Свыше десяти лет назад, сияя от радости, В.Аксенов в интервью «Свободе» заявил: «Мы — новые американцы». США ему безумно нравились, он устроился там работать в университете. Перед этим он устроил шум вокруг своей попытки издать скандальный сборник «Метрополь», куда включил непристойные опусы ряда авторов. Тогда он выступил как откровенный провокатор. Это ему понадобилось для того, чтобы получить диссидентскую известность, чтобы на новой родине было ему комфортнее жить. Он любил ее, пока его издавали и исправно снабжали долларами. Это было, считает он, высшим проявлением «американской высокой культуры».

Теперь он живет во Франции, где в Биаррице купил дом. Почему он покинул Штаты? Да потому, что там ему и по-человечески не совсем хорошо жилось, а в творческом отношении хуже некуда. Он пишет «сейчас сложную литературу, она не находила отклика у читателей», хотя каждый его «роман, вышедший на английском, освещался прессой очень широко». Но это уходило в пустоту. Его читатели — «узкий круг, он все уже и уже». (О. Ларионова. Василий Аксенов: вторая эмиграция. Консерватор».14.02.2003). Он перестал себя чувствовать писателем, это его не устраивало. Он и из России «уехал после литературного конфликта с Советской властью», которая отвергала его романы. Но и у подавляющего большинства наших читателей его опусы вызывают чувство омерзения Они, напичканные неприличными словами, играли подрывную роль по отношению к нашей культуре, благородным традициям русской литературы.

Аксенов уехал из Америки тоже в ответ на неприятие его романов. Что же случилось? Раньше его горячо там одобряли, а теперь? Он объяснил, что там никогда не ждали от него больших прибылей: «Издавали, потому что им это надо было для престижа: показать, что они могут издавать и такую литературу». Он тут темнит: его поддерживали как диссидента, как борца с советским строем. После того, как разрушили СССР и к власти в России пришла компрадорская буржуазия, с Аксеновым перестали считаться, деньги тратить на него «стало неинтересно», поэтому вспомнили о показателе «несоответствия издательской политики требованиям рынка». А на нем в США, по словам самого Аксенова, востребована «литература второго, если не третьего сорта: это область не сочинительства, а маркетинга». Он не хочет признать, что такой литературой и стали его романы. Он посчитал наглостью то, что написал ему издатель: «Ты пишешь как-то так высокомерно, не обращая внимания на потребности аудитории. «Новый сладостный стиль» провалился в продажах, а ты продолжаешь писать в этом же ключе новую вещь». Аксенов возмущен: почему он «должен делать выводы из того, что книга не продалась? Это же их проблема».

И что за дикость: издатели перестали тратить деньги на рекламу его книг.

После этого он решил, что Америка сильно поглупела: «виноват триумф прагматизма, простых решений, выгоды». К тому же «в американском книжном рынке существует — это, кстати, омерзительно — то, что в советской прессе раньше называлось нравами акул с Уолл-стрит. Шакалий бизнес». Аксенов не признался в том, что сам он жил в соответствии с нравами этих акул, которые, как бы прозрев, сейчас осуждает: «Я понял, что это мне уже противопоказано. По возрасту — не комильфо к кому-то приспосабливаться. Я достаточно много написал, у меня есть репутация, мой главный читатель — в России».

Но предположение, что ему «стоило в России поселиться», купить домик недалеко от Казани и жить, «наслаждаясь тишиной», взорвало его: «А на кой мне черт жить в Казани? Я — космополит. Я уже отравлен эмиграцией. У меня в России дом, я бываю там столько, сколько хочу». И нечего ставить ему в пример А. Солженицына: тот «никогда не был близко связан с другими культурами. Он почвенный, российский. Он возвращался как Мессия, с откровениями, которые нес народу». «Для меня такой вариант — просто полная чепуха. Мои старые корни скорее как раз в Европе, она мне ближе». Он пишет книгу о Франции восемнадцатого века, где будут Вольтер, Просвещение, энциклопедисты: «Там будет встреча Вольтера с Екатериной, а в реальной жизни ее не было. Вся книга Аксенова — «вранье, иначе какой же это роман».

В Биаррице у него почти нет знакомых, чтобы поболтать, он уезжает в Москву.

Он доволен тем, что «Россия стала очень либеральной», но как относиться к тому, что «есть даже симптомы шизофрении на этой почве»? Первым признаком такой шизофрении он считает «невозможность расстаться с прошлым. Масса людей не может исключить из своего сознания все то, что было на протяжении 70 лет». Да и сам он с ностальгией смотрит кинофильмы советского периода, ему «так или иначе это интересно». Поехал он по Волге, вышел «в городишке, а там стоит огромный памятник Ленину. И это повсюду в России». Во время празднования Октябрьской революции «показывают, как Владимир Ильич прятался в Разливе, какой он был благородный, как он чай пьет с крестьянами. Все это смотрят, и у большинства народа не возникает никаких вопросов и протестов».

Это страшно раздражает его: «Нельзя любить страну, состоящую из вещей, которые при всем желании не могут ужиться вместе. Надо когда-нибудь выбирать. Иначе — невроз, ненависть к себе и стране, и к миру всему». Он боится честных политиков, которые не повязаны взятками, заботятся о судьбе народа и России, страшится того, что «в один момент наглая, популистская группа людей может захватить власть законным образом». Он мечтает о запрете «партии большевиков», умолял президента «дать понять экстремистам, что он не допустит притеснений возможностей капиталистов». Отмеченные выше Аксеновым невроз и ненависть к России все больше одолевают его. В новой его книге показан «русский мальчишка, Мишка Земский, подпоручик из Рязани, которого засылают во Францию разведчиком». Он примечателен тем, что «в кадетском корпусе о его голову разламывали доски, — у него была такая башка, что выдерживала любой удар. Но после каждого удара с ним что-то происходило: например, он начинал петь невероятно красивым голосом». Много разрушительных, грабительских ударов обрушилось на головы людей в России. А вдруг с ними произойдет такое, что они осознают свои насущные интересы, по достоинству оценят антинародную суть тех, кто сейчас стоит на вершине власти, возьмут в руки дубину и обрушат ее на свору казнокрадов и разрушителей России?

Аксенов сейчас мечется, ищет себе место на позициях «просвещенного консерватизма»: «Он занял весьма жесткую позицию по Чечне, отказавшись подписывать политкорректную резолюцию ПЕН-центра. Он решительно осудил тех, кто отыскивает в московских и буйнакских взрывах 1999 года след ФСБ и руку Путина». Правда, он пока не знает, как связать этот консерватизм со столь милым его сердцу либерализмом. Может быть, в поисках верного пути он снова переедет? Куда?

А. ОГНЁВ,

доктор филологических наук.