Конь-камень... Так зовется на Валдае могучий валун-одинец, любой из тех, что принесен был много лет назад ледником и остался в холмистом просторе незыблемой, самой надежной приметой, немым и тяжелым свидетелем веков. Но безмолвным ли?

На великом селигерском пути из варяг в греки, на одном из главных ответвлений его, что ведет к притокам Полы и Ловати, при впадении Каменки в когда-то бурную Щебериху покоится большой конь-камень с расплывчатым изображением древнего загадочного знака: стрелы и подковы. Таким валунам поклонялись наши древние предки-язычники. Какой огненный конь впечатал в гранит свою звонкую подкову, куда скакал он, сорвавшись с конька крестьянской избы и увернувшись от стрелы на Куликовом поле? Зачем продолжает свой путь запряженным то в тяжкую колымагу, то в славную колесницу времени? Откуда и куда продолжает свой свистящий полет стрела, пронзая века и продуваемые всеми ветрами пространства, соединяя бесчисленные поколения шедших за ней соотечественников? «Изменяются странники, а пути остаются!» — поется в песне. Мой неизменный ежегодный путь — на Селигер — становится все горше.

СПАСИТЕ СЕЛИГЕР!

Еще в начале ХХ века известный биолог, академик И.П.Бородин писал: «Лик земли подвержен непрерывным изменениям ... Девственные леса и степи отходят в область преданий. Вместе с ними исчезает ряд живых существ, животных и растений, не мирящихся с новыми условиями жизни ...» Охрану природы И.П.Бородин называл нравственным долгом перед Родиной, наукой и человечеством, но он, конечно, и в страшном сне не мог представить изменившихся условий нашей жизни в начале ХХI века.

Памятников природы на Селигере немало. Прежде всего это исток Волги — место, дорогое для каждого человека нашей страны. Здесь расположены высшие точки Валдайской возвышенности: гора Юрия и Андрея, гора Ореховна и другие.

Благодаря своим уникальным достоинствам, селигерский край должен был стать своеобразным эталоном как по охране природы, так и по организации отдыха. Вокруг курорта «Селигер», куда полностью входит Осташковский, значительная часть Селижаровского и Пеновского районов Калининской области, предполагалось создать Всесоюзный курорт «Селигер». С приходом капитализма эта мечта рухнула, хотя в пределах обозначенной зоны работают 25 домов и баз отдыха, в основном акционированных и частных. Но больше всего берега озера охватило варварское строительство.

Те, кто не мыслит своей жизни без Селигера, составили обращение-крик.

Президенту Российской Федерации

Путину Владимиру Владимировичу

Глубокоуважаемый господин Президент!

Позвольте обратить Ваше внимание на следующую проблему федерального, на наш взгляд, значения.

Под угрозой полного превращения в частную собственность находится общепризнанный и любимый миллионами россиян объект туристического отдыха — система озер ледникового происхождения Селигер, расположенная в Тверской области. Уникальность и красота природы, возможность прокладывать длительные туристические маршруты (протяженность озер составляет 70 км с севера на юг и 40 км с востока на запад) и сравнительно небольшая удаленность от столиц (ведь Селигер находится примерно посередине между Санкт-Петербургом и Москвой) на протяжении многих десятков лет привлекали огромное количество наших граждан, желающих хотя бы на время вновь ощутить великолепие земли Русской.

На берегах озера есть туристические базы и дома отдыха, строятся новые (в их необходимости никто не сомневается), но большинство туристов (и мы к ним относимся) предпочитает жить в палатке в лесу, готовить пищу на костре, плавать на гребной лодке по озерам. Такой вид отдыха позволяет в полной мере ощутить величие и покровительство родной природы, единение с ней и свободу перемещений. Возможно, это и есть основа русского духа, которому во все времена удивлялись иностранцы.

Администрация Тверской области своим постановлением признала Селигер курортом местного значения, но, видимо, это не сохранит берега озера в первозданном виде, поскольку с каждым годом все больше и больше частных домов и коттеджей появляются на новых местах в непосредственной близости от воды.

В связи с этим предлагаем создать и присвоить системе озер Селигер новый федеральный статус — Национальный туристический парк, подразумевающий запрещение частной жилой застройки (за исключением исторически сложившихся населенных пунктов), ограничивающий (в пределах достаточного количества) строительство новых туристических объектов и предполагающий приоритет самодеятельного водного и пешего туризма.

