В период между двумя избирательными кампаниями мы беседуем с известным историком, профессором Санкт-Петербургского университета И.Я.ФРОЯНОВЫМ.

     — Итак, Игорь Яковлевич, 14 марта нам предстоит участвовать в президентских выборах нового типа — многопартийных по форме и безальтернативных по содержанию. На взгляд историка, как наша страна докатилась до такого политического абсурда?

     — Над этой проблемой сейчас ломают голову и политологи, и журналисты, и рядовые избиратели. Однако, на мой взгляд, при этом часто упускают из вида, что современная российская демократия — это побочный продукт, или, образно говоря, «выкидыш» глобализации.

     А сама глобализация имеет давнюю историю, об этом в своих тайных ложах мечтали еще «братья-иллюминаты» в конце XVIII века.

     Но только с середины ХХ века появляется материальная база, которая позволяла масонскую сказку сделать былью: глобальные средства информации и мировая финансовая система. В этот же период происходит невиданная прежде концентрация экономического могущества в руках ТНК.

     Но финансовая власть над миром требует и своего политического оформления — власти политической, мирового господства. Поэтому с середины прошлого века началось воплощение в жизнь давней масонской идеи — создания единой мировой вселенской цивилизации, единого мирового этноса, единого мирового государства, возглавляемого единым мировым правительством.

     С этой точки зрения можно считать, что и Россия, и весь остальной мир вступили в новую эпоху — завершающую стадию глобализации. Для нашей страны это имеет важные последствия: в последние десятилетия история России совершается в контексте установления «нового мирового порядка».

     Это означает, что нашей внутренней политикой управляют, и управляют извне. Это касается и результатов выборов, и появления новых партий и фигур на политическом небосклоне. Поэтому не стоит удивляться, что победитель президентского марафона известен задолго до начала забега. Конечная цель глобализаторов — власть над миром, а это и означает управление политическими процессами, невзирая на границы.

     — Однако, если не ошибаюсь, масоны свои планы переустройства мира связывали с «демократией» и «парламентаризмом». А посмотрите, что сейчас происходит? Соединенные Штаты в пылу борьбы с «международным терроризмом» уже почти превратились в полицейское государство. А про нынешнюю Россию и говорить нечего — демократии тут не больше, чем когда-то при царе-батюшке.

     — Ну что вы, гораздо меньше. Тогда по крайней мере тайных дел мастера не управляли боярской Думой. Так что не обижайте русское самодержавие таким сравнением.

     А вообще-то «братья» провозглашали самые разные идеи. Масоны в результате многовекового опыта приобрели способность тонко чувствовать тенденции исторического развития. А уловив их, всякий раз пытались возглавить и направить в нужную для себя сторону.

     Так, еще в период Французской революции наметились все те политические течения, которые мы видим и в современной России. Ну, например, направление буржуазно-олигархическое представляли жирондисты во главе с Бриссо. Направление буржуазно-демократическое олицетворяли собой Робеспьер и его сторонники. И, наконец, направление коммунистическое в те времена возглавлял Бабеф. Но все они были люди одной популяции.

     То же самое касается и трактовки таких ценностей, как республика или империя. Официальная пропаганда сейчас преподносит Соединенные Штаты как образец демократии, что, однако, никак не мешает самим американским лидерам считать свое государство империей. В частности, президент Клинтон на заседании комитета начальников штабов заявил, что «есть одна империя — Соединенные Штаты. Мы не допустим существования никакой другой». Словом, перед нами — новый Рим...Таким образом, получается, что термин «империя» применим и к рафинированной буржуазной демократии.

     В плане историческом это тоже обоснованно. И опять я возвращаю вас к концу XVIII — началу XIX века. Якобинская республика и империя Наполеона имеют общие родовые черты, поскольку Наполеон выполнял ту же самую задачу «планетарного» масштаба, какую в свое время сформулировали идеологи Французской революции, — пытался создать мировую империю. Ведь недаром же Наполеон называл себя «Императором Запада».

     Поэтому буржуазная демократия и имперский авторитаризм — отнюдь не антиподы, они имеют одну природу и стремятся к одной цели. И нередко в истории мы видим, как одна из форм совершенно безболезненно сменяет другую. Вспомните хотя бы, как Веймарская республика в Германии чисто парламентским путем трансформировалась в гитлеровский третий рейх.

     — И появление в России путинского режима со всеми его атрибутами — авторитарной властью и имперской риторикой — это явление того же порядка?

     — Конечно. На каком-то этапе глобализаторы вынуждены переходить к таким методам правления. Ведь по мере продвижения к новому мировому порядку они встречают всевозрастающее сопротивление. Народы мира не горят желанием превращаться в безликую людскую массу. На Западе интеллигенция ведет ожесточенную борьбу против уничтожения национальной культуры, большой размах приобрело движение антиглобалистов.

