткущих ситцы, прикованных к конвейеру на всю жизнь. Все эти простые, доступные каждому виды труда, всё в большей степени перекладываемые на разнообразную умную технику, которой остаётся управлять, должны теперь выполняться попеременно всеми членами общества. Общество, так сказать, переходит на самообслуживание без наемных рабов. И понятно, что этот переход по необходимости будет постепенным и начинаться должен с младых ногтей. Вот здесь-то и оказывается абсолютно необходимым соединение обучения школьников с производительным трудом. Поэтому Маркс, обнаружив в программе лассальянцев требование запрещения детского труда, решительно возражает:

«Проведение этой меры…было бы реакционно, так как при строгом регулировании рабочего времени сообразно с различным возрастом и при прочих предупредительных мерах для защиты детей раннее соединение производительного труда с обучением является одним из могущественных средств переустройства современного общества». (Т.19, с.31.
 Одним из могущественных средств переустройства общества!  Всеобщее участие в производительном труде и тем самым бесклассовое общество станет повседневной реальностью по мере становления новых поколений.

 А что касается нынешней либеральной интеллигенции, она долго ещё будет упорствовать в своей ограниченности и требовать особой, повышенной оплаты её особых способностей и талантов.

И о предрассудках…

У Маркса и Энгельса, чьи выдающиеся способности не вызывают сомнений даже у их заклятых врагов (и только наши либеральные невежды судят о Марксе свысока), насчет мещанской претензии об особой оплате «способностей» есть множество язвительнейших замечаний и серьёзных разъяснений. Суть, если не углубляться в теорию, состоит в том, что все наши особые способности имеют общественное происхождение и потому по праву принадлежат обществу. Это, конечно, не имеет смысла для тех, кто, чересчур переоценивая свои таланты, никак не может преодолеть жгучей потребности в их торгашеском проституировании. Талант от этого отнюдь не выигрывает – напротив, мельчает, приспосабливаясь к спросу.

А истинному таланту нужно лишь общественное признание, которое он впервые получит сполна, как и общественные условия для его развития. «Писатель должен жить, чтобы он мог писать, но он не должен писать, чтобы жить». А в современном обществе, как жестко отмечено в «Немецкой идеологии», «от моей способности писать стихи требуется, чтобы я мог превращать стихи в деньги». Не в этом ли причина, что нынешние великолепнейшие поэты находят прибежище почти исключительно в интернете и неизвестны широкой публике. А школяры, вместо настоящей поэзии, воспитываются на убогих рифмованных поделках, которые их авторы успешно превращают в деньги. Поразительно, как оскудели содержанием даже стихи для малышей! Исчезли, канули в прошлое нежные, добрые, поэтичные мультики. А в отвратительно размалеванных книжках  печатаются давно   известные сказки, но изложенные бедным, плоским языком, лишенные своеобразия, адаптированные для недоразвитых.

Духовный труд по природе своей является непосредственно общественным и потому предметы духовной культуры не имеют стоимости, принципиально невыразимы в деньгах, что не мешает, однако, назначать безумную цену «произведениям» типа, например, «Черного квадрата». И это подлинное сумасшествие в порядке вещей! Никто ведь и не скажет, что король голый! Миллионы долларов за этакое платят.  Но попробуйте выразить в деньгах «стоимость» «Войны и мира», «Братьев Карамазовых» периодической системы элементов или теории относительности. Однако рынок непостижимым образом всему находит цену:

«Мильтон создавал «Потерянный рай» с той же необходимостью, с какой шелковичный червь производит шелк. Это было действенное проявление его натуры. Потом он продал своё произведение за 5 ф.ст.» (Маркс, т.26, ч.1.с. 410).

Скажете, продешевил? Но не чудовищна ли вообще торговля такими вещами?

Не безумие ли, что ребенок погибает на глазах у беспомощной матери, потому что лечение «стоит» невообразимо дорого! Здоровье продается и покупается, и мы уже фактически поделены, как в «Часе быка» И.Ефремова, на долгоживущих и короткоживущих. Придет время, излишнее население будет по собственной воле отправляться в «Дом нежной смерти», да и сейчас многие отправились бы туда с облегчением. Очень скоро некоторые государства, пожалуй, будут вынуждены предоставлять как раз такие «социальные гарантии». А степень "цивилизованности" будет определяться "деликатностью" массовых убийств. И эта «общественно-полезная» деятельность станет ещё одной отраслью разделения труда. Как уже сейчас практически стали профессией изъятие и продажа человеческих органов…

Последнее замечание

Итак, господа-товарищи.  То, что здесь изложено, я со школярской добросовестностью почерпнула из работ Карла Маркса и его последователей. Тех, кто не позволил стоящей на голове (превратной) эмпирии вывернуть себе мозги.

Ну а кому такая наука непонятна или не нравится могут сколько их душе угодно плутать в дебрях идеологии.

Однако вспомните: видимость, что Солнце вращается вокруг Земли, находится в полном противоречии с действительным положением дел.