Обращение пополнялось подписями туристов из разных городов, но, как водится, оставалось без всякого ответа.

Каждый приезд на Селигер, всякое общение со старожилами и специалистами только множили больные вопросы и убеждали в нашей преступной бесхозяйственности, в отсутствии всякой заботы о будущем.

В прямой эфир почившего в бозе радио «Резонанс» я иногда приглашал профессора Российской международной академии туризма Татьяну Александровну Ирисову — женщину энергичную, знающую, легкую на подъем, которая продолжает много ездить по России, принимает участие в конференциях и злободневных обсуждениях, а главное — преподает студентам, тем, кто будет профессионально заниматься туризмом, в том числе и оздоровительным. Вот ее излюбленные тезисы.

Россия необъятна, но есть какие-то особо перспективные территории для развития курортного дела. Многообещающие территории — это те, где можно отдыхать и лечиться круглый год, а не только в сезон, как на Кавказе. Они должны быть экологически чисты и транспортно, финансово доступными, климатически благоприятными, чтобы не тратить время на адаптацию. Оптимальный вариант — лечиться там, где живешь.

Например, Тверская область между двумя столицами — очень перспективный район: озера, где можно купаться 60-70 дней в году, лесные угодья. Иностранцы, которые входили в комплексные экспедиции, утверждали, что Приселигерье — самая чистая часть Европы. Селигер и Верхневолжские озера — уникальный край, где дыхание истории и старинного быта чувствуется и в Заплавье, и в Залучье; и в других селениях на Верхневолжских озерах, где природные красоты сочетаются с архитектурными памятниками, вписанными в ландшафты. Например, сама профессор Ирисова, профессионально изучавшая многие регионы России, считает самым красивым местом на земле Ширков погост: высокий холм между озерами Вселуг и Волго, два храма, каменный и деревянный, четыре домика, необозримые былинные дали, а вокруг — тишина.

На так называемой Русской платформе, удобной для развития курортного дела, легко вывести минеральные сульфатные и хлоридно-натриевые воды, нередко содержащие бром. На территории Тверской и Московской областей это можно делать практически где угодно. Выводи целебные воды и строй здравницы.

В средней полосе известны два вида грязей: лечебные торфяные, как на Кашинском и Солигаличском курортах, или сапропелевые грязи, как в Старой Руссе или в Пржевальском и Солотче, где используются сапропели озер Мутное и Менек. Многие думают, что знаменитые южные соленые грязи — самые целебные, но средне русские сапропелевые илово-минеральные грязи содержат от 45 до 90 процентов органики и бывают целебнее, более щадящими для детей и пожилых.

Тот же упомянутый Селигер славится своими песчаными берегами, пляжами среди сосен, но глубже в заливах залегает самый целебный сапропель. Его запасы (по научным прикидкам) огромны, а в Свапуще, когда стали бурить скважину, пошли хлоридно-натриевые растворы. В 70-е годы был разработан перспективный план освоения Селигера, выделены места для здравниц, но потом все застопорилось, массовый туризм с обнищанием захирел, а интенсивнее всего пошла частная застройка берегов: насчитывается 5000 строений в водоохранной зоне. Если мы хотим сохранить уникальное озеро, то селигерский туристский и дачный центр должен стать комплексным курортно-оздоровительным краем. В последнее время появляются частные турбазы, но для курортного освоения нужны научно разработанные программы, значительные капитальные вложения или включение в государственную программу.

И уж конечно, в Тверской части озера Селигер должен быть создан национальный парк, чтобы исправить невообразимый перекос: новгородские берега входят в Валдайский парк-заповедник, а более южные берега не охраняются. Ссылаются на нежелание населения, которое хочет беспрепятственно хозяйничать на берегах. Но почему несколько сотен коренных жителей и наехавших дачников, которые и проводят через них свою политику неприятия, должны решать за всю нацию? Причем сами старожилы порой не понимают всех благ, которые дает национальный парк, от рабочих мест до сбережения природных богатств для собственных внуков.

