«....Последний раз в рядах республиканцев было столько темнокожих, когда они ими торговали», — съязвил один злоязычный наблюдатель на съезде республиканской партии США. Уж как только ни улещивают афроамериканцев-избирателей, чтобы заполучить их голоса. Партия Слона — республиканцы норовит забежать вперед демократов в поблажках меньшинствам. И консерватор Патрик Бьюкенен в своей красноречиво озаглавленной книге «Гибель Запада» утверждает: «...если мистер Буш и его администрация не сумеют разрешить проблему цветного населения Америки и восстановить традиционные ценности, Америку уже ничего не спасет». Великий Потоп в Луизиане и брошенное на произвол судьбы чернокожее население Нового Орлеана красноречиво показали, насколько близко к сердцу Буш-младший и его присные принимают незавидную участь «цветного населения».

«Налогу на Николину Гору не бывать!»

Мир впервые в изумлении увидел другую Америку — немощную, черствую, расколотую и отчаявшуюся. Вместо Сияющего Града на Холме — темные задворки, где закон пал, полицейские и «волонтеры» с ружьями охотились на мародеров. «Как же могло случиться, что американский город стал походить на Могадишо и Порт-о-Пренс? — недоумевает журнал «Ньюсуик». — Толпы людей без крова, школ, работы». Сбой системы? Бессилие правительства? Публицист Д.Брук: «Бросить нищих Нового Орлеана на произвол судьбы было моральным эквивалентом бросания раненых на поле боя». Да, совесть христианской Америки содрогнулась, но каменное сердце либерального истеблишмента не дрогнуло. «Свободному рынку нет дела до нищих Нового Орлеана», а федеральная казна, издержавшаяся на авантюру в Ираке, не сразу раскошелилась, чтобы помочь гибнущим чернокожим в орлеанском гетто.

Как раз накануне урагана «Катрина» Буш-младший направил в конгресс законопроект об отмене налога на наследство, который как раз и облегчит американскую казну на 750 миллиардов долларов. Олигархическая, богатая Америка ликует: наконец-то она сбросит ярмо, которое водрузил Франклин Рузвельт с его драконовскими «антитрестовскими законами» 30-х годов. Наследники миллиардных состояний отныне покажут кукиш налоговому ведомству, которое обдирало их дочиста.

Глубоко символично, что и в России президент Путин, душа в душу с «другом Джорджем», протащил через думское болото закон об отмене, по сути, налога на наследство. Будь то дощатый домик неимущего дачника или стомиллионный особняк на Рублево-Успенском шоссе. Так, стало быть, наш президент откликнулся на деловое предложение экономиста академика Дмитрия Львова ввести чрезвычайный «налог на Николину Гору». Как-то раз, обсуждая с Дмитрием Семеновичем в академии, есть ли хоть какой-то не волевой, а экономический способ искупить грехи грабительской приватизации, десятилетнего расхищения нефтяной ренты олигархами и Кувшинными Рылами — коррумпированным чиновничеством, узнал от него, что гибкий способ такой и в самом деле есть. Достаточно лишь обложить доходы справедливыми налогами, в том числе и на наследование, дорогую недвижимость, в которой омертвлены десятки миллиардов шальных нефтедолларов и жирных «барашков в бумажке» — и доходы казны удвоятся. Острый смысл «налога на Николину Гору» мне, финансисту-практику, с полуслова понятен. Но и в администрации президента тоже, видно, сообразительные ребята работают, намотали на ус и сделали — ровно наоборот!

«Продавцы воздуха» теперь взялись за тепло...

Либеральный Кремль, прилежный ученик американского истеблишмента, извлечет ли он урок из сокрушительного поражения американской элиты у себя дома в облике погубленного тупосердием «бэббитов» несчастного Нью-Орлеана? «Черное горе» Америки, ни дать ни взять. Или же в Кремле останутся беспечны — дескать, в нашем умеренном климате тропических ураганов не бывает. У нас северный завоз — бедствие почище «Катрины»! Но зато ведомство Шойгу действует каждый раз героически, с эпическим размахом, хоть и втридорога это влетает казне, возить топочный мазут вертолетами на Камчатку.

