Александр ПРОХАНОВ. Поводом для нашей с тобой встречи явились воспоминания о событии десятилетней давности, которое произошло в такое же московское лето, когда в публике, в прессе появилось "Слово к народу", и это "Слово" явилось документом, который по существу дал старт всей нашей патриотической оппозиции. В этом документе были заложены явные и неявные тенденции нашего развития. Тогда, в то лето мы с тобой были рядом, и в нынешнем августе мы тоже вместе. И я хочу, сам вдруг наполняясь прежними ощущениями и переживаниями, попросить тебя вспомнить, что ты испытывал тогда, что осталось в памяти?

Валентин ЧИКИН. Для меня два последних советских года были временем бурного водоворота. Такое ощущение, что находишься посреди стремительной реки, она тебя несет, закручивает, то оставляя надежду выбраться на берег, то ввергая в отчаяние. Это началось с 1989 года, с публикации письма Нины Андреевой. Включившись в разговор, начатый тобой в Ленинграде, преподавательница вуза простодушно обозначила тайные проводки демократов: покончить с социализмом, растоптать советскую историю и все ее авторитеты, совратить молодое поколение, взорвать национализмом советское братство, разметать Союз. Тогда все наши мозги были проквашены горбачевской бурдой о перестройке, и этот голос советской души прозвучал отчаянным криком раненой птицы: тревога! Но услышали не те, над кем нависла беда, а в московском гнезде ЦРУ, во всех этих яковлевских инкубаторах, там не на шутку всполошились: как бы не очнулись люди. как бы не вздыбились, не стряхнули меченых поводырей... Враг еще только подбирался к горлу народной власти, а тут римские гуси шум подняли. Заглушить! Вот тогда покололась партийная головка политбюро, тогда началась охота на ведьм "консерватизма". "противников перестройки", тогда "Советскую Россию" стали изображать в виде лепрозория, а меня главным прокаженным. Все должны были отметиться в клеймении: от Горбачева до моего предшественника на посту редактора. В течение долгих месяцев нас обстреливали из всех мортир и пищалей, вернее, в людях истребляли червяка сомнения, а если он вдруг проявлялся, как, например, в выступлении Юрия Бондарева на партконференции палили прямой наводкой. Странно, но именно этой пальбой буше-яковлевские наводчики окончательно просветили меня. проакцентировав свои "перестроечные" намерения. Вот тогда я с трепетной надеждой ждал спасительного "Слова к народу". И, конечно, не только я. Но оно прозвучало лишь через два года. Исторически оно, видимо, опоздало именно на этот срок.

Была еще спасительная отдушина - мартовский референдум 91-го. На меня итоги произвели огромное впечатление. По наивности я поверил, что если три четверти гигантского народа сказали "НЕТ" развалу страны, то этого и не произойдет. Думалось, остановится "новоогаревский процесс", уймутся ханы, разъедутся гетманы по своим вотчинам -- спасется страна. Но потом началось лето 91-го, совсем явственно проявилось предвестие большого несчастья.

Я помню как готовилось "Слово". Каждый в него вписывал свои мысли, расставлял запятые -- было коллективно выношено и выстрадано. И сама обойма авторов прямо-таки символизировала наше общество. Я понимал: для "Советской России" после письма Нины Андреевой это последнее испытание. Но к этому времени шел активный распад верховной власти и ей было не до нас. Не прозвучало призывным горном и наше "Слово". Слишком уж громко били барабаны демократов. Наше воззвание хоть и называлось "Слово к народу", но фактически это было обращение к власти, к здоровым силам во власти: одумайтесь и будьте ответственны перед страной и народом. Но там никто не услышал, хотя позже двое из коллектива авторов вошли в ГКЧП. С весны у Горбачева проявлялись различные ходы - он хотел стабилизировать положение, но не огорчить своих хозяев, которым нужен был развал. Он юлил, хотел властвовать, но очень боялся, что те, кто над ним властвуют, не позволят ему проявить излишнюю самостоятельность. Еще той весной ходили разговоры о введении чрезвычайного положения, но ограничились малозначимыми маневрами, у властей не хватило ни контактности, ни ответственности. Вот тогда стало совсем ясно, что у нас уже нет партии, поскольку голова подгнила и туловище парализовано.

