08.05.2001 04:09 | Совраска | Администратор
СПАСАЛА ДЕРЖАВУ КАТЮША
Завтра, как и десятки лет подряд, встанет она затемно, затопит русскую печь, чтобы запарить корму поросенку и курам, согреть водицы для коровьего вымени. И пока огонь будет набирать силу, сорвет по привычке очередной листок настенного численника... И увидит победную девятку, будто окровавленную сполохом печного пламени. Замрет на мгновение оттого, что каждый раз в этот день память обжигает душу и сердце, рождает неизбывную грусть об ушедших родных, далекой молодости, тяжелых трудовых годах, а затем, вдоволь помучав сознание, неизбежно окунает в безрадостную повседневность.
...Работать она начала в 12 лет, после четырех лет учебы: следующая школьная ступень располагалась за лесами, в неблизкой деревеньке. Да и в хозяйстве дел невпроворот - семья большая, одиннадцатидетная. Поначалу сделанное Катюшкой приплюсовывалось к материниным трудодням: прополка льна, картошки, помощь на ферме. Затем, с 1941 г., колхозный учетчик стал ставить крестики на особицу в ведомости против Катерининого имени. И не только за крестьянские хлопоты.
Пятнадцатилетнюю девчушку с такими же недорослями и из окрестных деревень "погнали" под Медное копать противотанковые рвы: немец уже устремился на Калинин. Кидали землю со ступеньки на ступеньку с трехметровой глубины, набивая кованые мозоли, изнуряясь до изнеможения. Изредка их отпускали домой, чтобы поскорее возвращались с очередным запасом тощих харчишек. Позже валили неохватный лес, а по ночам грузили его в вагоны. Чертоломили так, что "ребро за ребро заходило", а спина и руки гудели даже во сне.
Когда немцы захватили Калинин, в Марьино, в отцовском дому, населения прибавилось. Своих дюжина с лишним, да родственники, сбежавшие из оккупированного города, да не меньше десятка солдат. Все окрестности были забиты ими и техникой, повозками, орудиями. Время тревожное, голодное, страшное. На глазах Катерины расстреляли молоденького солдата, который прельстился кастрюлей молока... А по вечерам матушка вытаскивала из печи двухведерный чугун с картошкой - ужин для семьи и постояльцев. Едва выгнали немца из города, тут же команда: все на очистку аэродрома от снега. Затем опять валка леса. В редкие промежутки между "нарядами" приходилось возить санки с молоком в Калинин, в казармы знаменитой Пролетарки, там его выменивали на ситец. Туда и обратно - больше шестидесяти километров. День Победы застал ее в Калязине, куда отрядили с подружками за семенной картошкой. Спрашиваю Екатерину Васильевну, запомнился ли тот день, чем именно.
Люди пели, плясали, а кто и рыдал, -- отвечает, -- мужики вино пили. А мы домой торопились.
Куда же, подумалось, спешили? К вилам, граблям, лопатам. К тяжелой, изо дня в день работе. Правда, из года в год жизнь налаживалась, креп колхоз, завиднелся достаток. А вот просвета, облегчения не наступало. Заботы не отпускали. В 1949-м вышла замуж за Николая, тракториста из Кушалинской МТС. Год прожили в его доме. Затем с великими трудами соорудили в родном Марьине собственную изобку. А тут и ребятишки пошли, три сына один за другим - Анатолий, Сергей, Александр. Тесно. Задумались строиться. Лесу за околицей море, да не подступишься. Помогло, конечно, что Николай "вечный" передовик, грамотами хоть стены обклеивай, от самого Сталина благодарность имелась. Но едва-едва к 1961 году заготовили бревна, выхлопотали место в соседнем Григорьево. Сам председатель колхоза шагами разметил будущую усадьбу и вбил четыре кола: каждый квадратный метр землицы был в ту пору на строгом бережении.