     А чем более яростное сопротивление встречают глобализаторы, тем больше они тяготеют к диктатуре, тем больше в их риторике проскальзывает слово «империя». Причем особенность современной авторитарной власти состоит в том, что она предпочитает рядиться в демократические одежды. Формально в государстве сохраняются все атрибуты демократии — и парламент, и многопартийность, есть даже и оппозиция, но, по сути, они поставлены в такие условия, при которых выхолащивается их подлинное содержание.

     — Игорь Яковлевич, позвольте поделиться одним сомнением. Давайте сравним два периода: 50—60-е годы ХХ века и наше время. Тогда, полвека назад, американский империализм сталкивался с действительно мощным сопротивлением по всей планете, национально-освободительные движения имели в лице СССР верного союзника. А что мы видим сегодня? Картина совершенно иная — с тех пор как Путин стал их верным союзником, у Запада и противников-то не осталось. Так зачем же им сейчас так откровенно топтать свою собственную легенду о демократии и правах человека?

     — Не могу с вами согласиться. Как это — Запад сегодня не встречает сопротивления? А мусульманский мир?

     После того как нас торпедировали реформами и Россия легла на дно, Запад до поры до времени все свои помыслы обратил к мусульманскому миру.

     Дело в том, что здание современной западной демократии таит в себе внутреннюю опасность даже для своих архитекторов. Провозгласив равенство народов и сделав открытыми границы, они тем самым ослабили монолитность самого западного общества. Например, сейчас во Франции проживает свыше 5 миллионов мусульман, и совсем недавно спор о мусульманских платках в школах грозил перерасти в острые столкновения.

     При этом надо иметь в виду, что арабы и вообще мусульмане практически не поддаются этническому нивелированию. Они не растворяются в западном мире, а сохраняют свое этническое своеобразие, даже находясь внутри чуждого им общества. И с этой точки зрения они — огромное препятствие на пути глобализации.

     Я хочу обратить ваше внимание на очень важный аспект: это особенности культурного типа людей, принадлежащих к исламской цивилизации. У них совершенно иные понятия о ценности жизни и смерти, чем в западном мире: мусульманин готов к самопожертвованию во имя своего народа или своей веры.

     А вот европеец или уж тем более американец по доброй воле мучеником за веру никогда не станет.

     Но это резко меняет соотношение сил: героизм одиночек, готовых, не задумываясь, отдать свою жизнь, делает бессильной самую совершенную и оснащенную армию. На мой взгляд, в этой коллизии заключается очень важный урок — без жертвенности никакая окончательная победа невозможна.

     — А русский человек еще не утратил этой способности к самопожертвованию?

     — Я думаю, что еще не утратил. Среди русских, как мне кажется, есть люди, которые несут в себе давние традиции русского воинского отношения к жизни и смерти.

     Древнерусские воины стремились пасть на поле брани. Князь Святослав, обращаясь к своим воинам, говорил: «Уже нам некуда деться. Но ляжем здесь костьми, ибо мертвые срама не имут. А побежим, будем посрамлены. Я впереди вас пойду. Если моя голова ляжет — подумайте о себе». А дружина ему на это отвечала: «Где твоя голова ляжет, тут и все мы свои головы сложим». И мне кажется, этот дух воинской доблести, дух жертвенности еще сохраняется в представителях русского этноса.

     А вот представители западной цивилизации напрочь лишены этого качества. Потому что жертвенность — это своеобразное проявление коллективизма: человек отдает жизнь ради своего народа. А на Западе люди столетиями воспитаны в духе индивидуализма. И у них нет никаких разумных оснований отдавать свою жизнь ради других.

     На Западе жизнь — это наивысшая ценность, выше чести, дороже родины. По большому счету, когда жизнь — наивысшая ценность, а страх смерти перевешивает все, это и есть проявление буржуазности. И вот именно в этом духе сейчас хотят воспитать Россию. Поэтому, когда у нас не останется своих Матросовых и Гастелло, вот это и будет самый верный показатель, что они добились своего.

     Жертвенность творит чудеса. Она замечательна еще и тем, что она не является достоинством одного человека, жертвенность захватывает массы. А вот когда это становится массовым явлением, как это было у нас, например, в годы Великой Отечественной войны, такая сила становится непобедимой.

     — А теперь, Игорь Яковлевич, давайте от Святослава вернемся к нашим дням, поскольку мы с вами беседуем накануне президентских выборов. Ну и что же мы видим? Вот-вот НАТО будет в 100 км от Санкт-Петербурга. Взрывы, войны, убийства, разгул уголовщины терзают страну. А народ тем временем голосует «за стабильность, за Путина», то есть за сохранение существующего порядка вещей. Как же объяснить этот феномен?