А.П. А я, помнится, в то время в силу разных обстоятельств сблизился с Олегом Дмитриевичем Баклановым. Он позволял мне принимать участие в очень интересных процедурах, в которых сам участвовал как, по существу, зампред Совета безопасности. Мы ездили в разные командировки, на заводы, на ядерные производства, в Афганистан -- с Наджибулой встречались последний раз перед его гибелью. Летали на Новую Землю, много беседовали с ним, с его окружением, потому что рядом с ним были разведчики, крупнейшие военные, начальник Генерального штаба, командующие направлений, флотов, дивизий, экономисты. Я в этой среде чувствовал нарастающую тревогу за судьбы системы, страны. Прогнозы иногда были очень радикальные. И каждый раз до конца не верилось, что мы у порога крушения. И когда вышло "Слово к народу", кончался июль и начинался август, большинство людей (я не говорю о будущих гэкачепистах), крупных, влиятельных, взяли отпуска, поехали отдыхать на курорты, купаться в море... Наверное, и в 41-м году в июне тоже была такая расслабуха. За 3 дня до бомбардировок Киева командующие устраивали банкеты, шли выпускные балы, партийцы занимались урожаем. Не верилось в катастрофу... И общество 91-го, когда "Слово к народу" было опубликовано, уже напоминало разбитый, падающий со стола кувшин, все еще сохраняющий форму. Потребовалось несколько недель, чтобы этот кувшин соприкоснулся с мраморным полом.

Такое же ощущение у меня и сегодня, Валентин Васильевич, через 10 лет после "Слова к народу" в эти летние дни: страна, в которой мы сейчас живем, особенно после недавней парламентской сессии, когда были кодифицированы все неокапиталистические, неоолигархические тенденции. Не все еще, может, поняли, но мы оказались уже в другой стране, другие молекулы составляли общество, другие стихии и силы двигались в нем. А наши депутаты опять кто на дачах, кто в санаториях. Этот аналог меня все время преследует и мучает. Мы опять не даем себе труда встревожиться, опять прячемся в курортных волнах от новой грозной реальности.

В.Ч. Пожалуй, мы имеем право на такое сопоставление. Хотя сейчас нет танков на улицах Москвы. ГКЧП образован в другом теперь стане. И вместо советских командармов экономики и безопасности туда входят ярые адепты либерализма. У них в руках пакет чрезвычайных мер. Роль танков и броневиков теперь выполняют новый КЗоТ, новый Земельный кодекс, система законов о пенсиях, установки на жилищно-коммунальную реформу. Эти орудия пока вроде бы не стреляют, но они уже заряжены народной бедой и символизируют жуткую перспективу войны. Я не говорю о войне гражданской, но -- о войне против граждан. Потому что все эти законы приняты в чрезвычайном порядке механически свинченным большинством, задевают сейчас каждого человека, каждую семью в стране и даже сносно обеспеченную. Я, например, тереблю свои карманы и думаю, как буду расплачиваться за жилье.

Каждый день газета получает огромное количество писем, в которых люди заняты вот этим пересчетом не рублей, а уже дней своей жизни. Почему это все вдруг обрушилось на нас? Вроде еще и нефть страна продает, вроде и бюджет какой-то есть, вроде даже говорят и о каких-то тенденциях роста "по всем направлениям", и премьер, играя голосовыми связками, радует президента в Кремле. И в то же время вдруг такое резкое сочленение всех напастей, скопление мрачных туч над страной. Видимо. кого-то не устраивает, какими темпами мы вымираем. Или сурово экзаменуют наследников ельцинизма. Нашим властям будто кто-то приказал: сбросьте вы с себя все эти заботы о народе, о производстве и воспроизводстве, рынок сам все определит, вы должны отрегулировать лишь один финансовый поток - долги с процентами на Запад. И наши властители решили не церемониться, в одночасье затянули все удавки на шее народа... Именно это заставляет нас сравнивать август 91-го с августом 2001-го.

А.П. Мы с тобой не теоретики по природе своей. У нас другая работа, лексика, язык. А тип общества, который сложился, требует серьезного научного осмысления и описания. К сожалению, в нашем движении нет теоретиков, способных, как Ленин в свое время, ситуационно отслеживать общественные процессы, и никто не берет на себя ответственность за постоянное теоретическое осмысление.