Специалистами была составлена книга «Культурно-ландшафтное районирование Тверской области». Почти все райцентры являются в ней историческими городами. Про Осташков — столицу Селигера — вообще не приходится говорить: заповедный, но разрушаемый город. Кстати, бывший губернатор Тверской области Владимир Платов подписал постановление, что Селигер и Верхневолжские озера станут курортами местного значения. На этом курорте, занимающем площадь 4000 квадратных километров, предполагалось установить особый режим, предусматривающий борьбу с пылью, шумом, загазованностью, а также регулирование работы транспорта, торговли и застройки. Сам проигравший выборы губернатор Платов давно находится под следствием, а даже не рожденный областной курорт не признает никаких режимов.

УТРАЧЕННАЯ

САМОБЫТНОСТЬ

Когда Осташкову Екатериной II был пожалован статус города, императрица учредила герб с таким изображением: «Щит, разрезной надвое горизонтальной чертою, золото с голубым... в голубом поле, показующем воду, три рыбы серебряные, плывущие слева направо от запада к востоку, изъясняющие промысел обилием рыбы».

Рыбы до сих пор плывут с запада на восток, от Свапуще к Заплавью. Но рыбные запасы все меньше и меньше, хоть плата за любительскую рыбалку выросла до 200 рублей в сутки... А в моей памяти всплывает одна живая сценка.

В большом рыбацком селе, прямо на солнцепеке, на пересечении двух проулков, латают сети рыбаки, одетые по-домашнему, в стоптанных тапочках. («Цинят сеци», как звучит это у местных бабушек.). В окружении работающих мужиков, сетей и внимательно слушающих собак сидит на ящике из-под рыбы седой степенный человек, в очках и с тетрадью. Певуче приговаривает: «Та-ак» и быстро пишет, прося: «Еще-е».

— Пиши, невод зимний. Это ясно. Чмут — это уж летний будет. Сети ставные, жаберные — ну жабрами рыба цепляется.

— Та-ак. Еще-е.

Мрачный опухший рыбак, курящий на бревнах, сипло подсказал главному рассказчику: «Резец, говорил, — снетковый невод?»

— Да, говорил. А, вот еще: одинок плесовый, снетковый. Воротица весенняя снетковая. Бродник береговой... Все понятно?

— Понятно, понятно.

Грузный рыбак, держа сигарету в трехпалой руке, думал-думал и вспомнил:

— Трал.

— Нет, нет. Это современное.

— Ну тогда одинок двусильный. Двое, значит, тянут. Шестерик летний. Шестеро, значит, упираются.

— Та-ак. Еще-е.

— Да сколько можно? — спрашивает Миша, разбитной мужик, не бригадир, но душа бригады. — Зачем это тебе?

— Я же говорю. Я работаю в отделе этнографии Латвийской академии наук, — невозмутимо отвечает с акцентом вежливый человек. — Меня интересуют предметы лова, названия сетей. Селигерские сети славились далеко. Даже в Латвии.

— Вот так чудо-первочудо, — игриво недоумевает Миша, — я думал, ваши наших чему хочешь научат. И на тебе — какие сетевязы! А что? Моя мать и сейчас в плетении и молодого обгонит. Самую мелкую ячею нижет. А ей за восемьдесят.

— Вот-вот,— кивает собеседник седой головой, — мы должны долго разговаривать, надо все записать. Это же народное ремесло.

— Народу некогда...

Рыбаки собирают свои цевки-челноки для плетения, кладут их в нагрудные карманы рубах и уходят к озеру.

Вспоминаю эту любопытную сцену тридцатилетней давности, а сам думаю о том, почему около старинного села Заплавье на селигерских картах до сих пор стоит значок «народные промыслы»? Скорее, надо ставить обозначение «памятники прошлого». Да, дома в нем сохранились необыкновенной красоты, много каменных, своеобразной архитектуры, но главное — все они, и деревянные, и каменные, украшены причудливой мастерской резьбой по дереву. Это серое теплое кружево светится солнечными узорами даже в пасмурные дни. Горделиво красуется на фронтонах домов деревянная вязь надписей: «Сей дом братьев Лашкиных 1929 год», «Дом Михаила Спиридоновича Архипова» или «Плотник Алексей Федорович Мазов 1916 года...» Дом, резьба или плотник 1916 года? Остается только гадать, потому что надпись от времени осыпалась, а восстановить-то и некому. Какой же это народный промысел? Туристам показывают творения рук давно ушедших людей.

