Величие Льва Николаевича Толстого как писателя не требует никаких новых доказательств и превосходных эпитетов, это — общепризнанная истина. Однако и теперь недостаточно широко известны его темперамент и мужество борца за справедливость, непреклонность в ее отстаивании, глубина проникновения в общественные проблемы.

Легко показать это на его отношении к так называемой столыпинской реформе — закону 1906 г. о праве выхода крестьян из общины и установлении частной собственности на выделенную им землю (отруба). Реформа, что называется, не пошла, и царское правительство, в лице прежде всего председателя Совета министров П.А. Столыпина, прибегало к разным хитростям и мерам прямого насилия, чтобы продвинуть “реформу”. Кстати, то же повторяется и в наши дни. Опыт обращения к Столыпину побудил Л.Н. Толстого записать 9 марта 1909 г.в своем дневнике: “Надо в приемах жизни выражать свою расценку людей: сострадательное отвращение к П. Столыпиным и всяким Гершельманам и министрам, и уважение к мужику, и сострадательное уважение к рабочему босяку”. Такое непривычное для марксистского глаза смещение классового подхода было у Толстого обусловлено тем, что связь с землей он ставил очень высоко, и крестьяне потому были выше рабочих.

Публикуемое (в сокращении) письмо в наше “окаянное время” чрезвычайно злободневно: готовящийся к принятию закон “О местном самоуправлении” отбирает землю — в конечном счете — и у крестьян. Антинациональная, антинародная политика в свое время обернулась крахом царизма и гибелью ее творцов и кураторов. Но, как говорил Гегель, история никого ничему не учит; какой-то остроумный автор добавил: но больно наказывает за невыученные уроки.

Владимир МАРКОВ.

Если революционеры всех партий имеют успех, то только потому, что они опираются на доходящее до озлобления недовольство народа.

...Нужно уничтожить вековую, древнюю несправедливость.

Несправедливость эта — совершенно подобная на моей памяти уничтоженной несправедливости права владения человеком, крепостного права, и столь же противная основным законам добра, — несправедливость эта, так называемое право земельной собственности, чувствуется теперь всеми людьми христианского мира, но особенно живо русскими людьми. Если и не одно сознание этой несправедливости породило русскую революцию, то поддерживает и дает ей главную силу именно эта смутно сознаваемая и большей частью ложно понимаемая несправедливость.

Несправедливость состоит в том, что как не может существовать права одного человека владеть другим (рабство), так не может существовать права одного, какого бы то ни было человека, богатого или бедного, царя или крестьянина, владеть землею как собственностью.

Земля есть достояние всех, и все люди имеют одинаковое право пользоваться ею. Признается это или нет теперь, будет ли, или не будет это установлено в близком будущем, всякий человек знает, чувствует, что земля не должна, не может быть собственностью отдельных людей точно так же, как когда было рабство, несмотря на всю древность этого установления, на законы, ограждавшие рабство, все знали, что этого не должно быть.

То же теперь с земельной собственностью.

Но для того, чтобы это могло быть сделано, необходимо действительно уничтожить ее, а не распространять, перемещать это право с одних лиц на других, не только признавая это право за известным сословием, за крестьянами, но поощряя их в пользовании этим правом, как это делается в отношении крестьян. Для того, кто понимает этот вопрос в его истинном значении, должно быть ясно, что право владения собственностью хотя бы одним осьминником земли, будь владелец распрокрестьянин, так же незаконно и преступно, как владение богачом или царем миллионом десятин. И потому вопрос не в том, кто владеет землей и каким количеством, а в том, как уничтожить право собственности на землю и как сделать пользование ею доступным всем...

Предлагаю я Вам великое, по своей важности, дело. Отнеситесь теперь вы, правительство, к этому земельному вопросу не с жалкими, ничего не достигающими паллиативами, а как должно по существу вопроса, поставив его так, что вы не задабривать хотите какое-нибудь одно сословие или делать уступки революционным требованиям, а так, что вы хотите восстановить с древнейших времен нарушенную справедливость, не думая о том, сделано ли это или не сделано еще в Европе, и вы сразу, не знаю, успокоите ли революцию или нет, — этого никто не может знать, — но, наверное, будет то, что один из главных и законных поводов, которыми вызывается раздражение народа, будет отнято у революционеров...

Вам предстоят две дороги: или продолжать ту, начатую вами деятельность не только участия, но и руководства в ссылках, каторгах, казнях, и, не достигнув цели, оставить по себе недобрую память, а главное, повредить своей душе, или, став при этом впереди европейских народов, содействовать уничтожению давней, великой, общей всем народам несправедливости земельной собственности, сделать истинно доброе дело и самым действительным средством — удовлетворением законных желаний народа, успокоить его, прекратив этим те ужасные злодейства, которые теперь совершаются как со стороны революционеров, так и правительства...

Если есть хоть один шанс из ста в том, что Вы успеете в этом великом деле, Вы обязаны начать его. Но я думаю, напротив, что шансов успеха больше, чем неуспеха. Только начните это дело, и Вы увидите, как тотчас же примкнут к Вам все лучшие люди всех партий, с Вами же будет все стомиллионное крестьянство, которое теперь враждебно Вам. С Вами будет могущественнейшая сила общественного мнения. А когда эта сила будет с Вами, очень скоро само собою уничтожится, рассеется то все растущее озлобление и озверение народа, которое так тщетно пытается подавить правительство своими жестокостями.

Да, любезный Петр Аркадьевич, хотите Вы этого или нет, Вы стоите на страшном распутье: одна дорога, по которой Вы, к сожалению, идете — дорога злых дел, дурной славы и, главное, греха; другая дорога — дорога благородного усилия, напряженного осмысленного труда, великого доброго дела для всего человечества, доброй славы и любви людей. Неужели возможно колебание? Дай Бог, чтобы Вы выбрали последнее.