Сегодняшнее общество напоминает мне пасхальное яйцо, которое очень изящно и красиво раскрашено умелым Фаберже. На нем золотые орлы, цветы и эмблематика, на нем церковные главки, лазурь, а внутри этого яйца не цыпленок, а страшный паук или осьминог живой, свирепый: страшный симбиоз власти и криминальной, бандитской экономики, которая вырвалась из советской теневой экономики и пустила глубокие корни при Ельцине. Сложилась такая ситуация, что криминальный экономический делец может стать чуть ли не председателем Совета безопасности, а человек, который был чуть ли не главой Минфина и управлял финансовыми потоками страны, уходит в коммерческую деятельность, унося в портфеле секретные государственные разработки. Эта невиданная связка в последнее время получила законную кодификацию.

Совсем недавно еще многие сомнительные вещи были неформальными, но когда пришел Путин, структуралист, человек системы, человек, если угодно, закона, он придал этой жуткой, криминальной реальности форму закона.

Истребление русского народа со скоростью один миллион в год, приняло законный характер. Новая, повторяю, страшная и жуткая реальность , потому что в Латинской Америке при всей жути, происходящей там, население плодится, популяция умножается, появляются здоровые и энергичные женщины и мужчины, которые в Сан Пауло или в Рио-де-Жанейро танцуют на карнавалах при всех долгах и политической зависимости. А мы мрачно вымираем. Хотелось бы увериться, что наше движение сможет адекватно реагировать на эту реальность. Не является ли эта последняя сессия Думы Рубиконом нашей политической практики, не является ли она, наконец, тем мотивом, который должен заставить наших лидеров, концептуалистов иначе посмотреть на нас самих?

В.Ч. Да, судя по всему, Рубикон позади и кони под нашими думскими легионерами успели глотнуть воды из этой пограничной речки. И если нынешние юлии цезари недостаточно выразительно воскликнули: "Жребий брошен!", это сути дела не меняет -- жребий все же брошен. Мы стали свидетелями действий в Думе, совершенно вроде бы неприличествующих эдаким спокойным, уравновешенным коммунистическим мужчинам и женщинам. Когда они не достигли понимания среди "медведей" и их подголосков в нелегитимности вброшенного правительством распродажного Земельного кодекса, они встали вдоль подиума и преградили путь на трибуну Грефу. И несколько часов стояли с плакатами, гудели, заглушая всяких похмелкиных и плескачевских. Думаю, что для многих это был час прозрения. На этом, собственно говоря, останавливалось системное любезное сотрудничество коммунистов в Государственной Думе с теми, кто справа в работе над новыми законопроектами. Последние дебаты были куда жестче, чем обычно. Сейчас можно почувствовать острую настороженность левых к каждому предложению механического большинства, к каждому шагу правительства, к каждому появлению Грефа.

Путинское ГКЧП почему-то решило, что Греф и Кудрин самые подходящие дрессировщики для Думы и систематически выталкивает их на арену с хлыстом. Мне кажется, эти дрессировки плохо кончатся.

На меня сильное впечатление произвели народные заслоны на Охотном ряду, которые намерены были остановить властный произвол, схватить за руку антинародных голосовальщиков. Отрадно сознавать, что наши советские мужики, такие законопослушные и уравновешенные, способны броситься на милицейские щиты, преградить путь автопотокам, главное - сказать в лицо своими плакатами всю правду властям. Совершенно очевидно: летние выступления протестных сил весьма озаботили охранителей режима, власти выводили против народа многочисленные отряды омоновцев, прятали в переулках "засадные полки", готовые броситься в любой момент на разгон демонстрантов. Противостояние все более ожесточается, потому что нет надежды на справедливое решение насущных нужд большинства народа, на законы, действительно укрепляющие государство.

Путин исчерпал доверие за те полтора года, пока был у власти, он облачался в одежды патриота, государственника, заботливого руководителя. Сейчас происходит уценка его заявлений. В праздник военных моряков я слышал его скороговорку: да, да мы конечно, проявим заботу, Черноморский флот будет по-прежнему... То же самое насчет Тихоокеанского говорил Сергей Иванов. Слова уже донельзя девальвированы. Действия путинских гэкачепистов буквально опрокидывают их декламацию.

