«Тема участия России в европейской политике безопасности и обороны (ЕПБО) не нова. Она была обозначена в совместной декларации Парижского саммита Россия — Евросоюз в октябре 2000 г. Тогда договорились развивать стратегический диалог, учредить консультации по вопросам безопасности, советоваться на экспертном уровне по вопросам разоружения и нераспространения, сотрудничать в области управления кризисами. В декабре 2000 г. ЕС принял решение, что Россия наряду с другими странами может приглашаться поучаствовать в проводимых ЕС операциях.

Потом было много всяких решений и заявлений, подтверждающих заинтересованность сторон во взаимодействии. На московском саммите Россия — ЕС в мае 2002 г. были конкретизированы некоторые аспекты сотрудничества (предотвращение конфликтов, разминирование, использование Евросоюзом наших широкофюзеляжных самолетов, реагирование на стихийные бедствия и катастрофы, доставка гуманитарной помощи).

Затем были так называемые Севильские договоренности ЕС, которые носили по-прежнему общий характер и в основном касались организации консультаций. На Петербургском саммите в мае 2003 г. вновь была провозглашена задача сотрудничества в области безопасности. Но для ее реализации, как оказалось, нужно опять-таки вырабатывать принципы и определять сферы взаимодействия.

Создается впечатление, что после Парижской встречи, т.е. с 2000 г., в этой области происходило мало чего конкретного. Были встречи ЕСовской «тройки» и наших министров иностранных дел, взаимные визиты и обеды военных, в ходе которых обсуждается все та же идея налаживания диалога. В августе 2003 г. Россия направила в Боснию пять сотрудников МВД для участия в полицейской миссии ЕС. По разминированию пока ничего совместно не делается. По использованию нашей транспортной авиации нам сообщают, что вопрос будет решаться, исходя из принципов свободы конкуренции, т.е. вне рамок структур сотрудничества России и ЕС. На самом деле принято внутреннее решение в пользу ЕСовского самолета А400М, которого нет и не будет до 2010—2012 гг.

Наконец, в марте прошлого года мы предложили создать Европейский центр борьбы с катастрофами, который мог бы заниматься тушением лесных пожаров с использованием российских самолетов Бе-200 ЧС, а также самолетов-танкеров Ил-76 и вертолетов, переброской групп спасателей, пожарных и их техники, гуманитарных грузов. С тех пор вопрос «изучается» западной стороной.

То есть пока разговоров намного больше, чем дела. Смотреть на этот факт нужно не только с точки зрения отношений России и ЕС, а в более широком плане нынешней неясности перспектив европейской политики в области безопасности и обороны. Это явление может, на мой взгляд, иметь для России как положительные, так и отрицательные последствия. Надо просто внимательно следить за происходящим и вовремя принимать решения, необходимые для интересов России.

Многое будет зависеть от развития международной ситуации и внутренних процессов в самом ЕС после его расширения. Имеется в виду либо готовность ЕС твердо проводить политику укрепления своей дееспособности и роли в современном мире, либо же под нажимом обстоятельств и США согласиться на возвращение назад, в кильватер хорошо известной за послевоенные годы политики «евроатлантической» подчиненности.

Сама идея разработки конституции ЕС, придания ЕС собственного лица в области внешней политики и безопасности, как известно, вызвала большой интерес у одних государств и переполох — в других. Приходилось слышать, например, от высокопоставленных американских коллег, что ЕПБО и все, что связано с ней (прежде всего паутина трещин, прошедшая по телу НАТО), является, пожалуй, главной издержкой политики администрации Буша и ее самоуправства в мире. Все знают, с каким вниманием и временами беспокойством были восприняты планы ЕПБО в европейских странах, не являющихся членами ЕС, какие надежды возлагали на ЕПБО те страны, которые не входят в НАТО.

Сейчас эти волнения в основном улеглись. Распространяется убеждение, что решимость ряда стран ЕС использовать ЕПБО как инструмент более самостоятельной политики была изначально завышена, что выдвижение этой идеи диктовалось скорее тактическими, нежели стратегическими соображениями. Создается впечатление, что в ходе многочисленных согласований по линии ЕС — НАТО постепенно теряется собственно европейская повестка дня. Она подменяется пересказом или переводом доктрин и целеустановок англосаксонского происхождения. Это движение чревато опасностью возврата к состоянию отсутствия или крайней неразвитости европейской политики в вопросах безопасности.