     — История дает примеры ослепления народов. Это как наваждение. Казалось бы, самые насущные интересы диктуют иной стиль поведения, а массы действуют вопреки. Так, в феврале 1917 года народные массы нанесли удар Российской империи и самодержавию и отдали власть в руки Керенского и его сотоварищей. И тогда тоже никто не понимал, что происходит.

     То же самое помрачение мы видим в 90-е годы ХХ века, когда народ избирал себе «на царство царя Бориса». Всем тогда казалось, что мы накануне благодатных перемен, которые откроют ворота в новую жизнь.

     Чем можно объяснить это ослепление? Мне кажется, чрезвычайной, непомерной исторической усталостью. Я не знаю ни одного другого народа, который на протяжении столь короткого времени испытал бы такое мощное напряжение национальных сил, как русский народ. Простое перечисление событий убеждает в этом.

     Ну, поражение в русско-японской войне — это мелочь. Однако столыпинские реформы — это уже не мелочь. Столыпин посягнул на вековечные устои русской жизни — он посягнул на общину, которая, по моему глубокому убеждению, к тому времени еще не исчерпала свой исторический ресурс. Поэтому столыпинская реформа привела к огромному перенапряжению национальных сил и не принесла никакого положительного результата.

     Затем на долю нашего народа выпала Первая мировая война, хотя участие России в этой мировой бойне совершенно не соответствовало нашим национальным интересам. Вслед за этим — февральский переворот, Октябрьская революция, Гражданская война, разруха, голод, иностранная интервенция. Не забудьте еще индустриализацию и коллективизацию, по существу, это было создание мобилизационного общества, что тоже потребовало колоссального перенапряжения сил.

     А потом еще и репрессии, которые, с одной стороны, казалось бы, имели мотивы, а с другой стороны, водоворот репрессий неизбежно втягивал и огромную массу невинных людей, истощая душу народа. А после этого еще и Вторая мировая война, и вновь страну пришлось поднимать из руин.

     Ну какой народ может выдержать подобное перенапряжение сил, когда за полвека оказалось спрессовано столько бедствий и столько грандиозных событий, которых любому другому народу хватило бы на всю его историю?

     — И все же я снова вынужден вам возразить. Все, что вы говорите, — это справедливо в отношении наших дедов и прадедов. А нынешнее-то поколение, где и когда успело так надорваться? Те, кому сегодня от 30 до 50 лет и которые родились и росли в самое спокойное, сытое и безмятежное брежневское время?

     — Кровавые мозоли деда нельзя отрывать от его благополучных внуков. Потому что существует генетическая память. И пусть даже появляются новые люди, новое поколение, достаточно благополучное и сытое, но они несут на себе печать прошлого. Это как проклятие. То, что творили с народом раньше, не проходит бесследно для их потомков. И в следующем поколении на каком-то иррациональном уровне появляется историческая усталость. И сегодняшнее стремление к материальному достатку и тяга ко всякого рода удовольствиям — это память о том, как голодали и бедствовали деды и прадеды. Поэтому, анализируя состояние народа, нельзя замыкаться в рамках какого-то одного поколения. Если мы говорим, что исторически русский народ оказался надорванным, то мы должны принимать в расчет весь пройденный им исторический путь.

     Говорите, народ голосует за «стабильность»? Но надо иметь в виду, что стремление народа к стабильности — это тоже, между прочим, выражение его усталости и апатии: «Мне все равно, а раз мне все равно, то пусть уж лучше остается все как есть». Таким образом, и те, кто сегодня голосует за власть, и те, кто вообще не приходит на избирательные участки, действуют, исходя из сходных побудительных мотивов.

     — Но альтернативой существующему режиму по идее должна быть левая оппозиция. А после парламентских выборов у нее, прямо скажем, сложное положение. Как вы оцениваете исторические перспективы КПРФ?

     — Я бы разделил ответ на две части: отношение к руководству КПРФ и положение, сложившееся в КПРФ на настоящий момент. Я думаю, что на данном историческом этапе альтернативы Зюганову нет. Во всяком случае я ее не вижу.

     В прессе много пишут о том, что определенная группировка в руководстве КПРФ предпринимает попытки сместить Зюганова с поста лидера партии. На мой взгляд, это может привести только к ослаблению влияния роли КПРФ в обществе. А при определенных условиях и к крушению самой партии. Поэтому я бы дал совет этим ретивым товарищам немного умерить свой пыл. Заслуги Зюганова чрезвычайно велики. Достаточно сказать, что это он сохранил партию в исключительно трудный исторический момент ельциновской реакции.

