Перед областным Дворцом культуры в городе Липецке я подошел к нескольким людям и попросил назвать самую любимую песню про никак не наступающую зиму. Почти все, кроме двух школьников, называли «Ой, мороз, мороз...». На вопрос: «А знаете, кто ее написал?» — единодушно отвечали: «Народ!». И только одна женщина, ответив так же, вдруг спохватилась: «Ой, нет. По-моему, наша какая-то женщина сочинила. Чуть ли не здесь работает», — кивнула на здание ДК.

     Полвека назад на прослушивании в знаменитом тогда Воронежском хоре пробовалась молоденькая девушка из глубинки — Нина Тарасова. Она так волновалась и дрожала от страха, что никак не могла перед художественным советом внятно пропеть какую-то песню про мороз — не разобрать толком. Художественный руководитель в выражениях не стеснялся, оборвал ее: «Ты чего там бурчишь под нос? Знаешь песню из нашего репертуара?». Она спела, ее взяли просто хористкой — уж больно красивая девушка была, мол, распоется. А поручили позаниматься с нею солистке хора, подруге легендарной уже Марии Мордасовой — Маше Морозовой.

     Мария Павловна вспоминает: «Мы только что поженились с Александром Уваровым, у Александра Михайловича был такой красивый голос, такой мягкий тембр, наши голоса так сливались («Как судьбы слились», — встрял я)...да, что я поняла: надо искать хорошую песню на двоих. Целую гору сборников взяла (тогда почему-то без нот песни печатались), натолкнулась на листок с записью, оставшийся после прослушивания с начальными строчками «Ой, мороз, не морозь меня...». Морозова пошла к подопечной: «Нина, ты знаешь, что там дальше, как мелодия-то первого голоса внятно звучит?». «Там дальше про разбойника чего-то», — отмахнулась молодая хористка. Вскоре за ней приехал ухажер и увез из Воронежа, а листок — остался...

     Мария Морозова-Уварова, которая уже с одобрения Мордасовой сама начала писать припевки, продолжала искать песню для семейного дуэта и вдруг однажды ночью проснулась и прямо натолкнулась на листок с обрывками строк песни («Как подложил кто!»). Тут же начала сочинять песню, продолжать ее после непонравившейся, какой-то гогочущей строчки: «Моего коня долгогривого». Сразу заменила на «белогривого» и нашла неточную по звукописи, но психологически безупречную рифму для лучшего куплета с переходом в следующий:

     У меня жена, ох, ревнивая,
     У меня жена — раскрасавица,
     Ждет меня домой, ждет-печалится.

     Ну и дальше замечательные строчки — естественные и очень земные сочинились: «Я вернусь домой на закате дня, обниму жену, напою коня». Они напоминают мне гениальную вологодскую частушку, сложенную девушкой — счастливой дочкой:

     Тятя лошадь запрягает,
     Мама вожжи подает.
     Тятя маму поцелует —
     Мама козырем пойдет.

     Сколько любования в этой частушке! И столько же любви, слиянности с природой в песне, которую досочинила, придумав мягкую, льющуюся мелодию, молодая, красивая (и, наверное, тоже ревнивая) жена-певунья.

     Она показала ночное сочинение мужу, ему очень понравилось, решили спеть разученную песню на Новый год своей большой и понимающей толк родне: сестра и брат Марии тоже пели. «Все за столом были в шоке!».

     — Разве так тогда говорили?

     — Ну, обалдели, по-русски говоря. Всю ночь просили песню повторять. Брат Ванюшка, царство ему небесное, говорит: «Марусь, аж мороз по коже», а сестра Нина (она в Липецке сейчас со мной живет) стала советовать: покажи художественному руководителю Муссолитинову. А мы с ним не разговаривали (не хочу даже объяснять почему... Я много от него натерпелась, — подняла гордо голову Мария Павловна). Но все-таки насмелилась, попросила послушать. Он после репетиции с недовольным видом остался, но, прослушав песню, велел ее дважды повторить и бросил концертмейстеру Шматько: «Сделай оркестровку». Тот больше года тянул, откладывал в круговерти дел и только в ноябре 1956 года сделал достойное сопровождение. Запели под оркестр — само полилось. А на следующий день хор уезжал в Удмуртию с заездом в Москву для записи пластинки. Приехали в Дом звукозаписи, там режиссер такой то-олстый был, Сан Саныч. Сделали почти все записи, оркестранты пошли обедать, человек семь остались в студии, мы решили «Ой, мороз» повторить, попробовать еще раз. Спели, а Сан Саныч кричит из режиссерской: «Песня записана!». Как? — у нас оркестр не весь! «Хорошо записалось, душевно. Слушайте в эфире»...

