Если бы инициированный левопатриотической оппозицией референдум не был запрещен, он состоялся бы именно в эти майские дни. Однако в Кремле посчитали, что это гипотетическое голосование сильно помешало бы свободе волеизъявления граждан на выборах в Госдуму в декабре этого года. В самом деле, вместо того чтобы смотреть по ТВ бесконечные рекламные ролики «Единой России», «Народной» и прочих прорежимных партий, граждане размышляли бы сейчас о сути поставленных коммунистами вопросов. Допустить подобного нарушения демократии было, разумеется, нельзя. А потому вместо всенародного голосования сегодня идет судоговорение в четырех стенах, о нем на ТВ — полный молчок.

В течение двух дней Конституционный суд заслушал выступления заявителей и ответчиков по делу о проверке конституционности поправок к федеральному конституционному закону о референдуме, задал им вопросы, а также решил, какие материалы приобщать к делу, как имеющие отношение к сути вопроса, а какие — не приобщать. Затем был объявлен перерыв, и вчера во второй половине дня слушание возобновилось.

Позицию заявителей мы подробно изложили в предыдущем номере газеты. Теперь о позиции ответчиков. Их было много — трое от Думы, от Совета Федерации, от Центризбиркома, от президента. Держались они сплоченно, повторяли одни и те же тезисы, не особенно утруждая себя их обоснованием, и, видимо, не сомневались в благоприятном исходе для них процесса.

Прежде всего очень примечательно, что никто из них и не думал скрывать, что принятие поправок в закон о референдуме в сентябре прошлого года преследовало сугубо конкретную, сиюминутную цель — не дать коммунистам провести референдум. Так, например, в обоснование злокозненности намерений коммунистов представитель президента М. Митюков просил суд приобщить к делу Программу КПРФ, материалы пленумов ЦК, ряд трудов Г. Зюганова и чуть ли не весь комплект «Советской России». (Справедливости ради нужно сказать, что суд Митюкову в этом отказал, а также прерывал выступавших, когда они чересчур уж рьяно начинали разоблачать «коварные замыслы» коммунистов.) Председатель думского комитета по госстроительству В. Гребенников (фракция ОВР) был еще откровеннее, заявив буквально следующее: «Политически неверно было разрешать референдум».

Ему же принадлежит и гордая фраза, произнесенная в Думе и повторенная на суде, о том, что депутаты имеют право принимать законы, ограничивающие права граждан. Это он зря сказал, ибо позиция ответчиков строится на утверждении, что новый закон якобы ничьих прав никак не ограничивает. Ограничение возможности проводить референдум во времени не означает ограничения в самом праве на референдум. На что заявители возражали, что в рассматриваемом случае количество перешло уже в качество и ограничение во времени превратилось в ограничение в праве. К какой точке зрения присоединится суд — от этого целиком зависит характер будущего его решения. Поэтому вопрос требует особенно тщательного исследования.

И в выступлениях в суде, и в прессе уже назывались различные сроки, в течение которых российские граждане лишаются возможности голосовать на референдумах. Мы взяли на себя труд еще раз предельно объективно рассчитать ограничительные сроки, исходя из того, что референдум юридически не может состояться в течение 12 месяцев до выборов и физически — в течение 8 месяцев после выборов, ибо столько времени отводится законом на его подготовку. В зависимости от того, каким промежутком отделены друг от друга парламентские и президентские выборы, получаются различные сроки запрета. Ситуация изображена на диаграмме, где эти сроки даны темным цветом. Ясно видно, что если выборы окажутся вдруг разведенными на 2 года (а это вовсе не исключено), то для проведения референдума остаются два узких окошка по 4 месяца. При всем желании трудно утверждать, что это не ограничение и не умаление права народа решать вопросы государственной жизни на референдумах.

Вообще говоря, суд вполне мог бы потребовать от Центризбиркома официального разъяснения вопроса о конкретных сроках, однако не потребовал...

Много слов было сказано ответчиками о том, что референдумы не должны мешать выборам. Как написали руководители шести фракций в пояснительной записке к законопроекту, он направлен «на недопущение совпадения агитационных периодов в ходе подготовки выборов в федеральные государственные органы и федерального референдума, так как это может привести к существенному искажению волеизъявления граждан Российской Федерации». Так и запомним, шестеро членов Совета Госдумы считают май этого года агитационным периодом по выборам в Госдуму, хотя закон о выборах дает предельно четкое определение: «Агитационный период начинается со дня выдвижения кандидата, федерального списка кандидатов и прекращается в ноль часов по местному времени за сутки до дня голосования» (ст. 58). Остается предположить, что шестеро главных законодателей либо не знают закона, либо знают, но нарушают, не стесняясь открыто писать об этом в официальных парламентских документах.

