Никак не выходит у меня из головы одна жизненная сценка. Сижу я однажды в парикмахерской, жду очереди. Рядом со мной — мужчина лет сорока—пятидесяти. Типичный постсоветский интеллигент: поношенный костюм, полуразвалившиеся ботинки, очки в дешевой оправе, изможденное, унылое лицо пришибленного сегодняшним житьем человека. Работает телевизор, мы одним глазком посматриваем в его сторону. Вдруг из телевизора зазвучал советский гимн, с новыми «реформенными» словами — это было самое начало правления второго «всенародного избранного», когда он примерял маску патриота. Мой сосед тут же вскакивает — взгляд почти безумный, губы трясутся, и как закричит на всю парикмахерскую: «Идиот! «Совок» проклятый! Опять в нищете жить будем!». И выскочил пулей на улицу. Народ в парикмахерской даже хмыкнул.

     Смысл тирады этого, по всей видимости, идейно крепкого либерала, которого не сломило даже лицезрение воплощения его любимых либеральных идей в жизнь, понятен: «возвращаются советские атрибуты, того и гляди, вообще советские времена вернутся» (тогда многим казалось, что Путин — скрытый просоветский патриот, хитро внедрившийся в Семью). Но вот что удивительно: ладно бы, эту тираду выпалил какой-нибудь бритый бизнесмен с толстенной золотой цепью и с собственным «мерседесом» за окном». Ему в советские годы точно в жизнь бы не видать такие деньги. В те времена по Москве на иномарке ездил, например, Высоцкий, но он ведь был известнейший артист, он своим талантом и трудом деньги на нее заработал и в Париже ее купил. То ж Высоцкий, а не спекулянт какой-нибудь! Но сказал это не бизнесмен, а, повторю, интеллигент, изрядно потрепанный либеральными реформами. Причем интеллигент «в возрасте», который прожил при социализме большую часть жизни, который в ту эпоху, будучи конструктором, а то и вузовским преподавателем, мог себе позволить и в Сочи раз в два года отдохнуть, и в профилакторий регулярно съездить, и детишек в школе и вузе бесплатно выучить, и квартиру опять-таки бесплатно получить.

     А сейчас он последний костюм донашивает, зарплату уже год не получает, судя по его шевелюре, стрижется не чаще раза в два месяца, а уж о том, чтобы зубы починить и тем более внуку обучение в институте оплатить, — разговора нет. Раньше, правда, ему Солженицына запрещали читать, только он все равно же читал — перепечатанного на машинке, ночами, а потом в курилке обсуждал, и никто его — представьте! — не арестовывал. А теперь читай — не хочу, в каждом магазине этого Солженицына, как раньше плавленого сырка «Дружба», но стоит он, увы, столько, что если пару книжек купишь, то к концу месяца станешь как узник Соловков, брошенный в карцер и объявивший сухую голодовку. Впрочем, это я все-таки для красного словца завернул, а если серьезно, никто же не отрицает, что были недостатки при прошлой, Советской власти и жизни. Были скучные партсобрания, были чванливые парторги, были бессовестные начальники. Если не на иномарках, то на черных «Волгах» ездили не только известные артисты, но и чинуши-карьеристы, а то и проворовавшиеся завбазами, которым в столыпинских вагонах бы ездить в другом, северном направлении... Правда, роскошь их была все же не такой вызывающей, наглой, циничной, как у нынешних «хозяев жизни». И был, действительно, страх, что тебя «по головке не погладят» за чтение самиздата, и если уж не посадят — времена были давно не те, — то из партии или из комсомола вышибут. И было желание свободно обсуждать проблемы своей страны, участвовать в их решении, а номенклатурщики стеной стояли и никого «не пущали». Все это было... Но ведь нищеты-то как раз и не было!

     Наоборот, сейчас мы брошены почти в нищету, и никакого просвета не видно! И кстати, те же номенклатурщики, теперь уже переквалифицировавшиеся в «демократов», все равно нас ни к чему «не пущают», и пугают только... Не исключением из партии, нет, увольнением с работы, что по нашим временам иногда равносильно голодной смерти... И те крохи демократии, которые обычный советский человек в 80-е годы имел (например, я мог выступить на комсомольском собрании и сказать, что я думаю о плохом комсорге, пускай и под косые взгляды президиума, и меня ведь могли поддержать рядовые комсомольцы!), теперь, при «демократии буржуазной» мы лишились напрочь! Попробуй сейчас скажи что-нибудь о своем плохом начальнике... Да и негде сказать, собраний-то нет! Да и повода нет, он ведь теперь перед нами никогда и ни в чем не отчитывается!

     Так почему же этот интеллигент уверен, что раньше он жил в нищете, а теперь он живет лучше? Почему он телевизору и либеральным газетам верит больше, чем собственной памяти? Почему он не может и не хочет просто повспоминать и спокойно подумать? Почему он безбожно раздувает недостатки тогдашней жизни и «забывает» о ее достоинствах? Это что с его мозгами нужно было сделать, чтобы он почитал очередное пропагандистское, да еще и шитое «белыми нитками» вранье за простую «истину», не нуждающуюся в доказательстве?