А если без иронии, то в позорном ничегонеделании американских верхов в первые дни бедствия в Новом Орлеане мне привиделся образ того, как, пронеси Господи, будут протекать техногенные, для нас как всегда внезапные, катастрофы в российских мегаполисах в недалеком завтра. В нашей северной стране системы энергоснабжения и коммуникации по определению не являются рыночными «агентами», предоставляющими услуги, а всегда были средствами коллективного выживания. Коммунальный сектор — от слова коммуна! Если правительство очертя голову и впрямь введет стопроцентную оплату коммунальных услуг, а вдогонку 30-процентное повышение тарифов на энергоносители, а умудренный Лужков возьмет для Москвы год отсрочки, выжидая, когда в ведомстве Грефа затеявшие авантюру расквасят носы прежде, чем пойти на попятную, много чего лихого произойдет в наших городах.

Пресловутая монетизация еще на слуху. Но и мэру «всех времен и народов» понятно, отчего «монетаристам» охота пуще неволи: рынок коммунальных услуг оценивается в 30 миллиардов долларов потенциальных доходов, которые, как рассудили бывшие «продавцы воздуха» времен первоначального «накопления» капитала, — не грех и распилить. Вот и реформаторы, понукаемые лоббистами уже спроворенных акционерных обществ в «коммуналке» при чубайсовской конторе РАО ЕЭС, которое на сносях, ради дармовых «хромовых сапог» на верхушке столба карабкаются по нему, не щадя живота.

Года не проходит, чтобы «государственные семинаристы» не придумали новой каверзы. Надо, например, выселить миллион-другой «злостных неплательщиков» по произвольным тарифам за тепло и электричество из своих квартир в трущобы. Судебные приставы тут как тут! Никакой потачки «неконкурентоспособным» участникам тотального рынка наш Минэкономразвития не сулит. Вот и в теплом Новом Орлеане у темнокожей бедноты не нашлось и 30 долларов наличными заправить свою развалюху безумно вздорожавшим бензином, чтобы удрать куда глаза глядят от надвигающейся «Катрины». И власть подставила их под волну потопа.

Помповое ружье — инструмент «прав человека»

Бедствие в Новом Орлеане не стихийное, (к примеру, на Кубе из зоны урагана вывезли два миллиона человек и никто не пострадал), а техногенное: прорвало дамбу, которую федеральные власти поскупились укрепить. Ведь специалисты давно пребывали в отчаянии, но что толку: тысячи семей накрыло потопом в их картонных и дощатых домишках. Но ведь и в России вся инфраструктура тоже на честном слове держится: под угрозой энергокатастроф и буйных паводков нищие спальные районы городов и поселков, где обитает бывший средний советский класс. А богатым новорусским пригородам энергокатастрофы нипочем. И это хорошо, как на ладони, видишь, подлетая к Москве.

Ландшафт являет классическое противостояние «дворцов и хижин». Новорусская популяция обособляет свои инфраструктуры жизнеобеспечения в надежде пережить грядущие техногенные катастрофы, которые, миловав лопающуюся от довольствия и избытков казны Белокаменную, ударят по многоэтажной застройке 70-х годов. И тогда в декабрьскую стужу из-за ограды своих хором, опоясанных «спиралью Бруно», «новые русские» ощетинятся помповыми ружьями на своих отчаявшихся соотечественников. Подобно тому, как мы видим по «ящику» картины гражданской войны во время потопа в Луизиане, где власти отдали приказ национальной гвардии стрелять в каждого, кто заподозрен в мародерстве или в неповиновении. Кто спорит, с мародерами нужно поступать жестко, но что делать с брошенными властью на произвол людьми, не державшими маковой росинки во рту несколько дней?

Словно карточный домик рушится образ «толерантной» Америки, поучающей весь мир «правам человека». Не скребут ли кошки на душе у нашего записного западника? Где-то там, в американских кущах, примолкла исступленная воительница Боннер, не гвоздит Бушей и не проливает ручьем крокодиловых «правозащитных» слез. А уроженка американского Юга Кондолиза Райс в дни светопреставления в родных пенатах невзначай была замечена в дорогом бутике Нью-Йорка. Девица занималась шопингом. Потом любимица республиканской партии, которую прочат уже и в президенты, спохватилась и перед объективами телекамер заботливо укладывала какие-то банки-склянки гуманитарной помощи гибнущим в Новом Орлеане. Но шила в мешке не утаишь, никакая она, Кондолиза, не славная праправнучка дяди Тома из романа Гарриет Бичер-Стоу, выбившаяся в люди, а удочеренная фарисеями в господском доме выдвиженка из меньшинств. Раз уж она ест с серебра, то какое ей дело до этих горемык, сидящих на крышах затопленных домов. Ее, Конди, планида быть приманкой, подсадной уткой на выборах. И нрава она того же, черствого, что и ее благочестивые хозяева.

