Всякая революционная ситуация характеризуется известным рядом фундаментальных признаков и различных характерных симптомов, по которым искушенный глаз отличает революционную ситуацию от нереволюционной. Среди таких симптомов — массовое движение за освобождение политических заключенных. В России подобные движения возникали не раз. Большей частью власть артачилась до последнего, и узники выходили на свободу только с победой революции, уступая свои камеры деятелям правящего режима. Однако бывали эпизоды, когда под давлением массового общественного протеста власть шла на уступки и освобождала политзаключенных. Иногда это помогало режиму удержаться у власти, иногда не помогало.

Вспоминается, например, как в разгар всеобщей забастовки, 18 октября 1905 года, лидер московских большевиков Николай Бауман был выпущен из Таганской тюрьмы на основании царского манифеста «о даровании прав и свобод». Освобожден, но тут же подло убит из-за угла агентом охранки. А в феврале 1994 года фракции КПРФ и АПР добились от Государственной думы амнистии участников ГКЧП и освобождения из «Лефортова» руководителей защиты Дома Советов. С тех пор такого в российской истории не было. И вот, 11 лет спустя, события повторяются.

Резолюции практически всех январско-февральских акций протеста особым пунктом требуют освободить всех осужденных и задержанных по «делу о монетизации». Это требование было оглашено 9 февраля председателем ЦК КПРФ Г. Зюгановым с трибуны Государственной думы. В минувший вторник, при встрече лидеров думских фракций с президентом, Зюганов передал Путину список тех, кого оппозиция требует освободить. В нем среди других — имена семерых национал-большевиков, приговоренных к пяти годам за акцию в здании Минздрава против принятия закона о монетизации 2 августа прошлого года . Путин не просто пообещал разобраться, но тут же наложил соответствующую резолюцию с поручением генпрокурору.

Первые, хотя и очень противоречивые, результаты не заставили себя ждать. В четверг Московский городской суд, рассмотривая кассационную жалобу на приговор нацболам, вернул дело в Тверской межрайонный суд для устранения некиих «формальных недостатков», которые, судя по сообщениям информагентств, в известной мере нарушали права подсудимых. В частности, они были лишены возможности присутствовать на суде лично (предполагался телемост). Теперь же суд намерен слушать дело в их присутствии. Слушания отложены на месяц, который осужденные по-прежнему проведут в СИЗО.

Очень примечательно, что сделано это было по ходатайству самого прокурора. Что сие означает? С точки зрения тактики обвинения, это может означать все, что угодно. Если прокурор намерен настаивать на справедивости приговора, то он заинтересован в обеспечении безукоризненной процессуальной чистоты слушаний, дабы не дать повода для дальнейших апелляций. Если же он расположен согласиться со смягчением приговора, то и здесь ему нужно обеспечить подсудимым режим наибольшего благоприятствования. Тем не менее происшедшее, мягко говоря, не совсем обычно. Зная современную судебную практику, можно предположить, что дело отложено не без рекомендации с самого верха. В противном случае Мосгорсуд не замедлил бы подтвердить решение нижестоящей инстанции, как это он уже не раз проделывал в иных случаях. Однако на этот раз власть явно взяла тайм-аут на размышление. В течение месяца наверху будут раздумывать, как поступить.

Одновременно произошло еще одно событие. По другому делу против нацболов, устроивших известную акцию в президентской приемной, следствие переквалифицировало абсурдное обвинение в «насильственном захвате власти» (от 12 до 20 лет лишения свободы) на обвинение в «массовых беспорядках» (от 4 до 10 лет). И хотя хрен редьки не слаще, здесь также просматривается намек на возможность дальнейшего смягчения репрессий.

В общем, сделаны микроскопические, ни к чему не обязывающие уступки, которые в любой момент легко взять назад. Но дипломатическая суть их понятна: послан сигнал о том, что торг возможен. Кремль, очевидно, ожидает теперь каких-то ответных сигналов от оппозиции и от самих заключенных. Ну, допустим, смягчения позиции по 122-му закону, прекращения акций протеста, «чистосердечного раскаяния» и т.п.

Однако торг здесь неуместен. Не следует забывать, что нынешний правящий режим — бонапартистский, то есть поддерживающий свое господство путем лавирования между различными социальными силами. Поэтому даже с чисто политической точки зрения вступать в торг с таким режимом — значит облегчать ему лавирование и способствовать тем самым его укреплению. Но особенно неуместен этот торг с точки зрения моральной, ибо речь идет вовсе не о «помиловании» всех «наказанных» в уголовном и административном порядке за протест против монетизации льгот, а о признании их человеческой и гражданской правоты. Ведь вред, причиненный зурабовской мебели, никак не сопоставим с вредом, причиненным самим Зурабовым здоровью и человеческому достоинству миллионов пенсионеров.

Александр ФРОЛОВ.