ЕЩЕ в самолете, когда я на пути из Панамы в Москву летел рейсом «Люфтганзы» с ночевкой в Каракасе, мои соседи венесуэльцы, оказавшиеся служащими венесуэльской государственной нефтяной компании PDVSA, посоветовали, вместо отпущенной мне расписанием короткой утренней прогулки по городу, остаться в гостинице и посмотреть очередную воскресную телевизионную программу «Ало, президенте» с президентом страны «Уго Чавесом в главной роли диктора, режиссера, сценариста и актера», как не без усмешки сказала мне моя соседка, сотрудница PDVSA, оглянувшись на мужа как бы за поддержкой. Тот согласно кивнул. На запястье у женщины я заметил красный пластмассовый браслет с надписью «10 млн голосов». На мой вопрос о браслете она, смеясь, сказала: «А это нам дали в компании для пропаганды. Чавес хочет 10 млн голосов на предстоящих выборах: это принесет ему победу. Он все равно победит, а если не победит, то ему присудят победу... Но вообще то я античавистка...» У ее мужа браслета не было. Больше мы не общались, но передачу я решил посмотреть обязательно.

Передача началась ровно в 11 утра, поэтому я успел и чуть прогуляться, и купить себе на завтрак себиче и фруктов и, честно говоря, приготовился посмотреть «эту пропаганду» немного, а потом переключиться на футбол (запись с чемпионата мира). До отъезда в аэропорт оставалось

3 часа.

Но то, что я увидел, захватило меня настолько, что о футболе я забыл и в аэропорт уехал позже, чем следовало. Жаль, что я поздно схватился за карандаш, чтобы записывать имена и цифры, звучавшие в передаче, что сделало бы более точным и интересным мой рассказ. Передача, главным героем и автором которой был президент страны, транслировалась вживую из венесуэльской провинции Португеза. На экране появился президент Уго Чавес, стоящий на поле, среди всходов белого маиса. Чавес объявил сразу тему этой передачи: развитие в стране производства кормов для животноводства, а именно белого и желтого маиса. И начал, казалось бы, с малого: с проблем выращивания, хранения и реализации маиса хозяином этого поля, которого он тут же пригласил, обнял и представил, — 73-летнего местного фермера дона Мануэля Эсковедо. В беседе с доном Мануэлем Чавес задавал ему вопросы, как это было понятно любому зрителю, без всякой домашней «заготовки». На экране, как в хорошем художественном фильме, состоялся разговор двух крестьян (одного — нынешнего, а другого — бывшего) о всех тонкостях выращивания маиса — от посева до обработки всходов и сбора урожая. Разговор живой, следить за которым было не скучно. Никакой скованности или заученности фраз дона Мануэля, никакого менторства со стороны Чавеса я не увидел. Это был блестящий образец урока, неотрепетированного и наполненного для слушателей, особенно крестьян, информацией о выращивании белого маиса, и вместе с тем общение людей, которых, несмотря на разницу в положении, не разделяла социальная пропасть и которые хорошо знали предмет обсуждения.

После «технологической» части Чавес там же, стоя на поле, но уже в компании опаздавших к началу программы сотрудника местного отделения национального банка и менеджера-агронома, перешел к части экономической и социальной, объявив зрителям, что дон Мануэль недавно получил кредит на расширение производства маиса из 3% годовых от специального фонда FODAJA, образованного отчислениями от прибылей PDVSA за счет продажи нефти на экспорт. Объяснил механизм образования сумм фонда, порядок предоставления кредитов. Фонд, обладающий на сегодня резервами в сумме 180 млн долларов, может расходоваться исключительно производителями сельхозпродукции. «Это «посев нефтедолларов» на венесуэльском поле», — сказал президент.