После кошмара и бесчестия Нью-Орлеана грешным делом мне и подумалось, что Оскар Уайльд, может, не так уже был и неправ, когда огорошил современников парадоксом, время опередившим: Америка первая и единственная страна, которая проделала путь от варварства к упадку, «минуя цивилизацию»!

Плавильный тигель остыл ...

...Америка двулика и двулична. Впервые я ясно это ощутил, когда лет двадцать тому назад стоял на смотровой площадке Эмпайр-стейт-билдинга и лицезрел с высоты птичьего полета великолепие Нью-Йорка. Словно тающие, нереальные, как на полотнах импрессионистов, на 35-градусной жаре фантастические небоскребы Манхэттена, в которых отражались воды Гудзона, величественные, тогда еще целехонькие башни Всемирного торгового центра, и бурное, радостное кипение жизни внизу. Город — Большое Яблоко — воплощение американского инженерного гения, размаха, трудолюбия и гордыни. «Я — Уолт Уитмен, американец, Сорви Голова, и во мне вся Вселенная!» Но как-то «вся вселенная» скукожилась вдруг до размеров добротного картонного ящика из-под телевизора «Сони», в котором на моих глазах, когда я спустился на мостовую, укладывался на ночь чумазый бедолага. Всего-то в двух кварталах от здания ООН. И деловые благополучные прохожие, спешащие по своим делам, проходили мимо, не замечая, переступали через бомжей, потому что ночующих на мостовых всегда полным-полно. Дико и непривычно было мне, советскому, что в богатой Америке люди так приноравливаются выживать. А теперь и у нас в России появилось множество «людей из картонных коробок».

Америка все богатеет, но число обретающихся за чертой бедности неуклонно прибывает, особенно после прихода к власти республиканской партии. Демократы при Клинтоне, казалось, без счета тратили миллиарды на программы социальной помощи «цветным», теперь, правда, само это слово запретно. «Политкорректность, толерантность и мультикультурность» — новые священные коровы либерального истеблишмента Америки. И дело не в покаянии бывших работорговцев и торжестве евангельских заповедей: большинство молодых американцев забыли дорогу к храму Господа. Правящий класс Америки стремится не допустить раскола страны по национальному, социальному и расовому признаку. Плавильный тигель Господа Бога, увы, остыл и перестал «выпекать» людей этой новой знаменитой особи — американцев. А христианский фундаменталист Патрик Бьюкенен в отчаянии говорит, что Америка превращается в «скопище народов, не имеющих ничего общего между собой». И далее его слова, исполненные горечи: «Мы больше не одна нация перед Богом».

Бьюкенен возлагает вину за это перерождение Америки на духовных близнецов наших образованцев — иванов не помнящих родства — поколение американских бунтарей 60-х годов, которые из студенческих кампусов, остепенившись, пришли править в американские корпорации и даже в Белый дом. Их чертова политкорректность, негодует Бьюкенен, обернулась духовной тиранией, а насаждение химерической мультикультурной модели общества — расколом, враждой, размежеванием, вплоть до искуса сепаратизма в отдельных, но зато шибко мультикультурных штатах, как благословенная Калифорния.

Возвращаясь к «Ставрогиным»...