А.П. Путин представал как государственник, как патриот, как радетель убывающего населения во время своего первого послания Федеральному Собранию. И нам трудно было не искуситься, потому что, действительно, народ все время жил наивной верой в добрые перемены, а мы с тобой часть народа. Эти слова ласкали наш слух, они могли быть интерпретированы как искреннее желание спасти Родину иными, не советскими средствами. Ведь другое время на дворе, другое поколение. Нет советских трудящихся, красных директоров. И могло показаться: новые государственники, опираясь на опыт бурно развивающихся западных стран, на крупную буржуазию, создадут русское чудо, двуглавый орел засверкает новым блеском, русская духовность воспрянет, придут новый Лев Толстой, Могучая кучка и т.д. Мы надеялись, потому что трудно предположить страшный, сатанинский замысел во всем, что Путин принес с собой. Но теперь, когда утечка капитала стремительно растет и обеспечивается законом, когда казна по-прежнему пуста и не приходится ждать денег ни на флот, ни на ракеты, ни на матерей-одиночек, ни для одинокого недоедающего поэта и музыканта, а все деньги уходят этой узкой группе свирепых, ненасытных осьминогов, которых Путин спасает от преследования и к которым он себя причислил, с которыми он постоянно советуется, находится в плену у Спрута - Семьи, теперь эта иллюзия испарилась, у меня, например, и я вижу злой умысел.

Возникает и другое подозрение. Да, мы говорили, что президент хочет увеличить оборонный заказ, ведутся активные переговоры, создаются обширные проекты. Но невольно задаешься вопросом: не карманный ли это бизнес представителей новой власти? Именно потому она заинтересована в том, чтобы открылся для российского оружия китайский рынок, северокорейский, иранский , иракский. И радеет она не о русской геополитике, не о русском государстве, а о своем личном благе. Да, может увеличиться производство лодок, атомных реакторов, но деньги за все это не пойдут на создание новых городов, новых научных школ, а будут схвачены опять же олигархической группой, куда вошла новая власть, и вывезены за границу. По-прежнему туда уходят не только капиталы, а уходят даже сами конторы заводов. Скажем, норильский никель будет добываться здесь, а контора находиться в Западной Европе. Газ будет добываться здесь, в Уренгое, а контору переведут, скажем, в Рур, она будет выведена даже территориально за пределы России и станет недосягаема юридически.

С иллюзиями покончено. Они еще как бы витают в воздухе будто пыль от распавшегося золотого орла. Наступает время новой идеологии и нового поведения оппозиции во всех ее спектрах. Что ты думаешь об этом?

В.Ч. Прежде всего, нужна схема активных действий. В ее составление должны включиться интеллектуальные и ответственные силы оппозиции. Программы есть, они написаны на все времена, но нужно, чтобы мы под увеличительным стеклом рассмотрели те тезисы, те положения, которые необходимо применить сейчас, в новых условиях выживания страны и народа. Кстати, об оппозиции. Много было поз и декламаций всяких краснобаев об оппозиционности. Теперь думскими протоколами зафиксировано, где оппозиция, а где обслуживающий персонал путинского режима.

Мне кажется нужна очень серьезная организационная отмобилизованность и особенно элитарной части левого движения, уяснение своего места в новой фазе борьбы. Дело не только в непонимании, а в рутинности, в обыденщине, в инертности именно политических профи. Напрасно мы такие оценки даем народу: инертен, неповоротлив, неподъемен -- мы прежде всего сами грешим этим. Гигантские массы не могут быть наэлектризованы. Ни в какие времена в России весь народ не вступал в борьбу. Мы -- не Лихтенштейн, мы -- гигантская страна, где в активной политической жизни участвует определенный политизированный слой. И вот эта отмобилизованная часть народа действует порой интуитивно, без нашей особой помощи "просекает" ситуацию. Сейчас самое главное требование, которое должно быть сформулировано для элиты левого движения, прозвучит по-ленински мудро и практично: быть в гуще народа. Пусть сейчас нет рельсовой войны, искрометных митингов, но идет протестное восприятие чрезвычайных антинародных мер режима.

