СКАЖУ и я сразу, чего мне, младшему брату Героя Советского Союза Николая Боброва, павшего под Ленинградом за два года до моего рождения, не хватило: исторической и художественной правды — этого ключевого качества русского искусства. Покажи Пушкин Пугачева исключительно как злодея и государственного преступника или, напротив, только как народного заступника и душевного спасителя — не было бы вообще “Капитанской дочки”. Увы, этой заглавной и многомерной правды в инсценировке, которая еще зауженнее и конъюнктурнее достаточно ходульного романа, как ни странно, меньше, чем в первоисточнике. А ведь идут годы, углубляется знание истории, на ретроспективу накладываются реалии современности. Ничто не впрок внукам Арбата!

“В истории Советского Союза 1934 год был годом подъема, великого переустройства, закладки основ покоя и благосостояния, надежд на будущее; не только преддверием культа личности и политических процессов, но ожиданием новой Конституции, ожиданием прочной, счастливой жизни. А Западная Европа, где я побывал до войны, в 1939-м очутилась на дне исторической пропасти”. Кто же это пишет — какой-нибудь пропагандист сталинской эпохи или идеолог А.Н. Яковлев периода брежневского правления? Нет, классик венгерской литературы, выдающийся поэт и прозаик Дьюла Ийеш, который не хотел, чтобы его в СССР встречали сотрудники “Интуриста” и усаживали в роскошные “кадиллаки”, а один с тяжеленными чемоданами проделал путешествие длиной в 10 тысяч километров и выпустил книгу “Россия. 1934”. Издал в Венгрии, а не в Москве. Теперь она впервые вышла на русском языке и была представлена на книжной ярмарке “non-fiction” (без вымысла!) в декабре, словно специально, чтобы посрамить очередную развесистую клюкву под названием “Дети Арбата”, шедшую в эти же дни.

Как же так? У честного венгра — “подъем и великое переустройство”, а у Анатолия Рыбакова в навязанном перестройкой романе — только репрессии, доносы, страх, интриги да кровь, которые в российской “мыльной опере” доведены до маразма? Вижу одно, но главное объяснение: зоркий венгр (так назвал его во вступительной статье весьма либеральный критик Андрей Турков) призывал в короткой преамбуле: “Пишите правду” — и следовал ей: “За всем, что представало моему взгляду, я наблюдал глазами непредвзятого человека, не отрицая при этом, что я — венгр, сын истерзанного народа, которому в трудные годы тысячекратно требуется ясное понимание увиденного, независимо от того, взираешь ты справа или слева”.

Похоже, что создатели фильма (сценаристы Валентин Черных и Юлия Дамскер) вслед за автором романа взирали не справа и не слева, а сквозь либеральные шоры или в замочную скважину. Ну и через щель сейфа с деньгами, конечно. Режиссер Андрей Эшпай усугубил эту зашоренность, продемонстрировав творческую недостаточность, в том числе и киношную (нет пластичного образа Арбата, довоенной Москвы, приволжского Калинина, сибирской Мозговой!), но главное — полную историческую, философскую беспомощность. Кажется, что молодые “творцы” из папиной и киношной оранжереи не читали ни русской классики, ни эмигрантской литературы тех лет, ни честных исследований вроде книги Ийеша — только спекулятивный и усеченный сценарий. Впрочем, для задуманного коммерческого проекта, грубого идеологического продукта, ничего другого и не требовалось. Никто на “Первом канале” и не ждал исторической или художественной правды — только антисоветского лубка, очередного развенчания прошлого. Сын истерзанного венгерского народа стремился к правде, а преуспевающие дельцы никакого сыновнего чувства, похоже, к не менее истерзанному (особенно сегодня!) русскому народу — не испытывают.

Ту державу олицетворял Сталин, перед которым невольно преклонялись Рузвельт и особенно антикоммунист Черчилль. Неужели вот этот экранный человек, жующий яблоки да зелень пучками, невнятно бормочущий и обмотанный потертым оренбургским платком, скоро будет диктовать свою волю в Ялте и Потсдаме? Скорее, через несколько минут он избавится от грима и станет Максимом Сухановым, который внутри же “Детей Арбата” рекламирует, сидя в иномарке, услуги Госстраха. Какая мелочность — везде урвать, заработать, засветиться!