Ответчики ссылаются и на одно из постановлений КС 1998 года, где, в частности, говорится: «Каждая форма непосредственной демократии имеет собственное предназначение в системе народовластия, и реализация одной из них не должна препятствовать осуществлению других». Очень хорошо! Референдум не должен препятствовать выборам. Но ведь и выборы не должны препятствовать референдуму! А новый закон как раз устанавливает правила и процедуры, по которым выборы препятствуют референдуму. И это при том, что в конституции из двух форм непосредственной демократии референдум поставлен выше выборов.

Референдум потребует больших расходов — 4 миллиарда рублей, а они в бюджете не предусмотрены.

Немало внимания было уделено в прениях регламентным процедурам, ибо закон оспорен заявителями не только по содержанию, но и по порядку его принятия.

Ответчики постарались представить дело таким образом, что единственно сомнительным процедурным моментом при принятии закона было голосование одних депутатов за других по доверенностям. И очень подробно объясняли суду, что так в Думе голосуют уже многие годы, что сложился обычай, не могущий служить основанием для признания голосования недействительным. Говорили долго и убедительно. И, думаю, что убедили. Только вот в чем?

Разве заявители говорят о доверенностях самих по себе? Нет, они говорят о путанице и неразберихе с доверенностями именно при голосовании данного закона. Например, в направленном в суд объяснительном письме председателя комитета Госдумы по регламенту О. Ковалева говорится о 155 доверенностях. Но в приложенном к письму списке их перечислено 125. А в суд поступило только 119 не заверенных нотариально ксерокопий, некоторые из которых абсолютно нечитабельны. Поэтому заявители просили суд затребовать подлинники, однако судьи посчитали это излишним. Также было отказано в просьбе заслушать на судебном заседании и самого О. Ковалева. Суд не пожелал выслушать и приглашенных заявителями свидетелей по этому вопросу.

Далее, заявители просили суд обратить внимание на такое обстоятельство. В момент голосования в зале присутствовало не более 180 депутатов. Голосов, поданных за закон по доверенности было 124 (122 «за» и 2 «против»). При этом против закона было подано 130 голосов. Несложный арифметический подсчет показывает, что за закон было на деле подано лишь около 170 «правильных» голосов. А остальные 130 не были оформлены доверенностями и не должны учитываться. Чтобы доказать это, заявители просили суд просмотреть видеозапись голосования и приобщить ее к материалам дела. В этом им также было отказано.

Еще заявители спрашивали, почему законопроект, уже признанный отклоненным, был как ни в чем не бывало вновь поставлен на голосование. Ответчики сказали, что голосовать можно сколько угодно, хотя в думском регламенте записано прямо противоположное.

Наконец, заявители спрашивали, почему после «принятия» в первом чтении закон не был направлен субъектам Федерации. Ответчики уверяли, что это делать было вовсе не обязательно, поскольку конституционные законы не являются предметами совместного ведения центра и регионов, хотя в конституции об этом ничего не сказано. Это, пожалуй, единственный регламентный момент, от рассмотрения которого суд прямо не отказался. И от того, какое ему будет дано толкование, во многом зависит судьба всего судебного решения в целом.

В заключение еще один нюанс. Одновременно с принятием оспариваемого закона была внесена поправка и в Закон об основных гарантиях избирательных прав граждан и права на участие в референдуме. Из него вычеркнуто положение, согласно которому любые изменения в закон о референдуме применяются только к референдумам, инициированным после принятия таких изменений. Таким образом, не только принят закон, ограничивающий гражданские права и свободы (что прямо запрещено конституцией), но этому закону к тому же придана обратная сила. То есть власть наделила себя «правом» менять правила игры в ходе самой этой игры. Теперь уже в ходе любого референдума достаточно принять закон, который его перечеркнет. Например, объявить недопустимыми его вопросы.

Как прикажете оценить квалификацию законодателей, нагромоздивших подобную кучу правовых новелл? Об этом мы узнаем из решения Конституционного суда.