Передо мной книга “Социология образования и молодежи. Избранное (1965—2002 г.)”, вышедшая в конце 2002 года в издательстве “Гардарики”. Член-корреспондент РАН М.Н. Руткевич во “Введении” напоминает, что в 1997 году по случаю своего 80-летия он обещал завершить работу по трем проблемам: системному подходу к обществу, развитию социальной структуры общества, социологии образования и молодежи. Первый замысел реализован в монографии “Общество как система. Социологические очерки”. Второй, по уверению автора, близок к завершению и выйдет тоже в виде монографии. А вот третий обобщающий труд известного ученого сделан в специфической форме: в книге собраны очерки, первый из которых вышел в 1966 году, а последний — в июльском номере журнала “Диалог” за 2002 год. Но если учесть, что в первом очерке (вступительной статье к изданной в Свердловске книге “Жизненные планы молодежи”) анализируется реформа народного образования, начатая в 1958 году, то перед нами социологические исследования, охватывающие практически полвека.

Все 16 очерков, собранных под одну обложку, объединены общей темой, отраженной в названии книги. Это персональный отчет ученого. Но именно поэтому надо обратить внимание на выбор формы — сборник статей, — редкой для решения подобной задачи. Редкой в силу особой ответственности, которую накладывает на себя автор.

Во-первых, он должен быть уверен, что его работы, написанные несколько десятилетий назад, сохраняют (в наше-то динамичное время!) актуальность в...новом тысячелетии. И это в пору, когда очень многие коллеги стали поклоняться тому, что когда-то проклинали, и проклинать то, чему когда-то поклонялись. Во-вторых, требуется уверенность в том, что каждая из включаемых в книгу работ написана на уровне лучших научных достижений своей поры. Впрочем, само имя автора убеждает, что та и другая уверенность вполне обоснованны.

Но ведь у этого жанра есть и другая сторона: автор должен быть готов предстать перед читателем в своеобразном научном нагише, честно обнажить перед ним себя вчерашнего — и не только ученого, но и гражданина. Во-первых, автор не отказывается, идя на этот жанр, от своих убеждений и гражданской позиции в эпоху, которую ныне чаще принято очернять и третировать. Во-вторых, он обнажает гражданские (в социологии они почти неотделимы от научных) стороны собственной личности — отношения с властью и к власти, с научным сообществом, с общественно-политическими структурами и т.д. и т.п. В-третьих, исследователь соглашается на проверку своих теоретических воззрений не только практикой бегущего дня, но и беспощадным временем, которое обязательно обнаружит в открытых когда-то истинах не столько абсолютное, сколько относительное, и даже не только истинное, но и заблуждения.

На все это у Михаила Николаевича Руткевича хватило смелости. И за это он заслуживает не меньшего уважения, чем за результативность своей работы в течение многих десятилетий.

БОЛЕЕ ТОГО, от выбранного “жанра” рецензируемой книги выиграли и М.Н. Руткевич, и социология. Перед нами уникальный труд по социологии истории. Он был бы таковым, даже если бы предмет исследования можно было ограничить сферой, обозначенной в названии книги, — социологией образования и молодежи. Исследовать вступающее в жизнь поколение в течение почти полувека — чем не социология истории. К тому же эти десятилетия — три существенно различающиеся эпохи: а) более четверти века строительства социализма на его собственной основе (“самоназвание” периода: зрелый, развитой социализм, пришедшее на смену еще более претенциозному “самоназванию”: развернутое строительство коммунизма); б) семь лет настойчиво навязываемой сверху конвергенции социализма и капитализма на практике в пору перестройки; в) десятилетие начальной стадии реставрации капитализма. Фактически перед нами социологическое исследование трех социально разных поколений молодежи. Причем каждое из них рассматривается в связи с главной его деятельностью — образованием. Нет ни малейших сомнений, что перед нами социология истории.

Но поскольку автор марксист, то есть последовательный приверженец материалистической диалектики, то он анализирует и образование, и молодежь в их связи с обществом, с социальной системой. Этот диалектический принцип присущ каждой из статей, включенных М.Н. Руткевичем в книгу. Он проводится осознанно и неуклонно. Уже во “Введении” автор отмечает: “В предлагаемой книге речь идет об общественных потребностях, во-первых, в их развитии, во-вторых, во вполне определенном аспекте, обусловленном сменой поколений как способом существования и воспроизводства общества. Речь идет, само собою, не о статике в традиционном обществе и не только наличных, сегодняшних потребностях общества в наполнении новыми людьми разных отраслей деятельности и профессий в сложившихся стационарных условиях, т.е. о том, как должны распределяться работники, которые замещают уходящих из жизни или выходящих на отдых, но прежде всего о предстоящих изменениях в “раскладке” рабочих мест в зависимости от общего хода развития данного общества в сложившихся условиях”.