Еще одним знаменитым промыслом Заплавья было сетевязание. Действительно, мать Миши Евдокия Яковлевна Цветаева, родившаяся за пять лет до нашего века, была первой мастерицей. Она вспоминает, как прежде делали все сами: сеяли лен, пряли пряжу, потом вязали сети, сдавали торговцам. При Советской власти возили в Осташков, на фабрику.

Теперь и этот тяжелый, выпивающий зрение промысел за ненадобностью ручного труда умер? Сети финские или китайские закупают.

Но неужели все вековые промыслы, навыки, приемы, понимание материала должны уйти бесследно? В большом селе, где около шестидесяти домов, была тогда лишь одна рыболовецкая бригада в семь человек. А так — пенсионеры, дачники. Ну еще, конечно, продавец, приемщица рыбы, заведующая туристским пунктом проката, который и здесь перестал действовать, а лодки растащили. В общем, жизнь в одном из самых красивых и оживленных когда-то сел ключом не бьет. Промыслов как таковых не осталось. Вообще в Тверской области, столь богатой традициями народных художественных промыслов, местную промышленность можно было назвать «местной» с весьма большой натяжкой. Из местных, природных материалов тогда выпускалось лишь... четыре процента всей производимой отраслью продукции. А теперь приплыли в село Неприе, где у кромки озера высится гора помоечных мешков и мусора, где все подходы к воде незаконно захвачены новыми хозяевами, огорожены заборами, а к магазину приходится подниматься по руслу грязного сточного ручья. На площадке возле остановки автобуса (рейсовые теплоходы теперь не ходят) расторопные молодые люди продают аляповатые сувениры: кружки и ложки с картинками Осташкова и монастыря Нилова пустынь, кепки и майки с фирменными надписями. Дорого и неинтересно. По дороге на Селигер и на его берегах продается копченая рыба: угри — по 200—300 рублей, судачки — по 100, земляника — тоже по 100 рублей за баночку. Вроде, кому-то приносит озеро прибыль, но это все — крохи того, что мог бы дать исконный среднерусский курорт Селигер с его уникальной разнообразной природой, следами древней и новейшей истории, целебными сапропелевыми грязями и водами, микроклиматом, полезным для сердечников. Так и не дождался я на своем веку подлинного освоения любимого озера!

СУДЬБА ЗДРАВНИЦЫ

Деревня, а теперь хаотичный дачный поселок Неприе стоит на реке-протоке Непри. Напротив, на острове Хачин, охотился И.С. Тургенев; несколько дней бродил по заповедному острову с ружьем, подстрелил два десятка куропаток и зайцев (сколько мог унести). Дичь там была вольная, непуганая. Осенью зайцев ловили силками до тысячи штук. Напротив Неприе уходит в заросли протока-копанка, которую вырыли монахи когда-то огромной Ниловой пустыни для спрямления водного пути через остров Хачин, чтобы плавать на более обжитые западные плесы. На Елецком плесе располагалась и главная здравница Селигера.

На турбазе «Селигер» 30 лет назад отдыхало 12000 туристов в год. В разгар сезона в двух корпусах, деревянных павильонах и палаточном лагере жило до 1500 человек. Главный корпус возвышается над селеньем Новые Ельцы. Это бывший барский дом усадьбы, которой владел друг Пушкина — участник войны 1812 года, декабрист Яков Толстой, которому поэт посвятил знаменитые «Стансы Толстому»:

Философ ранний, ты бежишь

Пиров и наслаждений жизни.

На игры младости глядишь

С молчаньем хладным укоризны...

Яков Николаевич рано отошел от игр младости, которым предавался в усадьбе Ельцы, с первых дней вторжения Наполеона на русскую землю он вступил в армию и участвовал во всех главных сражениях. За храбрость при Бородине и во французской кампании был награжден двумя орденами «Владимир с лентой». После похода на Париж он служил при Генеральном штабе. Однако блестящая военная карьера не заслоняла его литературных интересов и гражданских устремлений. Он посещал заседания знаменитого литературно-общественного кружка «Зеленая лампа», где и познакомился с Пушкиным. В 1821 году у него вышла книга, написанная на берегах Селигера, — «Мое праздное время, или Собрание некоторых стихотворений Якова Толстого».

