«Новый класс» — нашумевшее в 1957 году сочинение бывшего вице-президента Югославии, а затем диссидента Милована Джиласа. Автор утверждал, что в Югославии и других социалистических странах возник новый класс, состоящий из представителей государственной и партийной бюрократии и партийных функционеров, чья власть основана на коллективной собственности. Он не имеет над собой ни собственников, ни политического контроля и обладает неформальным правом на прибыль и контроль над коллективной собственностью.

Следует воздать должное Джиласу: он верно уловил порочную тенденцию постепенного высвобождения бюрократии из-под контроля трудящихся, приведшую в конце концов и Югославию, и Советский Союз к трагическим событиям начала 90-х годов прошлого века. Однако относительно характеристики бюрократии как «настоящего» класса с ним невозможно согласиться.

По определению Ленина, «классами называются большие группы людей, различающиеся по их месту в исторически определенной системе общественного производства, по их отношению (большей частью закрепленному и оформленному в законах) к средствам производства, по их роли в общественной организации труда, а следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают. Классы — это такие группы людей, из которых одна может себе присваивать труд другой благодаря различию их места в определенном укладе общественного хозяйства».

Бюрократия, даже полностью вышедшая из-под какого бы то ни было общественного контроля, как в современной России, — все равно не класс, ибо она не обладает тремя из четырех существенных признаков класса. Она не занимает никакого места в системе производства, никак не относится к средствам производства, не играет никакой роли в общественной организации труда. Единственное, что делает этот социальный слой похожим на класс, — это его способность присваивать чужой труд благодаря наличию у него особых возможностей для этого. И когда эти возможности выходят из-под контроля настоящих классов, то доля общественного богатства, располагаемая бюрократией, может достичь таких размеров, которые позволяют считать ее «классовоподобным образованием», или псевдоклассом.

Истинная история бюрократии как постсоветского псевдокласса начинается после 1991 года, а ее махровый расцвет приходится на период президентства В.В. Путина. Именно под водительством ВВП размеры располагаемой бюрократией доли общественного богатства достигли фантастических масштабов. Обратимся к объективным данным.

В прессе активно обсуждаются сведения о том, что под контролем семи особо приближенных к ВВП госчиновников находится 9 госкомпаний с активами на сумму в 222 миллиарда долларов и чистой прибылью около 11 миллиардов долларов. Но это, честно говоря, цветочки. Настоящие ягодки впереди.

Две недели назад фонд «ИНДЕМ» обнародовал предварительные результаты социологического исследования «Диагностика российской коррупции-2005», в ходе которого было опрошено 3000 рядовых граждан и 1000 предпринимателей, крупных, средних и мелких. Конечно, как и со всякой социологией, с результатами нужно обращаться острожно. Они всегда приблизительны, однако порядок цифр и общие пропорции исследуемых явлений они, как правило, отражают. И эти порядки и пропорции поражают воображение.

По оценкам фонда, общая сумма взяток, выплачиваемых в России в течение года, равна 319 миллиардам долларов, что в 2,7 раза больше доходов федерального бюджета. Из них лишь 3 миллиарда составляет так называемая бытовая коррупция — то, чем рядовые граждане повседневно «подмазывают» гаишников, врачей, учителей, военкомов, паспортистов и сантехников. Остальные же 316 миллиардов — это коррупция «деловая», то есть взятки, взимаемые бюрократией с предпринимателей. Почти 40 процентов этой суммы забирают себе надзорные инстанци, 16 процентов — инстанции, ведающие лицензированием предпринимательской деятельности, и по 12 процентов — налоговики и служители Фемиды. В течение года 1,3 миллиона физических и юридических лиц выплачивают им 2,3 миллиона взяток средним размером 136 тысяч долларов. Для сравнения, четыре года назад общая сумма взяток была гораздо меньше: 33,5 миллиарда рублей, а их средний размер — 10,2 тысяч долларов.

На первый взгляд все это — и объем коррупции, и темпы ее роста — выглядит неправдоподобно. Откуда могли взяться триста с лишним миллиардов на взятки, если весь валовый внутренний продукт России составляет 600 миллиардов?

Однако некоторое размышление позволяет понять, в чем тут дело. Ведь доходы, из которых буржуазия выплачивает взятки бюрократии, относятся, очевидно, к сфере «теневой экономики» и, разумеется, не фигурируют ни в какой официальной отчетности взяткодателей и уж тем более взяткополучателей. Поэтому будет логично приплюсовать эти коррупционные суммы к официальным статистическим данным о размерах ВВП. Результаты такого суммирования отражены в таблице.