Ученый исходит из того, что узловые точки в развитии образования — реформы его системы — определяются развитием самого общества. Еще в 1966 году М.Н. Руткевич утверждал: “Реформа образования уже тогда вошла в явное противоречие с потребностями развития общества, и именно поэтому, собственно говоря, и была предпринята реформа 1958 года. Хорошо известно, что школа-десятилетка к середине 50-х годов стала выпускать значительно больше молодых людей, чем это требовалось для пополнения высшей школы... Чтобы разрешить это противоречие, необходимо, на наш взгляд, внести существенные изменения во всю систему образования и жизненного устройства молодежи”.

Исследователь подчеркивает, что успешное решение назревших проблем образования может быть успешным только тогда, когда серьезно выявляются противоречия общества, в рамках которого функционирует система образования. “В потребностях общества... имеется противоречие между сегодняшними нуждами, требующими использования сложившегося духовного потенциала молодежи без учета различия тех социальных условий, в которых этот потенциал складывался, и нуждами перспективными, требующими полного раскрытия способностей и талантов каждого вступающего в жизнь гражданина”. Более того, сама исследовательская задача ставится М.Н. Руткевичем недвусмысленно: “о взаимосвязи жизненных планов молодежи и потребностей общества через систему образования”.

АВТОРОМ ЦЕЛЕНАПРАВЛЕННО прослеживается связь системы образования с развитием рабочего класса, интеллигенции, а в последнее десятилетие — и новой буржуазии. Наконец, надо иметь в виду, что в большинстве статей М.Н. Руткевич дает непосредственную характеристику того общества, которому присуща исследуемая им система образования. В 1967 году ученый обращал внимание на то, что “советское общество сейчас под влиянием прогресса производства, науки, техники, культуры весьма быстро изменяет свою социальную структуру, достигая все большей социальной однородности. Сближение всех классов и общественных групп (а также преодоление социальных различий внутри рабочего класса, внутри колхозного крестьянства, среди работников умственного труда) достигается не только путем постепенного стирания различий между ними, но и в значительной степени путем массовых социальных перемещений, переходов из одних классов и слоев в другие”.

Через 32 года, в 1999 году М.Н. Руткевич жестко характеризует фактически новое общество, которое складывается в стране после серии государственных переворотов и контрреволюции: “Переживаемый российским обществом 90-х годов кризис является системным, поразившим все сферы общественной жизни, все группы и слои общества, все регионы страны и виды поселений, все поколения. Но в каждой из них он проявляется по-разному, как по степени деградации общественных отношений, так и по специфике проявления”.

Замечу, что оценки наиболее существенных сторон жизни общества рассыпаны во всех 16 очерках книги. Я привел лишь наиболее обобщенные и выразительные. Все это надежно подтверждает вывод, что книга М.Н. Руткевича представляет собой социологию истории.

Но я хотел бы обратить внимание и на третий аспект представшей читателю благодаря этой книге социологии истории. Перед нами социология образа общества, его социальной структуры, его целей и ценностей. В создании этого субъективного образа принимала активное участие социология, стремившаяся вроде бы максимально адекватно отразить объективно складывавшуюся картину. Однако не забудем, что наряду с другими функциями социология выполняет в обществе еще и идеологическую функцию. Думается, осмыслить аспект субъективного восприятия социологом истории сегодня не просто интересно и полезно в силу его научной самоценности, но подобное осмысление еще и чрезвычайно актуально как для общества, так и для социологии. Появляется возможность выявить природу просчетов и заблуждений социологического знания, что, хотелось бы в это верить, позволит сократить их в будущем.

ОБРАТИМСЯ к тому социологическому портрету отечественной системы образования, который создан членом-корреспондентом РАН М.Н. Руткевичем. Портрет этот всегда конкретно-исторический, что нашло отражение в самом большом очерке книги “Система образования и ее место в жизни социалистического общества” (кстати, он был опубликован в 1988 году; следующий вошедший в книгу очерк относится уже к постсоветскому, 1994 году). К этой теме автор обращается и в предыдущих, и в последующих работах.