«Роялем в кустах» был тут же врученный фермеру (на этот раз было видно, что дон Мануэль об этом все же знал заранее) трактор иранского производства. Тут Чавес подчеркнул, что трактор может быть им подарен только потому, что и правительство Венесуэлы получило его в дар от руководства Ирана. Чавес сел за руль трактора, включил зажигание, но передачу включить не смог: что-то заклинило. Паники или смущения, суеты техников не было, и опять было ясно, что репетиций или видеозаписи не было. Просто была естественная попытка тронуть трактор с места и много раз... С шутками Чавес вышел из кабины и направился к навесу с приготовленными для него столом и скамейками для участников встречи с ним.

Подошла молодая, лет 35, губернатор провинции, черная, как смоль; ее разговор с Чавесом был живым, человечным, ясно было, что они давно знают друг друга; затем новый министр сельского хозяйства Венесуэлы, парень лет 32—35, потом — местный алькальд, итальянец. После приветствий и шуток президент усадил их всех на первый ряд импровизированного под навесом у постепенно наполняемого зрителями зала, сам сел в президиум и прочитал всем блестяще аргументированную, снабженную иллюстрациями, графиками и расчетами лекцию о планах роста производства маиса и других кормов в Венесуэле с целью постепенного импортзамещения мяса и мясопродуктов, достижения самообеспечения продуктами животноводства населения страны, а затем и экспорта этой продукции в северные провинции Бразилии. Изложение было простым, доходчивым по форме, насыщенным именами людей, отвечающих за реализацию планов, примерами из практики других стран, сельское хозяйство которых оказалось задавленным импортом, расчетами эффективности.

ИНТЕРЕСНО, что у этой лекции не было четкого завершения, конца для «срыва аплодисментов» типа «одобрямс», никто и не заметил, как разговор плавно перешел в другую плоскость. Тут президенту пригодился другой «рояль в кустах» — министр иностранных дел Сирии (Чавес вскоре собирается туда с визитом), который как бы подтвердил на опыте Сирии целесобразность импортзамещения стратегических видов продукции, к которым он отнес и продовольствие, хотя и в разумных пределах, с учетом эффективности производства. Разговор далее пошел о планировании производства, и тут Чавес неожиданно начал увлеченно доказывать, что планирование производства — это антипод хаотическому производству рыночного характера, что только социализм рассматривает общество как систему, в которой конечной целью является человек, а не прибыль. «Капитализм — это не система, поскольку система планово и направленно создана для получения оптимального результата. А оптимум задается», — подчеркивает Чавес. Приводит примеры таких систем: человеческий организм как наиболее сложная система, производство электроэнергии — от ее выработки и распределения до лампочки...

В подтверждение своих рассуждений о хаотичности капиталистического производства и потому обреченности капитализма

Чавес цитирует венесуэльского философа ХІХ века Серхио Рамиреса, который еще в 1847 году дал анализ развития капиталистического способа производства и указал на его пороки. «По-моему, — сказал Чавес, показывая зрителям новое издание работ этого венесуэльского марксиста, — он написал об этом раньше, чем Маркс в «Манифесте коммунистической партии», — и обратился с вопросом о годе издания «Манифеста» к четвертому «роялю в кустах»: на этот раз им оказался английский кинорежиссер Джон Дэйл. Тот, вопреки ожиданию Чавеса, сказал, что не помнит в каком году — 1847-м или 1848-м — написал Карл Маркс эту работу. Вместе решили, что все-таки в 1848-м, т.е. позже Серхио Рамиреса, и Чавес перешел к творческим планам режиссера, находящегося в Венесуэле для съемок фильма о попытке военного переворота и свержения президента Чавеса 11 апреля 2001 года. Об этом фильме не говорили, но вспомнили вместе о других фильмах Дэйла, в частности о фильме «Desaparecidos» о расправе аргентинских военных с леворадикальным молодежным движением в Аргентине в 80-х годах. По ходу разговора, как бы вдруг, президент вспоминает, что в Чили нашли недавно убийцу чилийского барда Виктора Хара, что будет (или не будет) суд над этим бывшим сотрудником чилийской охранки, и кратко рассказывает (ведь многие слушатели этого не знают) о певце и о перевороте 11 сентября 1973 года в Чили.