Неутомимый путешественник и исследователь, академик Н.Я. Озерецковский, заезжавший к Толстым во время своей поездки на Селигер в 1814 году, оставил описание барской усадьбы: «Село Ельцы г-д Толстых, при коем церковь богатая каменная, дом каменный о трех этажах, полотняная фабрика, кожевенный завод; тут был прежде всего театр, музыка духовая и роговая, певчие и перевоз на противолежащую сторону».

Через век это «дворянское гнездо» постигла участь многих барских усадеб: Толстые разорились и обедневшее поместье попало в руки драгунского корнета, отчаянного кутилы, которому сверх того привалило неожиданное наследство в несколько миллионов. Тут кипела разгульная жизнь, вина и закуски выписывались из Франции, но усадебное хозяйство приходило в упадок.

После революции на территории усадьбы несколько лет жили студенты Коммунистического университета национальных меньшинств Запада (КУНМЗа). Они вели большую работу по изучению края, помогали крестьянам соседних деревень.

Осенью 1941 года немецкие войска достигли западного берега Селигера, в бывшем барском доме поселились офицеры, которые рассматривали в бинокли раскинувшийся перед ними чужой и холодный озерный край. Зимой вершина холма дрогнула от взрыва, огромный дом выбросил в небо столб огня и пыли. Немцы перед отходом взорвали памятник архитектуры, а усадебную церковь, как рассказывали мне старожилы, взорвали наши, чтобы врагу не достался выдающийся наблюдательный пункт и лучшая огневая позиция. Вообще девизом осташковских партизан, которыми руководил легендарный командир Константин Заслонов, был такой: «Ни грамма топлива и хлеба врагу!» Все дотла уничтожалось при отступлении и борьбы с оккупантами.

Турбаза «Селигер» открылась в Новых Ельцах сразу после войны, в 1946 году. Мы с мамой приехали к отцу на медленных перекладных с пересадкой на рабочий поезд в Калинине летом 1951 года. Ясно запомнилась ночевка в каком-то неуютном доме возле пристани, медленный пароход, который шел по светлым плесам и причаливал к потемневшим от времени и послевоенного горя деревням. Мы жили в казенной комнатке единственного каменного дома, где размещались с барских времен пекарня и прачечная, а турбаза была, конечно, сплошь палаточная. Главный корпус лежал в руинах, мы с деревенскими ребятами лазили по этим развалинам, пропадая с головой в зарослях крапивы. С нами играла русоголовая девчонка Тоня. Сейчас Антонина Ефимовна — старожил, работает много лет барменшей на турбазе. С тех суровых, но беззаботных пор, когда я вытащил первого леща на примитивную удочку и споткнулся в малиннике о фашистскую пробитую каску, я приезжал на любимый Селигер бессчетное количество раз с отцом, а потом — с друзьями и один. Познакомился на танцах турбазы еще до армии со своей будущей женой; свадебное путешествие с палаткой тоже привело нас на сосновые берега мыса Телки, на духмяные луга, где были мы вдвоем. Так что сын — тоже «селигерский»:

Наш сын растет, не зная тайны,

Но как она мне дорога!

Ах, что в душе он испытает,

Однажды выйдя на луга.

Я и сына привез сюда впервые в пять лет, он испытал это таинственное чувство родства и слиянности с русской первозданной природой. Потом в армии Дима признавался, что в тяжелые ночи первого года службы и начинавшейся дедовщины ему помогали душевно выстоять только селигерские воспоминания о наших бесконечных походах и рыбалках. Так что Новые Ельцы для меня, можно сказать, родные. И вот — запустение, рыночный разор, перерыв в 58-летней истории служения людям, их здоровью и радости общения с природой. Ведь это варварство! Местные жители говорят, что дом отдыха перекупают в третий раз, кто владелец — толком не знают. Для ремонта корпусов наняли узбекских рабочих (это на земле мастеров, возводивших, а в мои советские времена уже реставрировавших порушенные атеистическим и фашистским наступлением храмы в глухих лесных краях), которые вставили новые рамы. Рабочим платить перестали, они разбежались, растеклись по просторам России, а стройка стоит.