ОСТАВИМ Сталина. Создать его реалистический, а не ходульный образ никому из нынешних, напрочь лишенных державной идеи и имперского высокого пафоса, идущего еще от Петра Великого, не удастся. Возьмем спекулятивный посыл первых реклам, анонсов и серединного малаховского обсуждения: это, мол, фильм о светлой и разделенной любви. Можно согласиться лишь с последним эпитетом, если добавить: разделенной со многими! Причем иногда походя, от пустоты в голове (все ресторанно-крымские мотивы Вариной увлеченности и причины замужества):

— С кем ты ездила в Крым?

— Я вышла замуж.

— А кто он?

— Я не знаю. Но он — хороший…

Каков диалог!

Ну и, конечно, процветает любовь по стукачески-политическим мотивам, как у сестры критика Моросевича, которая от постельного агента доросла до выездной жены, вызвав причитания трусливого братца:

— Моя сестра уезжает во Францию! Что будет с моей карьерой?

— Я выхожу замуж.

— Это позор для советского человека!

— О таком позоре мечтают миллионы. Я не могу больше жить в этой стране!

Последняя реплика — прямо из конца 80-х и начала 90-х, когда под знаком этих мечтаний единицы внуков Арбата разрушали “эту страну”, ссылаясь на желания миллионов.

Вот такая любовь в этой ленте с мрачными отсветами застенков и кабинетов, пропитанных ненавистью, и комнат с неизменным портретом Сталина. Уверяю режиссера, что он не мог висеть во всех комнатах от сибирских изб до московской коммуналки.

УЖЕ ПОЯВЛЯЕТСЯ в откликах такой мотив: да, мол, слабое кино, но какие отдельные актерские работы! Евгения Симонова, мол, создала глубочайший образ матери, а какой Сталин у Максима Суханова, какова бездна очарования у Чулпан Хаматовой! На это могу ответить кратко: играть актерам почти нечего. При мастерстве и даровании Симоновой ей легко сыграть страдающую мать. Ну а Хаматова вообще создала истерично-театральный образ, когда за всеми этими ужимками, визгами, криками, танцами потеряла самое душевную суть ждущей возлюбленной.

Недалекость и художественная немощность ваятелей сериала проявляется еще в том, что они не чувствуют сегодняшней реальной жизни, не понимают, какие аллюзии и параллели всплывают после их “исторических развенчаний”. Например, в 8-й серии скучающая Варвара заходит к соседу-статистику, и он затевает с пустоватой девчонкой серьезный разговор:

— Товарищ Сталин говорит, что за 4 года было потеряно 153 миллиона голов скота, мол, кулаки порезали скот. А кулаков у нас всего 5 процентов...

— Ну конечно, в колхоз-то загоняли силой, зимой. Ничего не было подготовлено, — заключает танцорка-хохотушка.

— Голубушка, а вот на эту тему ни с кем не надо говорить.

Согласен, особенно на подобном уровне. За годы так называемых реформ мы стали свидетелями, как в достаточно процветающей стране поголовье крупного рогатого скота сократилось вполовину, а по поголовью овец (их тоже упоминала Варя) мы “достигли” уровня не 30-х годов, а конца ХVIII века. Ну конечно, страна испытала надрывы и перегибы, вызванные стремлением Сталина провести как можно быстрее коллективизацию. Молодые, наверное, не понимают, зачем это надо было: например, в Вологодской области до революции жило 90 процентов сельского населения, которое пробавлялось патриархальным, почти натуральным хозяйством. В рекордно короткие сроки, после мучительных, порой несправедливых преобразований, собирая те же, а в дальнейшем — и рекордные урожаи, за счет деревенских жителей были воздвигнуты заводы, в частности Череповецкий металлургический гигант, который приватизировал сегодня миллиардер, создавший хоккейную команду, также был построен гигантский льнокомбинат, который был обанкрочен и куплен за бесценок, и т.д. То есть российское село подпитывало индустриальную и военную мощь державы, сумевшей собраться и победить фашизм (знаменитая характеристика Сталина, данная Черчиллем: принял Россию с сохой, оставил с атомной бомбой). Только благодаря тому, так называемому сталинскому разгону, и было заложено могущество страны, с которым и сегодня еще считаются в мире. Ну и сельхозпродукции СССР производил, кстати, 11 процентов от мирового объема, составляя всего 6 процентов по населению, да такой иногда, что насквозь фермерские Дания и Бельгия покупали колхозное вологодское масло.