     И к тому же в начале беседы я упоминал, как мало случайного осталось в политической жизни России — «случайности» здесь, как правило, тщательно планируются. Поэтому, как ни парадоксально, но эти наскоки на Зюганова лишний раз свидетельствуют, что он стоит поперек горла тем, кто пытается полностью подчинить себе внутреннюю политику в стране.

     — А тем самым вы не призываете партию к «стабильности»? В свое время тоже говорили, что Горбачеву нет альтернативы, а что вышло на деле?

     — Нет. Мой призыв к сохранению лидера отнюдь не освобождает его от товарищеской критики. Я должен прямо сказать — за последние 10 лет, на мой взгляд, руководством КПРФ совершено много крупных ошибок. Прежде всего это связано с подбором кадров. Жизнь доказала справедливость формулы «кадры решают все». Так почему же рядом с Зюгановым оказалось такое количество руководителей, готовых при первой возможности переметнуться на сторону режима?

     Впрочем, я вижу и объяснение этих кадровых ошибок. Что означает ошибиться в человеке? Это значит не разглядеть его второе лицо. Но ведь это второе лицо формируется какими-то незаметными на первый взгляд обстоятельствами.

     И, на мой взгляд, перерождение части партийного руководства связано с другой очень крупной ошибкой. Суть ее в том, что приоритет в деятельности Коммунистической партии был отдан парламентской работе. Эта установка повлекла за собой и ложные постулаты. Мы услышали, что «лимит на революцию исчерпан». Простите, а кто ввел карточно-распределительную систему на такие исторические явления, как революция? Кому вообще, кроме Всевышнего, ведом путь, которым страна идет в свое будущее?

     Мы видели, как КПРФ сосредоточивалась на парламентской работе. В это же время лидер партии на митингах говорил, что антинародный режим осуществляет политику геноцида, что страна каждый год недосчитывается по миллиону человек. А как бороться с геноцидом? Приходите и голосуйте? То есть все та же парламентская работа, хотя даже Устав ООН в таком случае признает за народом право на радикальные действия.

     Парламентскими боями партия создавала иллюзию деятельности. А у народа возникало чувство недоумения и разочарования. Потому что уж народ-то без всяких высоких теорий, а своим каждодневным опытом уже постиг простую истину, что депутатским запросом или поправкой от микрофона не сдвинуть с места эту глыбу «антинародного режима». Что парламентская борьба вообще, а особенно в современной России неспособна изменить характер существующего строя.

     — Так вы полагаете, что для оппозиционной партии парламентаризм — тупиковый путь?

     — Вовсе нет, я лишь хочу сказать, что работа в парламенте для такой партии не должна быть основной, это лишь вспомогательное средство. Когда же основной упор делается на работу во фракции, то в известных случаях она может быть даже вредна. Потому что создает у народа иллюзию борьбы, примиряет его с поражениями (дескать, ничего, сейчас недосчитались голосов, зато вот уж через 4 года точно возьмем реванш).

     И что самое опасное — такой перекос в пользу парламентской деятельности способствует формированию новой привилегированной элиты. Став членами буржуазного парламента, партийные функционеры оказываются «склонны к измене и перемене, как ветер мая». Слишком там сильны соблазны, слишком велика близость к власти, к привилегиям. Вот это, на мой взгляд, и стало питательной средой, которая породила двуликость целого ряда партийных функционеров, получивших думские мандаты.

     В этом и есть, на мой взгляд, первопричина кадровых ошибок в руководстве КПРФ. Зюганов не сумел вовремя разглядеть, что его бывшие партийные товарищи с большим удовольствием превращаются в профессиональных парламентариев и не прочь эту профессию сделать для себя пожизненной. И они уже больше думают о своей роли и месте в парламенте, чем о судьбе партии и народа.

     Но эту двойственность и двуликость партийно-думских функционеров народ прекрасно видит и понимает. Народ также прекрасно понял за эти 10 лет, что любой буржуазный парламент не способен никак улучшить его положение. И когда на последних парламентских выборах за коммунистов было подано меньше голосов, чем они ожидали, то это, помимо всего прочего, означает еще и такой народный наказ: «В этой Думе вам делать нечего. Потому что ни на что путное ваша Дума неспособна и ничего хорошего для народа вы в этой Думе не высидите».

     Народ тем самым сказал коммунистам — идите в народные массы, на бастующие предприятия, в замерзающие города и поселки, там организуйте народное движение, чтобы оно шло не сверху вниз, как вы привыкли в Государственной думе, а снизу вверх.

     Поэтому результаты коммунистов на последних парламентских выборах — это знак, но не знак поражения, а перст народа, указующий Компартии направление деятельности.

  Беседу вел наш соб. корр.
Сергей ИВАНОВ.
Санкт-Петербург.