Баня не работает с прошлого года, библиотекой и клубом с демонстрацией фильмов подрастающее поколение пользовалось на работающей базе отдыха. Теперь — духовный мрак, осталась только начальная школа из переделанного детского сада (были года, когда детишки в Ельцах рождались и воспитывались!), а в школу приходится ездить на западную оконечность Селигера, в село Свапуще. Нарушена многолетняя социально-культурная и трудовая жизнь, но дела никому до этого нет. Более того, мечта новых владельцев — сбросить с себя содержание инфраструктуры поселка, который испокон веку существовал при усадьбе, общежитии, турбазе и составлял при разумном хозяйствовании одно целое с ними. Получается, что 260 человек вообще лишаются всякой перспективы в одном из живописнейших и оживленных мест России. Многие из них сейчас сдают жилье и лодки тем, кто не мыслит летнего отпуска без Селигера. Дикий российский капитализм выстраивает свои взаимоотношения, а власть с растущей чиновничьей ратью теперь от всего устранилась. Да и какая на власть надежда, если она сама творит незнамо что на потеху и горесть людям?

КРЕСТ ВЛАСТИ

Вот последний пример беспрецедентного юридического абсурда: председатель регионального Законодательного собрания Марк Хасаинов стал еще и мэром Вышнего Волочка! Незаконность такого совмещения недавно подтвердила Генеральная прокуратура, но даже если оставить в стороне сам юридический казус, подумайте житейски: как один человек может совмещать законодательную и исполнительную власть, как может вести прием населения за 200 километров от того места, где должен вести заседания Заксобрания? Значит, ни там, ни здесь не может полноценно работать на благо людям, но интересы свои не упустит: фронт широчайший! Вот так построил Кремль «властную вертикаль» с захватом по горизонтали. Просто властный крест какой-то получается.

Кстати, недавно принятый Устав города Твери серьезно ограничивает права тверичан, зато защищает интересы чиновников. Им было чему порадоваться на 870-летии города Твери, где пиво лилось рекой, а песни орала вездесущая Бабкина. Одно омрачило: накануне Дня города председатель Тверской городской думы пострадал от камня, рухнувшего на него с аварийного Восточного моста. Андрей Борисенко вместе с другими руководителями города и прибывшими на празднование 870-летия гостями находился на борту теплохода, проплывавшего под злополучным мостом. После падения рокового камня и попадания в больницу он, наверное, первым понял, что деньги бюджетные и привлеченные лучше тратить не на ансамбль Бабкиной (неужели в Твери некому спеть народную песню без ее шлягерного искажения?), а на ремонт мостов и защиту природы! Но те, кто и не собирается понимать подлинных интересов сограждан, все равно крепко утверждаются во власти. Например, отныне глава Твери и депутаты избираются на 5 лет, а не на 4 года, как прежде. Кроме того, отменяется ротация депутатского корпуса каждые два года. Крайне осложнена, запутана и практически невозможна процедура отзыва депутатов (такое право у жителей формально осталось, но воспользоваться им горожане смогут лишь через год после выборов). У нас за год избранники такого успевают нагородить, ну а за пятилетку...

Вообще уроженец Тверской области — депутат Госдумы Михаил Маркелов, который вел телепрограмму «Совершенно секретно» и знает положение дел в регионе, от которого он избирался, твердо заявляет: «Властные силы как пауки в банке: мэр Твери — сам по себе, губернатор и председатель Законодательного собрания — сами по себе. У каждого свои рычаги. Область не то что поделена (поделить ее невозможно), здесь предельно сильно развито чувство неприятия к шагам друг друга: Лебедь, Рак и Щука «отдыхают».