Теперь спросим у создателей эпопеи, у того же матерого и раздобревшего сценариста Черных: ради чего в конце ХХ века мы понесли такие потери в сельском хозяйстве, в поголовье скота, в потреблении продуктов питания и в здоровье нации? Дальше — больше: сосед-статист предрекает демографические потери:

— Я знаю, что в 1937 году будет перепись. Так вот, прямые и косвенные потери составят 13 миллионов человек.

— А сколько погибло в первую мировую войну? — провокационно спрашивает хохотушка.

— Полтора миллиона в России и 10 миллионов во всех странах.

— За полтора миллиона скинули царя, а за 13 миллионов “спасибо товарищу Сталину за наше счастливое детство”?

Пропагандистские клише должны, видимо, скрыть полную неосведомленность автора романа и его воплотителей: на 17 декабря 1926 года население страны уменьшилось после гражданской войны и составило 147 миллионов человек, но после страшных испытаний, показанных в сериале, на 1 января 1940 года оно составило… 194 миллиона. Перед войной Сталину нужны были точные обнадеживающие цифры? А вот нынешние цифры — ужасающи (чего стоит лишь одна, прозвучавшая с думской трибуны: за 13 лет Россия потеряла 10 миллионов детей!), но от них никто из статистиков и прямых виновников почему-то не вешается, как сосед Вари.

В России, по недавнему заявлению медиков на международном конгрессе, поставлен адский рекорд смертности в мирное время — 2 миллиона 370 тысяч, а родилось всего 1,4 миллиона. Разница составила цифру, превышающую сумму людских потерь от репрессий в годы культа личности. Она, по подсчетам добросовестных историков, приведена во многих исследованиях и составляет от 780 тысяч до 1 миллиона. Скорбная цифра, но примерно столько у нас умирает в год от болезней сердечно-сосудистой системы, многие из которых поддаются лечению, если бы не разрушенная система здравоохранения. Кто ответит за эти потери? Демографический довод — самый весомый в дискуссиях с западными коллегами. Они ужасаются от этих потерь и соглашаются, что цена перехода к олигархическому капитализму — неимоверная, но вопиющие доводы почему-то непонятны нашим холеным внукам и детям из “элиты”. Какие мировоззренческие и художественные споры можно вести с теми, для кого права либерала дороже права народа на жизнь?

В газете “Книжное обозрение” появилась реклама на всю последнюю полосу, крупно: “60-летию Великой Победы посвящается!” А выше — торгашеская абракадабра: “Благодаря началу одноименного сериала и объединенной рекламной кампании 1-го канала и издательства “Амфора” трилогия “Дети Арбата” обладает очевидным торговым потенциалом”. Да уж, научились низкопробный товар в яркой упаковке продавать.

Создатели “Московской саги” уже грозят экранизировать другой роман Рыбакова “Тяжелый песок”, а потом, глядишь, дойдет черед и до другой литературы эпохи гласности и пересмотра истории. Но почему в год 60-летия Победы не обратиться к советской классике? Почему не хватает таланта и мужества исследовать реальную жизнь, а не разукрашивать пропагандистские клише?

СТАРИК Макиавелли, чьи мысли примитивно использовал Рыбаков во внутренних монологах Сталина, цинично заявил: “За любой политической идеей стоит заурядный интерес к вещам”. То есть к собственности. Но Сталин стремился сделать ее общенародной, порой даже вопреки здравому экономическому или житейскому смыслу, а сам был подчеркнуто аскетичен. Еще и поэтому образ Сталина вызывает патологическую, животную ярость у нынешних хозяев жизни, которые понимают, что даже тень бескорыстного вождя не дает им спать спокойно. Недаром все либеральные издания перестроечных лет выискивали примеры того, что и рядовые труженики иногда попадали под колесо репрессий. Помню, нашли “дело” какого-то рабочего из Благовещенска, так об этом написали все перестроечные столичные издания от “Огонька” до “Литературки”. Собственно, и рыбаковский Саша Панкратов — из того же иллюстративного ряда: загубили студента, комсомольца, хорошего парня за стенгазету и ради того, чтоб родственника на крючке держать. Стенгазета, и правда, была непонятная: вышла к годовщине Великого Октября, а без передовой о празднике. Попробовали бы на “Первом канале” сегодня сделать все информационные выпуски 12 июня без упоминания о безумном празднике независимости России от себя самой или, скажем, в день юбилея президента Путина без его поздравления — где бы уже были Константин Эрнст и его команда? Не в ссылке, конечно, но ведь и страна не накануне войны и не в окружении врагов находится — все-таки у нас якобы демократия и свобода слова.