Непостижимо, но американский истеблишмент, пеняет ему Бьюкенен, не только не противостоит, но и потакает мультикультурному расколу американского общества, попранию заветов отцов-основателей США. Это не умопомрачение, а подспудный интерес транснациональных компаний, корыстная идеология глобализма, для которой национальное государство — помеха, «анахронизм» и лишние «издержки». Даже национальные интересы США не являются для воротил-менял святыней, как может показаться. Меня глубоко заинтриговала полемическая концепция Бьюкенена, в особенности его утверждение, что великим переломам судеб нации предшествуют «...невидимые сдвиги в человеческом мышлении». Размышляя над бескомпромиссными взглядами консерватора Бьюкенена, гневной анафемы глобалистской «ереси», я невольно стал проводить сопоставление с тем, что и нас, великороссов, постигло, начиная с приснопамятной ХІХ партконференции, когда мы, словно «унесенные ветром», провалились в полынью истории. Эти мои размышления легли в основу памфлета «Ставрогины «закрывают» Америку?... Взгляд великоросса». ( Изд. «Русский раритет». М. 2004 г.) В аннотации издатель написал: «Автор... выдвигает гипотезу, что одна и та же Матрица — идеология транснациональных компаний, разрушила сверхдержаву СССР, а теперь ведет дело «к закрытию Америки» — великого цивилизационного проекта англосаксонского мира». И вот я повторю: если Америка в глобальном наступлении ТНК — наконечник копья, то Россия — сырьевой лабаз и «пристяжная» пресловутого «золотого миллиарда».

«Ставрогины...» вызвали разноречивые отклики. Мне в числе прочего пеняли, что, соглашаясь с неутешительным выводом Бьюкенена о «закате Америки», я вместе с ним впадаю в «алармизм». Мною, мол, руководит дух отмщения и чуть ли не злопыхательство к янки и семейке Бушей... А что теперь-то скажут мои критики, когда апокалиптический Нью-Орлеан, в далекие и благословенные 70-е годы имевший репутацию самого веселого и беспечного города Америки, где французское колониальное изящество и волнующий негритянский блюз создавали ему ауру города-повесы и удачника, словно провалился в бездну. И по воле судьбы стал олицетворением существования двух, чуждых друг другу Америк. Многие, полагаю, согласятся, что ни Бьюкенен, ни автор этих строк не заблуждались. Неправда, что в «Ставрогиных...» мною владело недоброе чувство к Америке. Напротив, сострадание, досада и элегические сожаления об Америке Фолкнера и Стейнбека, о тех открытых душой и мужественных Джонов, которых встретили наши Иваны там, на Эльбе. Нет уж, видно, той Америки, сгинула. А «единственная сверхдержава» нетвердо стоит на ногах, а душа ее зачерствела. Ничего не выходит из уловок либералов, вроде «душки» Клинтона, тихой сапой проводящих «вавилонскую» утопию «ассимиляции» и разделения Америки на созвездие мультикультурных общин, благоденствующих и привычно обходящихся уже без заповедей Господа.

...Задолго до нью-орлеанского позора Америки социолог Семюэл Хантингтон предостерегал: «Если ассимиляция не произойдет, Соединенные Штаты превратятся в страну на линии излома, сползающую к гражданской войне». Похоже, ассимиляция — и в самом деле призрачна, она не в силах преодолеть чуждость не столько расовую и этническую, а классовую и сословную. Черная и белая Америка разделены не по цвету кожи, а по положению на краях социальной лестницы. Как ни крути, и в России Рома Абрамович и пенсионерка-учительница Марья Ивановна никогда не встретятся за столом, где преломляют хлеб. Потоп в Нью-Орлеане позволил миру заглянуть на дно колодца Америки и различить то, что было скрыто в сумраке. Мигель Сервантес в десятой главе «Дон-Кихота»: «... Истина иной раз истончается, но никогда не рвется и всегда оказывается поверх лжи, как масло поверх воды».

Воронежский гаврош и поезд истории

«...Еще мы живы!» — косо, аршинными буквами выведено белой известью на бетонной стене вдоль железнодорожного полотна. Скорый Москва—Кисловодск, отправившийся с вокзала Воронежа, медленно набирал ход, когда из открытого вагонного окна мне бросилась в глаза эта надпись-прокламация. И рядом — изображение пятиконечной звезды и восходящего солнца с лучами, нарисованное торопливой рукой какого-то местного гавроша. И мне словно в сердце кольнуло это восклицание — вызов юной, непокорившейся души, не принявшей порядок вещей, в котором наше племя великороссов вымирает, сживаемое со свету. Словно нас, взрослых, уже поживших, младое поколение зовет не отчаиваться и дает нам знак, что рано они нас списали. «Россия как государство русских не имеет перспективы» — этот каплун Хрюн в ермолке, Егор Гайдар имел наглость нам всем такую судьбу напророчить. И святотатство, как всегда, сошло ему с рук, словно это дурные слова юродивого, а не расчетливого «агента влияния», на котором пробы негде ставить.