В очерке 1988 года ученый посвящает целый раздел социальной роли школы в дореволюционной России. Он отмечает, что если в начале XIX века забота об отечественном образовании была оставлена на “отеческое попечение” помещиков, то во второй его половине она была возложена на земство и церковь. В 1885 г. под контролем Министерства народного просвещения находилось: 3094 училища — на содержании казны (государства), 27 373 — на содержании земств, обществ и сословий (сельский сход определял, сколько копеек давать со двора на школу); 219 — на содержании фабрик и заводов; 254 — частных лиц. В то же время в “ведении Священного синода находилось 34 836 церковно-приходских училищ и школ грамоты. Итого из общего числа школ, предназначенных для “низких сословий”, на долю церкви приходилось 53%, земств и других общественных организаций — 41,4%, государства — 4,7%”. Из 125 млн. населения России на учащихся массовых школ приходилось 2,7%. Что касается гимназий и реальных училищ, дававших среднее образование, то в них занимались 132 тысячи учащихся. При этом 92% гимназистов составляли дети дворян, чиновников и лиц духовного звания.

В СССР образование стало не только всеобщим, но и обязательным. Программное положение о всеобщем среднем образовании было принято еще в 1919 году на VIII съезде РКП(б). М.Н. Руткевич отмечает, что потребовалось 10 лет, прежде чем в 1930 г. было принято “рабочее” постановление о введении обязательного начального образования, которое, несмотря на невзгоды военных и послевоенных лет, к середине 50-х годов было успешно выполнено, что позволило в 1958 году ввести всеобщее неполное среднее (8-летнее) образование. А в Конституции СССР 1977 г. было записано, что право граждан на образование “обеспечивается бесплатностью всех видов образования, осуществлением обязательного среднего образования молодежи”.

Учитывая, что Конституция РФ 1993 г. гарантирует бесплатность и обязательность только основного (9 лет) образования, ученый оценивает это как “колоссальный шаг назад, поскольку планка обязательного общего образования была резко понижена”.

Образование (особенно в советскую пору) выполняет роль лифта, доставляющего молодежь до определенного социального статуса. Поэтому в сфере постоянного интереса исследователя находятся две проблемы: во-первых, соотношение общей, специальной и профессиональной составляющих в образовании, во-вторых, жизненные планы молодежи из разных социальных групп и их реализация, связанная с высшей школой, которая обычно обеспечивает вхождение в состав интеллигенции.

Исследуя отмеченные проблемы, М.Н. Руткевич всегда занимает активную позицию. Он решительный и принципиальный противник “хрущевской” реформы образования 1958 г. “Сочетание образовательной подготовки в объеме средней школы с обучением двум-трем массовым профессиям, не требующим в большинстве случаев общего среднего образования, было искусственным”, — убежден ученый. Он стоит на том, что надо “прежде всего усиленно развивать систему профессионально-технического образования”. Анализируя комплектование вузов, автор иронизирует над предложениями “из “классовых” соображений вернуться к практике 1920—1930 гг., когда конкурс проводился раздельно по “куриям”. Все свои выводы автор строил на богатом конкретно-социологическом материале многолетних исследований социологической лаборатории Уральского университета. Весьма критически ученый относился и к провозглашенной в начале 80-х годов реформе образования.

Уникальные работы выполнены М.Н. Руткевичем (и под его руководством) о роли высшей школы в социальных перемещениях в советском обществе. Благодаря исследованиям ученого была существенно уточнена реальная картина социальных источников формирования студенчества. Социологический материал выступал “информацией для размышлений” в управлении совершенствованием системы советского образования, он чрезвычайно важен и сейчас.

М.Н. Руткевича неизменно интересует, насколько похож (или отклоняется) социальный состав студенчества от социальной структуры общества: это позволяет судить о степени реальности политических деклараций о движении советского общества к социальной однородности.

При этом обращается внимание на то, что интеллигенция формируется не путем “самовоспроизводства”, а пополняется из рядов рабочих, крестьян, служащих. Это обусловлено как социальной политикой общества, так и тем бесспорным фактом, что рост численности работников умственного труда в СССР опережал рост численности населения. Впрочем, из поля зрения исследователя не ускользает, что обнаруживается тенденция к увеличению “самопроизводства” интеллигенции. Исходя из того, что для успешной созидательной работы общества приоритетно качество специалистов, М.Н. Руткевич выступает против предоставления каких-либо преимуществ при приеме на дневные отделения вузов производственникам, тем более против учета социального происхождения абитуриентов.

