О том, в каком состоянии находится сегодня народ России и что необходимо в первую очередь делать для изменения положения в стране к лучшему, — третий разговор с Анатолием Ивановичем Лукьяновым.

Виктор КОЖЕМЯКО. Вот вы, Анатолий Иванович, в предыдущей нашей беседе весьма убедительно (по-моему, для каждого!) показали, к чему привели страну “реформы” последних лет и внедренная в 1993 году под дулами танковых пушек Конституция. Даже официальная статистика вопиет о развале и деградации всего и вся. Вымирание, нищета миллионов людей, отброшенных за черту бедности. Но при всем этом создается впечатление, что люди смирились. Нет же массового протеста, не слышно народного возмущения, и голосуют многие будто против себя, чтобы жилось им еще хуже. Как все это объяснить?

Анатолий ЛУКЬЯНОВ. Такой вопрос нередко слышу и при встречах с моими избирателями: почему молчит народ? Попробую ответить.

Знаете, на протяжении уже более десяти лет власть делает все возможное и даже невозможное, чтобы не только в нужном ей духе обработать умы людей, но и во что бы то ни стало максимально их разобщить. По существу, разогнаны многие коллективы заводов и колхозов, а у оставшихся — отобрано право на коллективное сопротивление произволу новых хозяев. На выдвижение своих кандидатов на выборах, на забастовку и самоуправление, на проведение массовых акций, на референдумы... Всё отобрано!

В.К. Ну формально какое-то право на протест вроде существует. На забастовку, например.

А.Л. Теперь оно серьезно урезано новым Трудовым кодексом. Вас могут уволить! Без согласия профсоюзов.

В.К. За участие в забастовке?

А.Л. В том числе. Да за любой протест! Посмотрим далее. Говорят иногда, что чем быстрее растет безработица, тем больше база для протеста. Но на самом деле совсем не так. Безработный становится подавленным человеком, согласным в конце концов на любые условия, лишь бы получить какую-то работу.

Политика власти, направленная на разобщение людей, не случайна, а глубоко продумана. Разобщенным, атомизированным обществом легче манипулировать и с ним легче расправляться. Его проще дезинформировать и зомбировать. Причем все это делается под видом защиты прав человека. Под видом приоритета личных прав над общественными. Недаром же президент проповедует, что молодежи сегодня нужно больше свободы и независимости. Спрашивается: от чего свобода? От общества? От интересов страны? И от кого независимость? От своего коллектива, от своих родителей, от своих сограждан? Опять-таки от общества в целом?

В.К. Вопросы резонные, и я их тоже ставил в газете после того выступления президента на встрече со студентами в Уфе.

А.Л. Проповедь индивидуализма, культ наживы и денег достигли у нас сегодня апогея и стали буквально всеохватывающими, тотальными. В этом главная причина той апатии, подавленности, безнадежности, которые охватили очень многих людей. А вовсе не в природе русского человека и других народов России, о чем иногда приходится слышать.

Мы с вами уже говорили, что наш коллективизм выковывался веками. Сегодня его всеми силами уничтожают. Индивидуализм и разобщенность насаждаются умышленно, они воплощаются в законах, в правилах поведения, открывая путь для всевластия капитала и произвола власти.

В.К. Какие выводы отсюда следуют для КПРФ?

А.Л. Нет большей задачи для нашей партии, чем сопротивление этой губительной для России эрозии общественных интересов, чем сплочение, объединение и организация всех здоровых сил общества, и прежде всего людей труда, их коллективов в борьбе против государственной политики разобщения народа и подавления человеческой личности. Без решения этой задачи, без авангардной роли коммунистов в организации народных масс не может быть и речи о приходе трудящихся к власти и о выводе страны из кризиса, чреватого исчезновением России с карты планеты Земля.

В.К. Согласен с вами. Вопрос стоит именно так: быть или не быть? К сожалению, далеко не все понимают это.