«... Еще мы живы!» — и поезд набирает ход и мелькают холмы воронежской городской окраины, яблоневые сады, красного кирпича особняки «новых русских» под «немецкими» черепичными крышами, распаханные под огороды пустыри у самой стальной колеи, донские плесы и сооружения Воронежской АЭС вдали. С первого взгляда видно, что эта черноземная, изобильная, в хорошие времена зажиточная сердцевина России бедствует и живет понуро, с трудом перемогая напасти окаянного «реформаторства» и злого безденежья.

«Воронеж — уронишь ты меня или проворонишь?...» — невольно приходит на память мандельштамовское двустишье-заклинание, которым ссыльный стихотворец, в опале у Советской власти, пытал неизвестность своей будущей судьбы. Только вот щемящая тревога, сквозящая в магических строфах поэта, сегодня, на виду воронежского лихолетья, обращена к нашей всеобщей, великороссов, судьбе, которую поставили на карту без нашего спроса.

Тысячи и тысячи людей днем и ночью проезжают этот полустанок, где безвестный воронежский гаврош гашеной известью упрямо начертал три слова: «Еще мы живы!» И это не те уродливые, пестрые и болезненные граффити, словно срисованные с чужого немецкого, американского художества неприкаянных обитателей городских трущоб, а что-то вовсе другое, на что намек дает символ Р.В.С., который пишут на гаражах и опорах виадуков московские сверстники того Гавроша.

«Р.В.С.» Аркадия Гайдара — зачитанная книжка нашего детства. Теперь фурсенки ее вымарали из школьных программ, чтобы насильно оборвать духовную нить, связывающую поколения, но, думаю, тщетно! Отступничество и предательство никогда не были в чести в нашем народе, а «Тимур и его команда», другие задорные книжки Гайдара-деда не сотрешь из памяти народа как компьютерный файл, потому что они накрепко там запечатлелись покуда — «Еще мы живы!» А макулатурное творение его блудливого внучка под кокетливым названием «Государство и эволюция» — в пику Владимиру Ильичу, как ни нахваливали образованцы этот наукообразный «концепт», так и остался «систематическим вздором». Ни одна живая душа и пытливый ум ни в грош его не ставит. Меня, признаться, очень обнадеживает молодое поколение семнадцатилетних, увы, не заставшее жизни в советской цивилизации в СССР. Большинство их, по всему видно, ни во что не ставят ельцинизм. Всякие там ксюши собчаки, толстые, нос в кокаине, байкеры и обитатели зверинцев типа «Аквариума» в реалити-шоу — не в счет, потому что на них, несчастных, словно карма — грехи их родителей, предавших страну и растащивших ее добро по норам. Даже та молодежь, которая не левых убеждений, нашими «либералами» все больше брезгует. Им не внушишь, что Россию нужно принести в жертву новому «безнациональному» миропорядку. Ни за понюх табака, ни за гамбургер, ни за жалованье банковского клерка и дивиденды с грабежа России, эти продвинутые ребята в униженной и запроданной стране не согласны обретаться, строить свою жизнь и карьеру. Быть может, чутко прислушиваясь к тому, что вокруг, я выдаю желаемое за действительность и преувеличиваю сдвиги в настроении нового поколения, но о том же говорят и социологи. И воронежский гаврош невольно укрепил мою веру, что за Россию мы еще поборемся и наше поколение тоже не сказало своего последнего слова...

«...Еще мы живы!» — скорый поезд набирает ход, проносятся мимо города и веси, гремят колеса на стальном мосту через Дон... Нас, великороссов, локомотив истории уносит в неизвестность. Но голос молодого поколения пусть послужит нам укором в минуту малодушия. Моя заветная мысль, и я ее здесь повторю, что в жизни наследников рухнувших империй только то и сбывается, что не подвержено унынию и малодушию.

Владимир ПОПОВ