«Я вижу в зале (это уже пятый «рояль»), — вдруг говорит он, — нашего венесуэльского барда, певца, выросшего в этой провинции (к сожалению, не записал его имени). Да у него уже и ансамбль есть... Его песни похожи по темам на песни Виктора Хара. Давайте его послушаем...» Но тут к Чавесу подходит военный и подает записку. Чавес читает и лицо его наливается гневом. Долго молчит. Потом говорит притихшему залу: «Мне сообщили (помните, неделю или две назад была похищена преступниками 23-летняя дочь командующего южным военным округом полковника Годоя?), так вот, мне сообщили, что эти подонки убили Каролину... Наверное, камарадас, песни мы слушать сейчас не будем... не до этого...» Чавес помолчал. Потом заговорил жестко о теме преступности. Заявил, что военным известны эти четыре преступника, похитившие и убившие Каролину Годой. «К сожалению, — добавил Чавес, — они граждане одной дружественной нам страны, и это тем более добавляет сложности к расследованию этого преступления, имеющего оттенок политической провокации». На этом он закрыл тему.

КТО-ТО из зала (возможно, журналист) спросил президента, почему он так жестко, породив конфликтную ситуацию и обвинения в свой адрес, отреагировал на победу на выборах в Перу Алана Гарсия, назвав его вором. «Потому что он вор на самом деле, — ответил Чавес. — Потому что он украл у Ольянта Умала сотни тысяч голосов. Знаете ли вы, что избирательная комиссия, ответственная за подсчет голосов, признала 1,2 млн бюллетеней недействительными, когда Умала победил в большинстве провинций страны». — «А кто руководил этой комиссией?» — «Те, кому был нужен у власти Гарсия, а не Умала. И Гарсия об этом знал. Поэтому он вор, и я побоюсь сидеть с ним рядом... И вам не советую...»

Тут я спохватился: пора на самолет, передача шла уже 3 часа и я не знаю, когда и как она завершилась...

В такси я, еще наполненный впечатлениями от необычной телепередачи, поделился ими с пожилым таксистом. Тот ответил: «Да, такого президента у нас еще не было, Венесуэле наконец повезло с президентом. Он хочет заставить венесуэльцев работать, ведь венесуэльцы из-за почти дармового «нефтяного золота» разучились работать, это для человека плохо, он не развивается, только потребляет. И бензин у нас стоит 2 доллара бак. Это неправильно. Он должен стоить хотя бы 20, а не 5 центов за литр, как сейчас... Это дало бы дополнительные средства государству для развития...» Таксист поддержал важность ТВ-программы с участием Чавеса и сказал, что, конечно, в декабре, на очередных выборах, он вновь победит.

В самолете, на пути в Европу, я попытался еще раз осмыслить и обобщить то, что я увидел. Моими соседями вновь оказались венесуэльцы, летевшие в Германию, на чемпионат мира по футболу. «Не бедные», — подумал я, ведь билет на главные матчи стоит не одну тысячу евро... И тут снова заметил на запястье у этого футбольного болельщика пластмассовый браслет. Другой. С изображением флага Венесуэлы и звездами на синем поле. «Извините, что означает этот браслет? Почему вы его носите?» Тот охотно ответил: «Это античавистский браслет, на нем 7 звезд по количеству провинций страны, а не 8, как сейчас. Это означает, что мы — за старую, прошлую Венесуэлу... Но, с другой стороны, он не так заметен: кто их считает, эти звезды...» — хитро подмигнул мне он, очевидно, принимая меня за своего единомышленника.

Но его единомышленником я не был, разговор не стал продолжать. Полет через Атлантику до Франкфурта был долгим, и мне вполне хватило времени перенести в компьютер мои мимолетные, не претендующие на глубокий анализ впечатления, чтобы потом, уже дома, немного осмыслить их и поделиться ими с коллегами по работе в Институте Латинской Америки. Чем больше я говорил об этом, тем больше мне хотелось об этом написать, что я и сделал.

Юрий ШЕМЕЛИН.

Каракас—Москва.