А.П. Ты прав, говорить, что народ спит, бездействует, апатичен, это неверно. Только что победил левый патриотический фронт в Нижнем Новгороде, в базовом, можно сказать, районе власти и демократов. Место, где, простите за сравнение, долго пасется козел, --там трава не растет. Немцов, Явлинский именно здесь отрабатывали свои "экономические модели", которые смели с лица земли все сельское хозяйство. Именно здесь сидит Кириенко, суперагент Союза правых сил -- это их человек, он не отрекался, не выходил из своей партии, чтобы быть администратором. Нижегородцы выбрали коммуниста Ходырева, причем, как ни странно, выбрали его не в деревнях, где традиционно голосуют за наших товарищей, его выбрали в городах, в торговой столице России, где банки, инфраструктуры волжских миллиардеров, где жизнь бьет ключом, -- он там победил. Это хороший симптом. Значит, народ хочет действовать, чувствует надвигающуюся угрозу, и мы должны увидеть это и использовать момент.

История в наш оппозиционный дом дважды заглянула: в 93 году она отдохнула у нас как птица протеста народа и была сожжена танками Грачева и Ельцина, и в 96 году, во время выборов, когда, я не сомневаюсь, победил Зюганов, и только страшная фальсификация вырвала победу у патриотов. Сейчас она может заглянуть третий раз. И скорее всего -- последний. Если мы и сейчас проявим себя аморфно, прокупаемся бархатный сезон в Черном или Средиземном море, народ отвернется от оппозиции.

Момент сейчас очень рискованный, во многом для нас решающий, может быть, трагический. Надо успеть сформировать новую политику, новую тактику до того, как народ взорвется неуправляемым и расточительным бунтом, либо отвернется и будет искать себе совсем иных форм политического проявления.

В.Ч. Региональные выборы вроде бы проходят незаметно для всей страны, но мы всякий раз видим: развертываются крупные битвы за Курск, за Иваново, за Тулу, за Нижний Новгород. И волны чернухи, криминала, фальсификаций все круче и круче. Вплоть до выстрелов доходит. Чикаго 30-х годов. А в результате мы слышим: несмотря ни на что, ни на деньги, ни на пиар, ни на угрозы, народ сказал свое веское слово. В Иванове побеждает наш крупный партиец. Еще не улегся дым политической пальбы над Тулой, там были сосредоточены мощные силы, чтобы спалить Василия Стародубцева, но народ избрал именно его. Сейчас и в Иркутске пробился во второй тур молодой политик, кандидат от КПРФ. Происходит как бы электоральный референдум -- народ выносит приговор реформаторскому курсу. Когда в Нижнем Новгороде две трети избирателей не приходят на второй тур - это значит, они не хотят защищать ни этого Склярова, ни этого Немцова, ни эти реформы. Они либо к ним равнодушны, либо их категорически не приемлют.

Активная часть наших борцов с реформами выставляет свои кандидатуры и добивается победы. Эту выборную полосу я бы сравнил с весной 91-го, когда власть пошла на референдум и спросила: вы за Советский Союз или нет? И народ сказал "за Советский Союз". Но тогда у власти оказалась кишка тонка и не нашлось той силы, которая заявила бы: вот мне дан мандат народом, поэтому будет Советский Союз!

Теперь мы имеем электоральный референдум. Теперь должна найтись сила в стране, которая воспользовалась бы его результатами и сказала: видите, вот мнение народа! Требуем серьезной перемены экономического курса.

И я также против того, чтобы наши кандидаты кокетливо приостанавливали свое пребывание в партии или отказывались от своей партийности. Это вообще нечестно. Нечестно прежде всего по отношению к избирателям. Если ты получил эту поддержку и с ней пришел к победе, то будь добр ее оправдать. Либо ты должен в период избирательной кампании сказать: вы знаете, люди, я вообще-то откажусь от партбилета и приостановлю пребывание в партии на следующее же утро, как только меня изберут. Хотел бы я посмотреть на результат голосования в таком случае. Люди затравлены перевертышами. После Нижнего Новгорода они говорят: мы - в шоке, другие добавляют: скользкие эти коммунисты. Какие высшие соображения заставили Ходырева корежить людям души?

А.П. Мне хотелось бы обсудить здесь некоторые издержки, на которых мы должны остановиться, повторяю, в предварительном подходе. Обсудим русский фактор, о котором мы постоянно говорим и постоянно хотим его освоить, а он ускользает у нас из рук. А также тему совпадения таких категорий как левый, то есть красный, и патриотический. Это разные вещи. Мы все время хотели их соединить. Получается. Так надо четко доформулировать суть народно-патриотического движения.