Картина получается любопытная. Настолько любопытная, что разговоры о коррупции только как о вопиющем беззаконии, с которым можно бороться правоохранительными средствами и методами, теряют всякий смысл. Это уже не просто беззаконие. Это особый экономический уклад, весьма похожий на феодализм. Если правовое сознание этому поражается, то классовое сознание должно не поражаться, а трезво понимать суть современных социально-экономических отношений. Это не отклонение от нормы, а сама эта «норма» в голом, хотя и неприглядном виде. И бороться с ней необходимо уже исключительно социально-экономическими мерами.

О чем говорят эти цифры?

Они говорят о том, что российская экономика динамично развивается. За четыре года реальный ВВП практически удвоился без всяких президентских понуканий. И дело здесь не только и даже не столько в запредельных нефтяных ценах (они-то как раз учитываются официальной статистикой). Дело в переходе после дефолта-98 от проедания ресурсов к их капиталистическому воспроизводству. В результате мы наблюдаем гигантский рост доходов и экономической мощи отечественной буржуазии. Ясно, что достичь такого роста за счет тривиального разворовывания народного достояния физически невозможно. Этого можно достичь только за счет «правильного» извлечения прибавочной стоимости, за счет эксплуатации рабочего (производительного) класса.

Вместе с тем цифры говорят о все более возрастающем политическом бессилии буржуазии перед лицом бюрократии. И это одно из сопровождающих экономический рост социально-классовых противоречий, которые с каждым днем становятся все острее и острее. Суть этих противоречий наглядно представлена на диаграмме, отображающей изменение структуры ВВП за последние четыре года.

Вот картинка, рисующая развитие общественных противоречий не вообще, а в конкретных, доступных количественному измерению и сопоставлению показателях.

Мы видим, во-первых, что, несмотря на некоторый абсолютный рост заработной платы, ее доля в ВВП снизилась с 35 до 30 процентов (в развитых капиталистических странах эта доля составляет около 70 процентов). То есть растет норма прибавочной стоимости, усиливается эксплуатация труда капиталом, происходит относительное обнищание наемных работников. Замечают ли это сами наемные работники? Отдают ли они себе отчет в том, что их все более нещадно эксплуатируют капиталисты и бюрократы?

Пока не очень. Ведь проглотили же наши сограждане в большинстве своем разворовывание общественного богатства, накопленного трудом предшествующих поколений, поскольку сами в нем активно участвовали. Широко рекламируемый ныне в некоторых общепатриотических кругах «запрос на социальную справедливость» остается пока запросом не на изменение соотношения общественных сил, а на то, чтобы «сильные» поделились со слабыми. Однако и нищие на паперти бывают очень настырными и агрессивными, оставаясь все же не более чем нищими. Такую «агрессивность» и «борьбу за справедливость» одобрит и охотно поддержит и буржуазия. Не одобрит и не поддержит она только развития классового сознания и классовой борьбы наемного пролетариата. Эта задача целиком ложится на плечи коммунистов.

Во-вторых, существенно меняется и структура самой прибавочной стоимости. Если 4 года назад бюрократия отнимала у буржуазии примерно одну пятую всей прибавочной стоимости, то ныне отбирает уже половину. Но особенно показательна структура достигнутого в 2000—2004 годах прироста ВВП. Наемные работники, чьим трудом только и создавался этот прирост, довольствовались лишь одной его четвертью. А 60 процентов прироста ВВП пошло (80 процентов прибавочной стоимости) в карман бюрократии, не сеющей, не жнущей, а лишь собирающей в житницы. Это, очевидно, и есть идеальная модель созидаемой путинской бюрократией «новой экономики» с «новым классом» во главе.

Долго такие «модели» не живут. Как очень точно сформулировал Ходорковский в своем последнем письме из тюрьмы, опубликованном 1 августа 2004 года, «социальные взрывы случаются не там, где экономический крах, а где пришла пора распределять плоды экономического подъема».

300 миллиардов долларов, ежегодно отбираемых бюрократией у буржуазии за здорово живешь, — вот объективная основа неизбежной буржуазной революции в России. Называйте эту революцию «оранжевой», «рыжей», «цветной» или еще как вам угодно — ее социально-экономическое содержание от этого не изменится. И сформулировано оно может быть в нескольких словах: ликивидация бюрократии как класса. В этой ликвидации заключен объективный интерес новорусской буржуазии.

Другое дело, что исторические неизбежности бывают разные. И вовсе не обязательно, что ликвидация бюрократии как класса будет осуществлена руками самой буржуазии. Для этого она слишком труслива. Ведь путинизм (бонапартизм), с одной стороны, тормозит развитие капитализма, но с другой — активно защищает буржуазию от пролетариата. В общем, известная российская ситуация между 1905 и 1917 годом. Поэтому «красная» революция вполне может опередить «оранжевую» и решить ее объективную задачу. Но в чьих интересах решить?