Многострадальный народ и тогда, в трудные 30-е годы, трудился, созидал, выносил на плечах великую державу. Действие сериала разворачивается с 1934 года. Так вот, перечислю кратко, что было тогда еще, кроме начала репрессий, посещения ресторанов и строительства гостиницы “Москва”.

В декабре 1934 года, ровно 70 лет назад:

— снята с колхозов задолженность по всем ссудам, полученным до 1 января 1933 года, колхозы вздохнули свободнее и стали готовиться к севу;

— создан Институт органической химии во главе с академиком Николаем Зелинским, чтобы идти в ногу с мировой наукой;

— вышел в свет бессмертный роман Николая Островского “Как закалялась сталь”;

— создан режиссерами С. и Г. Васильевыми любимейший народом фильм “Чапаев”;

— начато открытие новых горизонтов нефти на Кавказе и в Поволжско-Уральском регионе, которые и сегодня питают промышленность и “элиту” многих республик.

Наконец, изменена система оплаты труда в промышленности — введена прогрессивная сдельщина, поднявшая производительность труда.

Есть ли хоть отзвук всего этого в многочасовом полотне? В некоторых деталях есть: рабочая молодежь ( а не “золотая”) ходит в рестораны, телефон в квартире Юрия Шарока показали — это у сына-то рабочего швейной фабрики. Значит, были приметы достойной жизни, как любит говорить наш президент. Но смакует режиссер совершенно другие детали: девица снимает капрон, задирая ногу перед портретом Сталина, валяется на асфальте беспомощный берет директора школы, которую почему-то решили арестовать демонстративно, на улице, хотя раньше показывали ночные “воронки”. Штамп поменялся?

Алексей Венедиктов кричал на обсуждении: “Это было. Это — правда. Кто-то воспользовался теми обстоятельствами, вселился в арбатские квартиры и превозносит это время”. Ну каждый по себе мерит. Если уж говорить образно, кто вселился в неостывшие квартиры, то как раз рыбаковы, венедиктовы, эшпаи.

Недаром сын потомственного композитора Андрей Эшпай не чует вины и уверен в себе: “Я показывал картину Татьяне Лиозновой (как же эту муку вынесла бедная пожилая женщина! — А.Б.). Она мне сказала: “Ты меня убедил”. Как ученик низко кланяюсь ей!” А я слушал этого самоуверенного человека, хвалящего самого себя, и думал: если бы не Советская власть, кем бы стал скромный мариец Яков Эшпай, фольклорист, композитор, сотрудник Марийского института языка, литературы и истории (как себя чувствует этот научный центр после победы капитализма, жив ли?..); поднялся бы до таких высот его сын — народный артист СССР Андрей Эшпай, который окончил консерваторию в год смерти Сталина и стал автором кантаты “Ленин с нами”? Наконец, сделал бы столь стремительную карьеру выходец из творческой советской элиты режиссер Андрей Эшпай-2, который для дебюта в жанре конъюнктурного телесериала получил карт-бланш и средства на многосерийный опус по очернению той самой власти? Продолжает разворачиваться историческая, а не рыбаковская метафора детей Арбата, не умирает эта свита прихлебателей при любом режиме: “Наша возникшая разом элита, грозного времени нервная свита…”

Радуюсь, что не возрос на Арбате,

Что обошло мою душу проклятье,

Радуюсь, что моя родина — Русь —

Вся: от Калуги и аж до Камчатки,

Что не арбатских страстей отпечатки

В сердце,

а великорусская грусть...

От просмотра телеверсии арбатских страстей эта великорусская грусть только ширится.

Александр БОБРОВ.