А.Л. Собственно, в этом ключ к пониманию места и роли государства в жизни общества. Мировой опыт развития государственности в конце ХХ — начале ХХI века показывает, что повсеместно государство не превращается в “ночного сторожа”, а все глубже и целенаправленнее вмешивается в экономическую и социальную жизнь, в регулирование хозяйственных и иных отношений. На это идет от 35 до 65 процентов государственных бюджетных ассигнований. Разрабатываются долгосрочные программы, концентрируются капиталы. И только в России этот процесс катится вспять.

В.К. А кричат, что мы вливаемся в “мировую цивилизацию”...

А.Л. Лозунг Путина и Касьянова, Грефа и Кудрина — “Государство, вон из экономики!” Этот лозунг оправдывается необходимостью дебюрократизации, а на деле оборачивается обеспечением свободы рук олигархического капитала, приватизировавшего, а точнее, захватившего народную собственность и присвоившего себе почти 85 процентов общенародного достояния. После этого заявления президента о безопасности, о патриотичности олигархов звучат как издевательство над здравым смыслом.

В.К. И ведь боятся даже упоминания о необходимости пересмотреть итоги приватизации! Но разве можно навеки утвердить столь ужасающую несправедливость?

А.Л. Да, главной своей задачей эта олигархическая власть считает ни в коем случае не допустить пересмотра того, что сложилось при Ельцине, то есть результатов так называемых реформ. Для чего нужно им добиться на выборах в Думу парламентского большинства? С той же целью: не допустить возврата власти и собственности народу!

В.К. А предлог благой — примирение и согласие.

А.Л. Речь идет о “непримиримом согласии”! О попытке установить некое призрачное согласие в обществе, которое объективно расколото и внутри себя непримиримо. Оно непримиримо внутренне уже потому, что разделено на горстку богачей и океан бедняков. Причем пропасть между ними растет, а не зарастает!

Кстати, опасность подобной ситуации давно уже понял капитализм в тех странах, где регулирующая роль государства непрерывно возрастает. У меня были на этот счет беседы и с Рейганом, и с Мейджором, и с Накасонэ, и с рядом других государственных руководителей на Западе и Востоке. Везде очень внимательно следят за так называемым децильным коэффициентом — соотношением доходов 10 процентов самых богатых и 10 процентов самых бедных. Чтобы ни в коем случае оно не превышало десяти раз!

В Советском Союзе этот принцип соблюдался жесточайшим образом — один к четырем. В Китае длительное время — один к трем. Сейчас во многих европейских странах — один к пяти, один к семи. В США — один к девяти. У нас же, по официальным данным, — один к семнадцати, по данным академика Дмитрия Львова — один к сорока, а в Москве (по данным вице-мэра Шанцева) — один к ста!

В.К. Действительно, ну какое тут может быть согласие и примирение...

А. Л. Вот почему очень важно, чтобы на предстоящих выборах каждый избиратель примерил на себя, что же будет, если он проголосует за того или иного кандидата, а значит, за тот или иной политический курс. Из этого каждому надо бы исходить, а не из громких обещаний, которых в предвыборную пору раздается более чем достаточно. Еще Бисмарк говорил, что никогда так не врут, как во время войны, после охоты и перед выборами. Гораздо полезнее присмотреться, как реально голосовали депутаты тех или иных партий, за что они голосовали и что отстаивали.

Пусть каждый человек подумает и примерится, каково ему будет, если будет введено обязательное страхование жилья, если будут ликвидированы последние льготы учителям на селе, если будут приватизированы вузы и школы, если здравоохранение и дальше будет все более становиться частным и платным, что будет, если продолжится наркотизация общества, где уже 4 миллиона людей находятся в наркотической зависимости... Пусть каждый примерит все это на себя, на свою семью, на своих детей. Он ведь голосует в конечном счете не столько за какого-то конкретного кандидата и какую-то партию, сколько за собственные свои интересы, за свое будущее.

Не могу сейчас ни за кого агитировать. Но разобраться в своих интересах каждому человеку полезно всегда.