Сооружали избу по ночам, после работы да в редкие выходные. Два года возводили то, что нынче за месяц ставится. И работа, работа, работа. В лесхозе сажала вручную ели. На торфопредприятии, стоя по пояс в воде, выбрасывала тяжеленные пни, чтобы не надсадились капризные машины. Наваливала на бычь и телеги навоз вилами, а затем разбрасывала его по полю. А еще и свой огород, семья, печка, скотина... Сыновья переженились, внуки да и правнуки уж пошли как грибы. Летом избушка кишит отдыхающими от городского чада потомками. Иной раз за стол всем никак не уместиться. Уж и руки немеют от трудов, но что ни день, то и длинные, до темного хлопоты. Иной раз и поплачет украдкой от домашних, а утром - снова в вечные бабьи оглобли.
Зимой дел вроде поменьше. Но заметают Григорьево высоченные снега, и сходить в магазин в соседний Почеп за хлебом - целая история. Дороги давно уж не чистятся: с развалом совхоза они стали беспризорными. Казалось бы, сельсовет должен о них позаботиться. Тем более что в Григорьево кладбище, где хоронят забытый народишко со всей округи. За последние десять лет оно стремительно прибавляется новыми крестами. Больно смотреть, как через сугробы старики и старухи, спотыкаясь, кляня без смущения власти в хвост и в гриву, тащат к последнему пристанищу очередной гроб. Но ни на небе, ни на земле, похоже, не слышат этих проклятий.
Окидывая умом Григорьево и его окрестности, неизбежно задумываешься о трагической судьбе здешних жителей. Когда-то тут пахалось более семисот гектаров. Удавались добрые хлеба, картошка, лен. Ныне все зарастает дурнопьяном да олешником. Когда-то в недалекой деревне Мачехин конец также кипела жизнь, теперь -- это пристанище бомжей в ветхих избах.
В деревнях нет радио, связи, с перебоями подается электричество. До больницы не добраться. Обреченная на вымирание территория. В последние, правда, годы тишина здесь не всегда мертвецкая. Прекрасно оснащенные бригады вырубают первостатейный лес. Вывозят тысячами кубометров, продавая за большие деньги, набивая собственные карманы. И ни слова благодарности Богу и местным жителям за дармовое добро.
И невольно подумалось о туземцах, которым хитромудрые "белые люди" дарили блестящие стекляшки взамен золотых самородков. О народах манси, ненцах, хантах, у которых такие же белолицые первопроходцы отбирают нефть и газ, откупаясь от аборигенов "огненной водой". Теперь вот добрались и до валютной деревесины... Оставляя местным лишь горелые вырубки, да и без того разбитые дороги.
Еще я спросил Екатерину Васильевну, часто ли она в своей жизни радовалась.
-- А чему было радоваться-то! - удивилась она. - Куда ни повернись - сплошная обида. Столько работала и заслужила пенсию аж в 600 рублей... Вот и весь почет от родной державы.
-- А больше нам теперь и не надо, - вступил в разговор муж ее, Николай Дмитриевич. - Слава Богу, что девять досок всегда найдется.
Мне пояснил: две доски на дно, две -- на крышку, по две - на боковины, одна - на торцы - и гроб готов. А кладбище - рукой подать. Иные селяне, оказалось, уже заготовили сами себе домовины.
В дни Победы мы часто чествуем победителей, пытаемся полной мерой воздать должное живым и павшим. Фронтовикам предоставляются экраны, эфир, газетные полосы. Такие же, как Екатерина Васильевна, были и остаются в тени. У них нет наград и привилегий. У них пенсии в тысячи раз меньше, чем зарплата у чубайсов. Но мы хорошо понимаем, что без них не было бы Победы - святого и доблестного для всех нас события. И поэтому мы должны благодарно до земли поклониться Екатерине Васильевне Махровой за ее героические будни и миллионам ее сверстниц.
Юрий БУРОВ, наш. соб. корр.
д. Григорьево, Тверская область.
blog comments powered by Disqus