Еще должен сказать, что за эти последние годы мы потеряли в нашем движении очень много интересных , ярких людей. И в то же время к нам пришли несомненно очень мощные фигуры, которыми мы дорожим, такие как Алферов, Глазьев, Львов. Это очень крупные личности, исполненные огромного влияния, мощного интеллекта, но я жалею, что не получилось удержать Бабурина, что не удалось удержать Макашова, и всех тех людей, которых я бы назвал пассионариями, действующих почти безрассудно, но в которых кипит надаппаратная энергия. Есть угроза, что если продолжится такая сепарация, мы можем превратиться в движение чопорных серых сюртуков, которых мы видим в избытке в "Единстве".

В.Ч. Во всякой атаке теряются бойцы. Можно припомнить целый свиток имен, которые исчезли и растворились на том берегу, у демократов. Теперь вон даже Ельцин выпал из "ста имен" "Независимой газеты". Жаль, что в нашем стане происходят потери. Вдвойне жаль потому еще, что в наши ряды эти люди приходили не за то, чтобы получить пачку зеленых, а - бороться за идею. Бережнее надо относиться к людям. Вместе с тем не оставаться вечным пленником их амбициозности.

Вот ты заговорил о дефиците пассионариев. Да, очень нужны публичные ораторы, которые бы поднимали массу, которым верили бы, за которыми шли. Должен заметить, что и в Думе на протяжении трех созывов, произошло некоторое вымывание пассионариев. Бывало и в обороне, и в нападении блестяще держал линию Юрий Иванов, ни одну уловку демократов не оставлял незамеченной Валентин Мартемьянов, всегда был готов к бою по правовым деталям Олег Миронов. И теперь мы имеем замечательных парламентских бойцов, четко знающих свой маневр - Николая Губенко, Валентина Романова, Сергея Решульского... Но их усилий недостаточно. Фракция должна позаботиться о подготовке целого отряда атакующих трибунов, своих Бебелей. Ныне возникает острая необходимость не столько объясняться с "медведями", сколько использовать парламентскую трибуну для обращения к народу. Тем более что есть возможности тиражировать их слово. У левой оппозиции будет обозначаться умное, честное, темпераментное, благородное лицо.

Меж тем нам навязывают совсем других "пассионариев". Когда я вижу бедного Василия Ивановича Шандыбина во всяких "куклах", во всех спектаклях, во всех газетах, то мне становится горько. Наши враги хотят навязать обществу карикатуру на рабочего человека, на думского депутата, защитника наших идей. В то время как Ельцин в кукольных спектаклях выведен благородным дядюшкой, Шандыбину отводится роль ограниченной "страшилки".

А.П. Возвращаясь к итогам выборов, я сделал для себя один очень интересный вывод: и в выборах в Туле, и в Нижнем. Везде были конкуренты Ходырева и Стародубцева, выступавшие под эмблематикой путинского патриотизма, который он создал и который вбросил в народ. Я бы назвал его сусально-лубочный патриотизм, под который он сам пришел к власти, полагая, что это безотказно, что вся эта риторика, которой он пользовался и пользуется затрагивает народное сердце, и народ с тощим животом и худыми ребрами побежит за его идеей великой России, двуглавым орлом, державой, православием и т.д. Но этого не происходит. То есть сусальный патриотизм не проходит.

Более того, народ сквозь этот сусальный патриотизм, который как бы делает Путина президентом нашей истории, президентом нашего народа, разглядел в нем президента олигархов -- Фридмана, Абрамовича, Дерипаски, узкой группы хищников, которые вгрызлись в народное русское тело и выедают его до дна. Путин - это не президент русской истории, а президент глобализма. Это не президент русского вымирающего народа, а президент группы национальных предателей. И в этом смысле удивительно, что народ подсказывает нам некий критерий, по которому можно проверить патриот ты или нет. Потому что сегодня любой бандит, который закопал в брянском или подмосковном лесу десяток несчастных конкурентов и поставил храм - считается патриотом. Любой блатняга бритый, любой бык с золотым крестом, усыпанным бриллиантами, с которым он моется в бане и развлекается со шлюхами, считается патриотом и православным человеком. Любой чин в рясе, который идет на Рублевское шоссе и машет там кадилом над лазурными дворцами, над зоопарками с жирафами , освещает этот извращенный быт, считается сыном церкви Христовой...