     Мы даже расстроились. Поехали на гастроли. Как сейчас помню: город Глазьев. Выходим на сцену, только наш дуэт объявили, в зале кричат: «Ой, мороз!». Мы так и опешили: откуда знают? Оказывается, пока мы в пути были, песня прозвучала по Всесоюзному радио. Такое творилось — скандеж пошел, как сейчас говорят. И десять лет мы эту песню пели в хоре, потом вдвоем стали работать — это же наша визитная карточка, и афиша, вот видите, тоже обыгрывает нашу песню. Но когда песню передавали по радио и пластинку выпускали, написали: слова и музыка — народные. Господи, а я разве знала, что такое авторское право! С этой песней приехали на гастроли в молодую Липецкую область. Успех — потрясающий! Нас пригласили работать в область, создать свой ансамбль. Теперь «Россиянке» уже 30 лет...».

     Тут в беседу вступила директор Дворца культуры Маргарита Петровна: «Я девчонкой была, когда Уваровы приехали в городок Данков, недалеко от Куликова поля. Как запели «Ой, мороз...» — восторг, шквал аплодисментов в ушах до сих пор стоит». Правда, героиня директорских воспоминаний по секрету пожаловалась, что после торжественного празднования 80-летнего юбилея ей в ДК предложили добровольно уйти на пенсию, передать свое детище руководителю помоложе. «Почему? Я ни разу бюллетень не брала, на гастроли больная ездила, на репетицию никогда не опаздывала». И такая горечь звучит в ее словах...

     Подобную горечь она испытала и после выхода фильма «Хозяин тайги», где Валерий Золотухин спел «Ой, мороз». Вроде песня обрела второе рождение, снова полетела над заснеженными просторами, но каково было Марии Павловне прочитать в журнале, что услышал актер ее в алтайском селе, а в сборнике и вовсе, что напев песни — В. Золотухина. «Да он же нота в ноту поет, как на нашей пластинке. В фильме и вторая песня — впрямь алтайская «Не одна во поле дороженька» — из репертуара хора есть, но она не так запомнилась после фильма. Но с другой стороны, спасибо тебе, актер Золотухин! Я хоть в сердцах правду рассказала».

     Воспитанница Дворца культуры Наталья Шарапова стала работать в телерадиокомпании «Липецк», сделала яркий и добрый очерк о Марии Павловне («Я ей, как себе, верю!»), но, как всегда, нашелся один разоблачитель из конкурирующей «независимой» телекомпании, которую очень поддерживала «яблочная» «Новая газета». Он стал уверять, что видел в областной библиотеке эту песню в сборнике ХIХ века. Наталья с мамой перерыла все песенники, но ничего подобного не нашла. После выпада местного недоброжелателя и я обратился к песенным сборникам. В справочно-библиографическом отделе областной научной библиотеки мне любезно подобрали фольклорные издания — там ничего похожего не нашел. Приехал домой, стал рыться в домашней библиотеке. Взял два наиболее авторитетных песенника, вышедших до 1954 года — года создания песни. «Русские песни» под редакцией профессора Ив. Розанова (Худлит — 1952) и «Русские песни» (Музгиз — 1953). В первом между «Ой, да ты батюшка, Оренбург-город...» и «Ой, полна, полна коробушка» — «Мороза» — нет, во второй тоже между «Ой, загоралась во поле ковылушка» и той же некрасовской классикой — тоже отсутствует, хотя научный коллектив в предисловии подчеркивает: «В сборник включены в основном песни популярные или заслуживающие практического применения. Лишь небольшое количество песен имеет скорее познавательный, чем практически-исполнительский интерес». Неужели песни про Оренбург или забытую ковылышку имели больший «практически-исполнительский интерес»? Это лишний раз доказывает, что к тому времени в завершенном, любимом слушателями виде такой песни не существовало.

     Мария Павловна снова прямодушно признается, что шесть первых строк с морозом и неудобопроизносимым «долгогривым конем» — она записала, но тот, кто всерьез занимался фольклором, может привести десятки примеров сознательного или невольного заимствования, перетекания образов и строк, приемов использования фольклорных шедевров. Первый и тут, конечно, Пушкин, который творчески использовал многие песни и сказки, услышанные в детстве от липецкой бабушки Марии Алексеевны и няни Арины Родионовны, а потом записанные в Михайловском и в Болдине. Кстати, он первый записал знаменитый зачин: «Течет речка по песочку», потом каторжане и старатели добавили: «Золотишко моет». Литературовед и сотрудник органов Вл. Орлов подчеркивал, что в «Двенадцати» Блока «частушка была поднята на высоту великого искусства». Владимир Маяковский почти дословно повторяет частушку, чтобы описать разгром армии Колчака:

     Суди, люди, суди, бог,
     кого я любила,
     по морозу босиком
     рысью отходила.

     В припевке — чуточку иначе: «К милому ходила». Михаил Исаковский берет из народной песни ярчайший образ: «И такой на небе месяц, хоть иголки собирай».