Персонажей басни Крылова все-таки объединяет среда обитания — водная стихия. Тверская область славится своими озерами, водохранилищами, которые начали создаваться еще по велению Петра I, а потом возникали как резервуар питьевой воды столицы. После экологической трагедии под Ржевом высокая комиссия отправилась по Московскому морю и обнаружила даже там массу нарушений при застройке берегов, возведении коттеджей в водоохранной зоне. Водный кодекс, как и Лесной, который должен был окончательно разрешить приватизацию природных богатств и хищническое использование их, пока отклонены, но принятие их Госдумой не за горами. Ворох законов и указов позволял находить лазейки для власть и деньги имущих, они ссылаются на бесчисленные документы. Но есть два критерия, которые не должны были нарушаться. Первый: никто не имел и не имеет права преграждать людям проход в лес и к природному водоему. Если пройти нельзя — закон нагло нарушен! Второй: хотя Госдума прежнего созыва в последний день работы преступно отменила 200-метровую водоохранную зону, которую испокон веков соблюдали местные жители, богатеи-землевладельцы (посмотрите на бывшие помещичьи усадьбы, дома старожилов — они все в отдалении от воды, только бани да скромные причалы могут сбегать к озеру!), но 20 метров до уреза воды и в наше варварское время должны оставаться неприкосновенными, обеспечивать свободный доступ к водоему. На Селигере это нарушается повсеместно. Вернее, там, куда добрались новые собственники-застройщики. Вот деревня Заборки недалеко от ЗАО «Дом отдыха Селигер»: старые дома, даже каменные — зажиточных рыбаков — стоят на возвышении, не видны с залива; новые особняки нависают над светлыми водами, оттяпанными заборами, гаражами для моторок, капитальными пристанями. Над одной из усадеб, прямо-таки сползшей в воды Селигера, на высоком флагштоке вьется триколор как символ победившей торгашеской России.

Это видно с воды любой проплывающей инспекции, но она почему-то лишь дожидается своего Олега Митволя (кстати, почему он один олицетворяет борьбу с нарушителями?). За последние 5 лет природоохранные службы зафиксировали на территории огромной Тверской области всего 135 таких вопиющих коттеджей и хозяйственных построек. По 34 из них вынесены решения районных судов о сносе. Но фактически эти решения судебными приставами не исполнялись, потому что не было четко прописано, каким образом и за чей счет это должно свершаться. Наконец-то появился прецедент, который, дай бог, станет первой ласточкой в борьбе Росприроднадзора в Верхневолжском регионе с незаконными постройками. Совместно с Тверской областной природоохранной прокуратурой он подал иск в Калининский районный суд, чтобы незаконно построенный коттедж в деревне Горохово под Тверью был снесен. Суд не только удовлетворил иск, но и четко обозначил, что работы по сносу должны быть выполнены за счет ответчика — губителя природы. Теперь ему придется выложить 292 тысячи 275 рублей за снос. Странно, почему не названа сумма для проведения работ по восстановлению изуродованной природы!

Вслед за Гороховом все, для кого дорог Селигер, ждут подобного решения по тем же Заборкам, чтобы вернуть селу первозданное название: Заборки — значит, за молодым бором (борком), а теперь, по злой иронии судьбы, это имя ассоциируется с заборами, отгородившими выходы к озеру, которое поколениями принадлежало всем русским.

* * *

Съездили с сыном и внучками в самые непогожие дни границы июля на любимое озеро, постояли с палаткой на мысу Коровьего полуострова, где паслось когда-то огромное частное, потом и колхозное стадо, где остались следы траншей по кромке высокого берега и внушительные ямы у валунов — остатки дзотов Великой Отечественной. Здесь, на берегах Селигера, осенью 1941 года был остановлен враг. Теплоходная линия Осташков—Полново была линией фронта. Три долгих ненастных месяца продолжалось кровавое противостояние. Октябрь. Ноябрь. Декабрь. Были заняты и Ельцы, куда пришел сегодня иной разрушитель — рынок.

Господствующая над плесом высота, неохватные дали, нестихающий ветер веков над древним путем из варяг в греки... Рядом возвышается над лесом разрушенная церковь Троицы на Переволоке. Кирпичи выпадают из мастерски выложенного свода без всяких поддерживающих конструкций; видны следы настенной росписи; угадывается изображение святителя Николая — покровителя путников. Здесь сокращали путь торговые суда и барки, которые путешественники и купцы перетаскивали через узкий перешеек полуострова. Теперь у безлюдного пляжа у самой воды тоже грохнули дачу. Северный ветер остужает лицо и вышибает слезу: чувствую, что наступает время прощания с самым заветным, казавшимся бессмертным и неоскорбляемым моим Селигером...

Александр БОБРОВ