На самом же деле патриот тот, кто, конечно же, и за русский храм, и за русскую историю, и за Куликовскую битву, но и за нищих, которые роются в мусорных ящиках, за бомжей, наполнивших свалки городов, которые в прошлом являлись учителями, учеными, высококвалифицированными рабочими. Патриот тот, кто за народ. Даже если ты атеист, но жертвуешь собой за народ, ты - патриот. Даже если ты не носишь креста на груди, а носишь обычную гильзу от патрона со своим солдатским номером, умираешь на поле сражения как крестьянский сын, когда твой сверстник, сынок олигарха, учится, как ельцинский внук, где-нибудь в Англии, то ты крещен этой кровью, которой поливаешь поле сражения, ты за народ и ты христианин. И священство, которое слишком, на мой взгляд, облепило нынешний престол и все время блещет своими ризами и золотит шатры и главы своих храмов, -- оно слишком далеко ушло от заповеди Христовой, что легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем богатому войти в царствие небесное. Христос всегда был с бедняками, Христос не был во дворцах, он был в хижинах, рядом с двумя несчастными распятыми разбойниками, которые сейчас наполняют наши тюрьмы, наши следственные изоляторы. Там обездоленный русский народ. Выборы показали, что народ понимает: левая идея, народная идея -- поистине патриотична.

В.Ч. Я бы добавил: идея не для поклонения, а постоянно работающая идея. Каждому оппозиционеру важно уяснить: чтобы тебя поняли как настоящего патриота, ты должен быть с народом в таких ситуациях, когда ему очень тяжко, когда ему нужны и утешения, и наставления, и призыв.

А.П. Еще один момент нуждается в осознании. То, что обозначается понятием антиглобализм. Это движение возникло внезапно, стихийно. Сейчас оно волнами прокатывается по Европе, по Америке. Оно становится всеобщим. В антиглоболизме -- этом планктоне, который, казалось бы, практически не регулируется никем, -- нет Коминтерна, нет мирового КГБ, нет Советского Союза - обнаруживается мощный магнетизм. Туда подключаются все новые и новые силы. То есть возникает такой кипящий котел, который не принимает эту новую супер-империалистическую реальность, называемую новым мировым порядком, куда так страстно стремится российский президент, прямо млеет, когда он находится вблизи "семерки".

Наше патриотическое движение достаточно индифферентно к тому, что происходит в Европе, и этот дефект, мне кажется, должен быть исправлен очень быстро. В чем сложность исправления этого дефекта? В том, что те движения, которые там фигурируют, кипят и возбухают, они во многом радикально левые. Там есть силы, которые называют себя троцкистами. Там есть силы, которые называют себя анархистами, там есть силы, которые называют себя нигилистами. Но там есть силы, которые называют себя палестинской интифадой, там есть могучий Китай и Куба, и вот это новое левое движение , еще очень пестрое, молодое предлагает нам вспомнить о левом генезисе нашего движения. Именно левый политический авангард - и есть тенденция развития, новизны, эксперимента. Хорошо, мы будем ходить по заводам, по солдатским каптеркам, если нас туда пустят, будем ходить по машинным совхозным дворам, говорить о правах трудящихся , про новый КЗоТ, Земельный кодекс -- это все надо. Но самым страшным врагом является ныне глобализм. Теперь Путин стал фрагментом одной восьмой части глобализма. И бушующая Генуя, все эти горящие автомобили, битые витрины, выстрелы карабинеров -- это синяки под глазами российского президента. Как нам встроиться в это мировое антиглобалистское движение, повторяю, с нашей некоторой бархатностью, земкостью, советскостью?

В.Ч. Это встраивание может быть вполне естественным. Что нас сдерживает? Наверно, некая родовая принадлежность к КПСС, которая была государственно-образующей структурой в СССР. А Советский Союз как супердержава блюл принцип невмешательства, отношения строились на государственном уровне, и поэтому коммунисты той поры не перетекали через кордоны, для того чтобы пополнить ряды борцов за рубежом. Но тогда в этом была логика, поскольку было два мировых полюса. И мы отстаивали интересы своих трудящихся и всех трудящихся в мире. Была абсолютно другая картина планеты, другой расклад сил. Но теперь мы не являемся государство-образующей партией , мы партия борцов, у которой есть своя очень четкая идеология, свой социальный идеал.