     Ну а что такое удачно продолжить народную песню, блестяще ее завершить — может осознать не поверхностный разоблачитель, а только тот, кто сам бился над вариантами немудреных строк песни, пока они не полетели, не стали естественными, как дыхание. Про роль первого исполнителя, интерпретатора — разговор особый. Я уже писал на этих страницах, что «Подмосковных вечеров» не было бы, если бы их не услышал случайно, не исполнил задушевно народный артист СССР Владимир Трошин. Ведь сам великий Василий Соловьев-Седой выбросил ее в корзину со словами: «Это — моя неудача!». А Трошин уговорил записать ее и спел по радио в «Добром утре». На следующий день песню подхватила вся страна.

     Мария Морозова-Уварова не просто автор или соавтор песни, она — ее творец в творческом, исполнительском и чисто человеческом смысле. Недоброжелатель вспоминает, что когда-то Мария Павловна объявляла со сцены: «Послушайте, как поют про мороз у меня на северной родине». Ну и что? В годы моей молодости, например, многие поэты (я сам принадлежу к их числу), стесняясь декламировать стихи даже в дружеском кругу, брали гитары, учились примитивному аккомпанементу, чтобы петь строки под перебор струн — тогда становится непонятно: свое поешь или чужое? Наверное, и раньше так было: зачем-то Аполлон Григорьев напевал свою «Цыганскую венгерку» лично, но без всякого афиширования, как будто этот шедевр — народный, цыганский. Это сегодня на шоу-рынке продвинутый молодняк еще не сочинит ничего стоящего, а уже — авторская песня, слова и музыка такого-то. Состоялись ли они, заденут ли кого или сгинут в одночасье? — и вопросов не возникает: авторских прав — больше, чем авторских удач. А дуэт Уваровых испытал со своей песней «Ой, мороз, мороз» сценический триумф, но никогда не выпячивал вовремя не засвидетельствованное авторство. Да, может, и стеснялся его...

     Природная скромность Морозовой и сегодня, когда она в сердцах рассказала подробную историю создания знаменитой песни, не вызывает сомнения. Стали записывать песенку ее детского коллектива «Тараторочки», она предложила шуточно-игровую про таракана. Мы с режиссером Екатериной Чумаковой послушали, уточнили: «Что за песня?». «Из репертуара Северного народного хора», — ответила Мария Павловна. «А еще что-то есть, позадорнее, посовременнее, без тараканов?». Она предложила спеть про липецких девчоночек. Очаровательный ансамбль грянул, ожил на глазах. «Вот то, что нужно! — вскричали мы одновременно. — Чьи припевки?». «Мои», — пожала она плечами. В нашей телевизионной и радийной практике обычно нормальный художественный руководитель в первую очередь показывает свою песню, а тут — в последнюю. Это ли не говорит о характере великой русской женщины, певуньи, скромницы, таланта из глубин того народа, который, увы, все меньше поет родных песен?

     «Будете писать обо мне, — горячилась подвижница, — напишите обязательно, что я к президенту лично обращаюсь: Владимир Владимирович, неужели вы не видите, что творится на телевидении? Порой неделями русскую народную песню не услышишь!». Я ее успокаивал, как мог, а потом сказал в сердцах: «Да все Путин прекрасно видит и сам таких министров, как Лесин и Швыдкой, назначает. Как раз они, ненавистники русской песни, его вполне устраивают». Наивная женщина, не получившая к 80-летию достойной награды, смотрела недоверчиво...

     Мария Павловна, еще раз поздравляю вас публично со славным юбилеем, желаю по-прежнему не брать больничных, не опаздывать на концерты и репетиции, немыслимые без вас, и — спасибо за подлинно народную песню «Ой, мороз, мороз...». С Новым годом, свежим снегом и здоровым морозом!

Б. АЛЕКСАНДРОВ.
Липецк — Москва.

     Уже после написания этого материала в редакцию пришло сообщение о том, что погиб первый исполнитель песни «Ой, мороз, мороз...» Александр Уваров задохнулся дымом от вспыхнувшего лака, реставрируя музыкальные инструменты.

     Александр Михайлович лично мастерил для своих воспитанников инструменты и мастерски восстанавливал старинные и совершенно забытые сегодня приспособления для извлечения звука. Большое количество раритетных рожков, свистулек и трещоток Уваров передал в местный краеведческий музей.

     Реставрацией древнего струнного инструмента он занимался и в тот трагический вечер. Неожиданно вспыхнул сваренный мастером лак. Пламя перекинулось на одежду пенсионера, а затем огнем оказалась объята и кухня квартиры Уваровых. Мария Павловна пыталась спасти супруга, но безуспешно. Не удалось сохранить жизнь Уварова и прибывшим на место происшествия медикам. Несмотря на возраст, Александр Уваров был полон энергии: в наступающем году вместе с супругой он собирался отметить целый ряд юбилеев — собственный и созданного им в Липецке ансамбля.