БЕЗУСЛОВНЫМ ДОСТИЖЕНИЕМ ученого является и то, что он первым стал рассматривать систему образования не только через призму потребностей общества, но и во взаимодействии с жизненными планами молодежи. Эта исследовательская тема в той или иной степени присутствует, пожалуй, в каждом из 16 очерков книги. С годами анализ жизненных планов молодежи дополняется исследованием установок родителей. Сегодня эта тема приобретает особую актуальность. Для получения более полной и достоверной картины М.Н. Руткевич охотно идет на сопоставление результатов исследований, проведенных под его руководством, с данными других социологических центров. В этом отношении интересны приводимые в книге итоги опросов родителей учеников частных школ Москвы (под руководством М.Н. Руткевича) и “типовых” школ всей России (ВЦИОМ).

Контраст с положением в советскую пору налицо. Если тогда общество беспокоилось по поводу “самовоспроизводства” интеллигенции, то сегодня быстрыми темпами идет процесс “самовоспроизводства” новой буржуазии, в котором не последнюю роль играет школа. И ученый делает справедливый вывод: “Социальный кризис общеобразовательной школы, обусловленный сменой общественного строя в России, является полем, ареной взаимодействия объективных и субъективных факторов общественного развития”.

БЫЛО БЫ ОПРОМЕТЧИВО представлять социологические исследования М.Н. Руткевича в области образования и молодежи как следование однажды найденным методикам и стереотипам. Рецензируемая книга убедительно демонстрирует умение ученого отсечь темы, утратившие общественную актуальность, и своевременно расширять исследование путем изучения новых явлений.

В работах последнего десятилетия ушла в тень тема конкурса в вузы, которой в советские годы ученый уделял большое внимание. Причина проста: общество перестало заботиться о создании равных возможностей для поступления в высшую школу выходцев из всех социальных групп. Теперь налицо “неуклонное возрастание шансов на поступление в институт для выходцев из более привилегированных (руководители) и более образованных (специалисты) слоев общества... Таково еще одно подтверждение, что социальная дифференциация резко возросла вместе с “реформами”, что она приобрела характер социальной поляризации, что она во все возрастающей степени переносится на последующие поколения, т.е. наследуется и закрепляется”.

Зато пристальное внимание исследователь стал уделять коммерциализации образования. Опираясь на солидный массив социологических материалов, М.Н. Руткевич приходит к выводу, что “особую тревогу внушает пропагандируемая радикал-либералами ставка на дальнейшую коммерциализацию центрального звена общего образования, каковым является школа”. Он доказывает, что частная школа в современных российских условиях “является определенной, весьма специфической разновидностью бизнеса, а получаемый ее руководителями доход является типичным предпринимательским доходом... результатом весьма сложного процесса перераспределения прибавочного продукта, полученного в других областях бизнеса или присвоенного коррумпированной бюрократией”.

Поляризация общества, коммерциализация школы поставили в повестку дня в качестве важнейшей проблему формирования политического сознания учащейся молодежи. В советском обществе, когда внимание исследователей сосредоточивалось на социальной интеграции, такая проблема представлялась неактуальной. После контрреволюции 1991 года положение в России коренным образом изменилось.

Приступив в последние годы к изучению этой проблемы, М.Н. Руткевич исходит из того, что “развитие политического сознания молодежи отличается рядом важнейших особенностей: оно очень тесно связано с материальными условиями ее жизни, крайне подвижно, непосредственно откликается на последние события. В нем чрезвычайно велика составляющая, которую принято называть общественными настроениями, т.е. психологическая сторона; оно наиболее подвержено воздействию применяемых власть имущими средств обработки общественного мнения, в первую очередь получивших ныне преобладающее значение электронных СМИ”.

В качестве дополнительных специфических факторов исследователь добавляет уровень и направленность преподавания гуманитарных (общественных) наук и влияние молодежной субкультуры. При этом, считает ученый, и распространение молодежной субкультуры, и преподавание гуманитарных дисциплин способствуют нивелировке политических воззрений, тогда как материальное положение семей и социальный статус родителей ведут к возрастанию дифференциации в оценке современных политических событий и отечественной истории. Проведенное под руководством М.Н. Руткевича в 2000 г. исследование политического сознания выпускников средней школы крупных городов, расположенных почти во всех основных зонах страны, убедительно подтверждает теоретические выводы автора.

ЗАМЕЧАТЕЛЬНУЮ КНИГУ выпустил М.Н. Руткевич. Оставаясь персональным научным отчетом, она оказывается прежде всего заданием на будущее. И планкой научной добросовестности, ниже которой серьезному социологу оставаться, пожалуй, даже неприлично. Вот за это и хочется сказать автору книги спасибо.