В.К. Наверное, стоит задуматься сегодня и о том, в каком состоянии находится Дума?

А.Л. Безусловно. Сегодня в Думе только двое рабочих, три крестьянина, четыре учителя, всего несколько врачей. Зато сорок генералов, пятнадцать бывших членов правительства и более ста представителей капитала! Вот с какой точки зрения надо посмотреть на Думу. И ведь неспроста открыто печатается сегодня, сколько стоит тот или иной законопроект, сколько надо заплатить за депутатский запрос и тому подобное. То есть рыночные, капиталистические порядки внедрились и живут в нынешней Думе!

В.К. У Думы, как вы постоянно и справедливо подчеркиваете, нет права контроля за исполнением законов, которые она принимает, и за исполнительной властью вообще.

А.Л. Да, и это во многом делает ее безвластной. Но хочу подчеркнуть и другое. Создание “послушного большинства”, что определенные силы ставят как главную задачу на предстоящих выборах, сделает Думу не просто безвластной, а опасной для общества! Потому что в таком составе она может проштамповать любое решение. Как некоторые горько шутят, “не приходя в сознание”.

Если говорить с точки зрения юриста, то более беспомощных, более неотредактированных, не прошедших критику законов, чем сейчас принимаются, я не видел.

В.К. Впопыхах принимаются?

А.Л. Не только в этом дело. Закон, как любое решение, при обсуждении требует критического взгляда, учета мнения оппонента. Мы тут ничего не придумываем! Сам президент Путин говорит: “Наличие оппозиции — явление не только нормальное, но в условиях демократии и крайне необходимое”.

В.К. Хорошие слова! Правильные.

А.Л. Но дайте тогда оппозиции возможность работать. Мы предложили закон о правах оппозиции. Он заморожен. А Дума, которая фактически может остаться без оппозиции,— это не парламент. Парламент без контроля за тем, как исполняются законы, без контроля за исполнительной властью — это не парламент. И, наконец, парламент, который не имеет права толковать свои собственные законы,— это тоже не парламент.

Вот почему я так остро говорю обо всем этом. Вот почему коммунисты, понимая всю ущербность нынешнего нашего парламента, приходят к выводу, что по наиболее важным вопросам будущего страны надо теперь обращаться непосредственно к народу. Используя референдум, используя механизм отзыва депутатов, не выполняющих требований избирателей.

В.К. Которого сейчас не существует.

А.Л. Да, хотя при Советской власти он существовал... Используя права общественных организаций, полномочия народного контроля.

В.К. Очень важно — народный контроль!

А.Л. А это первое, что было отменено Ельциным.

В.К. Не случайно ведь.

А.Л. Конечно, не случайно, он мешал. Приватизировать общенародное достояние, грабить, чинить всюду на местах самый настоящий антинародный беспредел.

К вопросу о всенародном референдуме мы обязательно вернемся. На Конституционном суде, где мы вместе с Виктором Ивановичем Илюхиным и Виктором Ильичом Зоркальцевым доказывали незаконность его запрета, я говорил: вы, господа, своими действиями сами вынуждаете нас обращаться к массам!

В.К. Народ должен в конце концов сказать свое слово?

А.Л. Непременно. Тем более с русским народом, с русской ментальностью так поступать нельзя.

В.К. Шутки плохи. Он терпит-терпит, а потом...

А.Л. Именно. Говоря словами поэта: “Россия терпит всё, но лишь до срока. Как мина. А потом бывает взрыв”.

Это должна понимать власть, в том числе когда речь идет о ее отношении к оппозиции. Иначе пропасть между богатыми и бедными будет углубляться и в конце концов может превратиться в могилу для самой этой власти.

Но я все-таки исторический оптимист.

В.К. А в чем ваш оптимизм, Анатолий Иванович?

А.Л. Я родился в сердце России. Я пережил с Россией самые трудные для нее времена. Я на себе ощутил, что значит ее поистине неистощимое терпение и ее решимость к действию в защиту народных интересов. Всей душой я верю в Россию, в трудовой народ России!