О том, что буржуазная «оранжевая» революция в России не получится без «красной», пролетарской, наша буржуазия догадывается. И продумывает соответствующие ее интересам варианты подобного развития событий. В частности, устами того же Ходорковского. Ему в данный момент нечего терять, и потому он разомкнул уста и провозгласил неизбежность «левого поворота» в России. И солидаризировался с требованиями левой оппозиции.

Однако характерен набор требований, вычлененных Ходорковским из семнадцати вопросов референдума: 1) бесплатное образование, 2) пенсия не ниже прожиточного минимума, 3) возврат дореформенных сбережений граждан, 4) возвращение к прямым выборам губернаторов, 5) восстановление института депутатов-одномандатников. Это то, что приемлемо крупному капиталу и должно, по мысли Ходорковского, стать программой следующей российской власти: «государственный патернализм и демократия, свобода и справедливость — вместе, по одну сторону баррикад». Но при этом — ни слова об остальных требованиях референдума, особенно о возврате в общенародную (не путать с государственно-бюрократической!) собственность природных ресурсов и стратегических производств. Наоборот, Ходорковский мечтает о том, что результатом «левого поворота» станет легитимация приватизации: «закрепление класса эффективных собственников, которые в народном сознании будут уже не кровопийцами, а законными владельцами законных предметов».

Логика бывшего олигарха вполне понятна. Пока крупнейшая частная собственность нелегитимна в глазах народа, приходится прибегать к «крыше» и делиться с ней. Но бюрократическая «крыша» стала слишком разорительной. Поэтому пора подумать о переходе под «крышу» социал-демократическую, с которой можно будет делиться умереннее, да еще на социальные нужды, а не в карман живодерам — все-таки приличнее. Вот вам и весь «левый поворот».

Действительно, если у тебя отбирают 80 процентов «заработанного», волком завоешь. Ну а как прикажете завыть пролетариату, у которого буржуазия вкупе с бюрократией отбирают те же 80 процентов заработанного, но только уже без кавычек, а настоящим трудом? Наверно, пролетариат должен понимать левый поворот «несколько иначе», чем буржуазия.

В России уже не в первый раз назревает такая интересная буржуазная революция, в которой для того чтобы довести ее до победы, следует бороться за интересы пролетариата, а не за интересы буржуазии. За интересы последней бороться не нужно, раз она сама за них боится бороться. Да и было бы за что. За то, чтобы вся прибавочная стоимость доставалась ей в целости и сохранности? Так рассуждали русские народники, равнодушно взирая на междоусобную борьбу Колупаевых и Разуваевых с Ноздревыми и Собакевичами, а то, бывало, даже поддерживали последних против первых. Как и ныне очень «левые» господа зовут к поддержке Путина против недобитых олигархов.

Однако это ошибочная позиция. Когда пролетариат «врозь идет, но вместе бьет», он решает прежде всего свои проблемы. Один только пример. Ликвидация бюрократии как класса и национализация ее коррупционного дохода позволит при энергичных действиях народной власти немедленно увеличить заработную плату минимум в два раза, а в близкой перспективе — в три с половиной раза. И никакого инфляционного обвала от этого не случится, поскольку размер платежеспособного спроса не возрастет, а изменится лишь его структура. Упадет спрос на золото и бриллианты и возрастет спрос на продукты питания и ширпотреб. Потребительсткий рынок весьма быстро приспособится к этим изменениям. Никакого социализма из этого еще не получится. Об этом могут говорить разве что идеологи «Родины» и других мелкобуржуазных течений. Но это сдвинет с пути народа огромный замшелый камень, мешающий не столько буржуазии, сколько пролетариату.

Пролетариат и буржуазия — реальные классы капиталистического общества и капиталистической системы хозяйства. Бюрократия же — класс-призрак. Нет никакой экономической необходимости в существовании ее как класса-паразита, присваивающего гигантский кусок общественного богатства. Хотя никто не отрицает необходимости бюрократии как слоя наемных управленцев, обслуживающих интересы господствующего класса. А вот какой класс будет господствовать, это уже дальнейший вопрос. И решать его пролетариату удобнее всего без участия бюрократии.

Александр ФРОЛОВ.

Напрашиваются выводы

В России сложился особый тип общества, в котором коррупция и бюрократия, как псевдокласс-паразит, стали основополагающими элементами. При этом непримиримые противоречия крупного капитала и бюрократии порождают необходимость коренных преобразований, которые буржуазия намерена осуществить руками трудящихся. Эти противоречия и должны быть разрешены именно в их интересах.