Совсем недавно Путин сказал на пресс-конференции, на которую он ни тебя, ни меня не пригласил, что давно советовал коммунистическим лидерам переименовать партию и назвать ее РСДРП. Наши читатели говорят: Путину стало бы очень плохо. выйди на сцену вновь РСДРП. Это была партия крутая, революционная, наступательная с очень жесткими методами борьбы, у нее были свои минимальные и максимальные программы, но все радикальные.

Смотри, с чем идут глобалисты. Они идут с флагом Че Гевары, с портретами Сталина, Мао, там весь бунтарский, но в то же время и левокоммунистический спектр, который в прошлом веке создал новую цивилизацию. И мы должны сознавать свою ответственность за эти знамена, за эти образы. Не просто умножать ряды на генуэзских мостовых, а привнести свое просвещение, свои идеи, мы должны выставить свои разумные планы борьбы с мировым захватом.

Мировое правительство сейчас как бы легализовалось в этой "восьмерке", в вызывающих саммитах, которые принимают решения по-масонски секретно, никаких документов не публикуется, просто договариваются друг с другом. Бунтарская стихия мира почувствовала, что здесь нервный узел империализма, в него надо бить, и мы должны найти туда свои пути.

А.П. Я бы, например, был восхищен, если бы в тот момент, когда в Генуе заседала "восьмерка" с Путиным, туда бы поехал Геннадий Андреевич Зюганов. Но он был бы не во дворце, а среди генуэзских повстанцев. Какой бы был мировой эффект, какая бы это была бомба грандиозная, каким бы новым человеком он вернулся к нам сюда и какими бы другими нас он сделал этим своим вояжем...

Хочу также сказать, что необходимо резко усилить интеллектуальное составляющее нашего движения. И такой интеллектуальной составляющей является интеллигенция. Один из дефектов нашей работы - абсолютное пренебрежение к интеллигенции, которая все эти годы была рядом с нами, предана была нам, несмотря на свои хвори, если это старики, и несмотря на страхи за карьеру, если это молодые люди. Они голосовали за Зюганова, присутствовали на всех наших мероприятиях, печатались в газетах. Но не припомню ни одного пленума НПСР по культуре. А интеллектуалы сейчас крайне необходимы. Только они могут зафиксировать новый момент, выделить главное направление, внести в практику, одарить идеями и формулировками тех, которые пойдут на заводы, в поля и на генуэзские площади, дымящиеся сожженными автомобильными скатами.

В.Ч. Беда тут не в пренебрежении - этого я лично не усматриваю, а в некоем самоуничижении, отстраненности: мы, дескать, полевые пропагандисты, орговики, они - творцы для праздника души. Патриотическая интеллигенция оказалась организационно не задействованной на главном направлении - спасении Отечества. Вспоминаю за эти 10 лет наши красные вечера-манифестации, как светились вдохновением лица Губенко и Дорониной, Распутина и Ножкина, Петровой и Клыкова. Ты сам можешь назвать множество имен. Вечер проводили вместе. а потом надолго расходились по редакциям, театрам, мастерским. Нам не хватает организованности для совместных действий интеллигенции в своем общественном пласте.

Почему бы нам не развернуть движение по экологии культуры, почему бы нам не создать комитеты спасения русского языка, русской школы. народного творчества, почему бы патриотам не провозгласить вновь: алло, мы ищем таланты!.. Русские, народные таланты! Режим и четвертая власть под улюлюканье Запада завалили нас отходами масскультуры, всяким рекламным мусором. Уже утробно голосят: дай волю алчности... Мы (янки) делаем климат в России... Почему не может быть организованного сопротивления? Я видел бы огромную пользу именно в организованном выступлении интеллигенции. Это создало бы цепную реакцию в стране.

А.П. Завершим нашу беседу тем, с чего мы ее начали. Мне кажется, что такое наше спонтанное собеседование не может заменить плотного концентрированного обращения оппозиции к обществу в духе "Слова к народу", но уже в новом политическом периоде. Горькие 10 последних лет с огромным количеством поражений, в том числе и стратегических, требуют новой формулы борьбы, которая была бы понятна всем слоям нашего сражающегося, сопротивляющегося общества. И благоденствующие осьминоги должны знать: их преступные замыслы и интриги против народа поняты и раскрыты. Их хищнические законы и порядки - неприемлемы. Их античеловеческие деяния не останутся безнаказанными.