Ясно, что трения между ЕС и НАТО, о которых столько говорилось совсем недавно, имеют тенденцию к вполне благополучному разрешению. Этого и следовало ожидать, учитывая, что большинство членов ЕС является одновременно и членами НАТО. За некоторыми незначительными изъятиями они поддерживают принятую в НАТО концепцию превентивных войн, гуманитарных интервенций, действий вопреки и в обход ООН, превращения НАТО из оборонительного в наступательный военный союз, ориентирующийся на действия вне своих границ.

В рамках этой концепции для ЕПБО вряд ли остается так уж много места. Роль же подчиненная, дополняющая или же иногда замещающая действия США, когда те не считают ту или иную операцию достаточно привлекательной с точки зрения их собственных интересов, превращала бы ЕПБО в фактор второстепенного значения. Отсюда снижение внимания к ЕПБО. Принятие в декабре прошлого года в Риме Европейской стратегии безопасности усилило этот процесс.

На мой взгляд, и российский подход к сотрудничеству с ЕС в области безопасности и обороны должен был бы сочетать готовность к взаимодействию с ЕС с отсутствием иллюзий и пониманием объективных пределов нынешних европейских возможностей. Дальнейшее покажет время. В Европе знают о неизменном стремлении России к созданию прочных, недискриминационных структур безопасности на нашем континенте, о готовности поддерживать все конструктивные усилия в этом направлении на основе равенства и одинаковой безопасности. Для достижения этой цели, однако, есть не один путь, не один партнер.

Развитие сотрудничества России и ЕС в данной области возможно и желательно. Предпосылкой такого взаимодействия является, однако, соблюдение международного права и Устава ООН, признание главной ответственности за поддержание мира за Советом Безопасности ООН. И последнее по порядку, но не по важности: сотрудничество ЕС с Россией на этом, как, впрочем, и на других направлениях, может строиться только на условиях равенства и полной взаимности. ЕС для России желанный и во многих отношениях предпочтительный партнер. Но сказать это, значит сказать только половину правды. Другая половина состоит в том, что и ЕС без России никогда по-настоящему не расправит крылья и не реализует своих амбиций.

В заключение о переговорах России с ЕС о нашем подключении к ЕСовским операциям по регулированию кризисов. Мне представляется, что проект соответствующего рамочного соглашения носит для нас дискриминационный характер. Получается, что единственное право, которым Россия обладала бы, — это принимать приглашение ЕС на участие в операциях и предлагать размер своего вклада. Пример участия России в полицейской миссии ЕС в Боснии показывает, что это неэффективно. Мы выступаем за полноправное участие России на всех стадиях планирования, подготовки и осуществления кризисных операций.

Кроме того, в составленном ЕС проекте содержится ряд положений, расходящихся с общепризнанными принципами и нормами международного права, с теми целями и руководящими принципами, которые являются важнейшим условием планирования и осуществления миротворческой деятельности ООН. Этот проект нуждается в основательной переработке. Ход ее покажет готовность сторон к постановке сотрудничества ЕС — Россия на действительно предметные и конструктивные рельсы.

В ЕС сейчас много разговоров о создании «Европейского многонационального корпуса» численностью 60 тыс. чел., о формировании сил быстрого реагирования, особых сил спецназа, создании чего-то вроде генштаба ЕС и т.п. В этой связи на прошлой неделе в ходе заседания «большой» Российско-французской межпарламентской комиссии я задал нашим коллегам несколько вопросов:

1. Планируя превентивные военные операции, может ли ЕС быть уверен в том, что другие страны не воспримут это как подготовку актов агрессии против них? Не приведет ли такая политика к размыванию договора о нераспространении ядерного оружия? Не спровоцирует ли она превентивных ударов по самой территории стран ЕС?

2. Что станет с коллективными вооруженными силами Европы, если одна из крупных европейских держав откажется участвовать в той или иной операции?

3. Реалистична ли идея принятия срочных решений об использовании вооруженных сил при сохранении принципа консенсуса в ЕС?

4. Как долго может держать ЕС существенные вооруженные силы за границей? Достаточно ли у него вообще вооруженных сил, чтобы отряжать их в состав миротворческих контингентов ООН, направлять в экспедиционные силы НАТО и, кроме того, иметь еще и реально существующие европейские формирования?

5. Как должна относиться российская сторона к информации, что на исходе прошлого года в ЕС обсуждалась идея направления европейского контингента в Молдавию?

Ни на один из поставленных вопросов ответа получено не было».