     Я долго терзался этим вопросом и, наконец, недавно рассказал об истории сей — почти анекдоте, согласитесь — своему другу, такому же преподавателю вуза, как и я, вовсе даже не «левому» по своим взглядам, а скорее даже аполитичному. Он мне ответил: «а что ты хочешь? Кто в этом виноват, кроме нас с тобой? Таких же преподавателей, как мы? Кто ему в институте курс философии читал, про диалектическую логику рассказывал? Ведь этот курс читается, чтоб человека мыслить научить самостоятельно, явления жизненные анализировать с разных сторон, соотносить теорию с практикой. А его вместо этого белиберду заставляли зубрить об агрегатных состояниях воды и об «алгебре революции»! Вот он теперь и неспособен простейшие жизненные факты соотнести со своими воззрениями: помнит и видит одно, говорит другое и никакого противоречия не чувствует, потому что не только диалектическую, простую аристотелевскую логику не знает и применять не умеет... От одной идеологии он избавился, но вместо того чтобы начать самостоятельно, критически мыслить, он попал в плен к другой идеологии. С вывернутыми наизнанку теми же самыми стереотипами. Одна идеология ему твердила, что в СССР всем и всегда жилось и живется хорошо. Он ей верил до поры до времени, потом переметнулся ко второй идеологии, которая твердит совершенно противоположное: в СССР никто и никогда, кроме маленькой партийной верхушки, не жил даже в простом достатке. И то, и другое, конечно, заблуждение, но, чтобы это понять, нужно к конкретным фактам обращаться, а не тезисы пропагандистские пережевывать...»

     И что мне оставалось после этого, как не согласиться со своим другом? Действительно, все так. Огромная опасность есть перед интеллигентом. Перед людьми простыми — рабочими, шоферами, колхозниками эта опасность не стоит. Они в общей массе своей обладают этаким здравым смыслом простонародным, и они как раз не склонны витать в абстрактных эмпиреях, а к каждому общему тезису относятся с подозрением и стремятся поверить его практикой, и пока не втащат его в свой «жизненный мир», жизненную конкретику, не лишат щегольского налета абстрактности — не успокоятся.

     Вы им: «красные в Гражданскую войну были извергами, а белые — героями», или наоборот: «белые в Гражданскую были извергами, а красные — героями», а они покивают для приличия, обязательно скажут, что ты ученый, книжки научные читаешь, тебе, мол, виднее, а потом добавят с сомнением: «но только ты того... перегнул малеха ... у меня вон у деда отца белый офицер расстрелял во дворе дома, за то, что сын в Красной Армии. Только за это, без суда и следствия, перед детьми и женой. И еще ржал, собака, и быдлом обзывал... А тетку отцовскую уже потом, когда красные пришли, продотрядовцы порешили. За то, что хлеб не хотела отдавать. Только уже не ржали. По-серьезному. Даже приказ зачитали, а потом к забору — и в расход. Вот так-то. Всяко разно бывало. А ты, энта-муха, герои, изверги...» И уж будьте уверены, когда вы уйдете, этот рабочий хохотнет, толкнет в бок товарища и скажет: «вот интеллигент, энта-муха! Выучили на свою голову!».

     Простонародье обладает своеобразной стихийной диалектикой, про это еще Владимир Соловьев писал — что диалектическое, или, как он выражался, органическое жизненное, мышление, свойственно или народным простецам, или представителям «высокой культуры» — настоящим, художникам, философам, религиозным подвижникам. А между ними находится средний слой — средние интеллектуалы, которые от народа оторвались, узкое образование получили, а к истинной культуре так и не пришли. Их мышление Соловьев называл «механическое», Гегель бы назвал абстрактным. Это они творят идеологии, штампы, стереотипы, говорят о благотворности поворота северных рек, невзирая ни на какие предупреждения экологов, и о дружелюбности блока НАТО и безопасности продвижения НАТО на Восток, даже не поинтересовавшись мнением военных. Они кричат, что раньше была нищета и концлагерь, или, напротив, что было всеобщее богатство и земной рай. Они, когда учились в советских школах, зубрили, что царская Россия была мрачным царством угнетения и беспросветной тоски. А теперь, когда они стали монархистами и отрастили бороды или «просвещенными националистами» и отрастили ... ну скажем, щегольские маленькие усики, они вопят, что все наоборот: Царство Божье на земле было при императорах российских! И попробуй сказать слово против: заплюют, обвинят в «очернительстве русской истории» (слово-то какое — из советского лексикона, очень «подходящее» антисоветчикам). Испытал на себе. У этих вчерашних «верных ленинцев» и сегодняшних таких же верных антиленинцев ведь мышление механическое, черно-белое. Они не могут понять, что жизнь развивается, она противоречива, многогранна, и нужно уметь видеть не одну сторону вещи, исторического периода, человека (да еще и безбожно ее раздувая), но и другую, противоположную, обе сразу и уметь находить синтез этих противоположностей, который тут же становится тезисом, требующим для своего определения антитезис.

     Они — это значит — мы, то есть и я в том числе. Я ведь тоже не рабочий, не шофер, не крестьянин, а преподаватель вуза, человек, больше живущий абстракциями, значит, человек, которому грозит оказаться оторванным от жизни, от практики, оказаться в плену идеологии, догматизма. И следовательно, надо с этим бороться — и в себе, и в других, — надо читать диалектиков — Соловьева и Маркса, Лосева и Ильенкова, надо применять диалектику к жизни, надо, наконец, студентов учить этому, коль я у них курс философии читаю. Пойду, попробую им объяснить, что универсальных формул, пригодных на все случаи жизни (во всяком случае формул, исходящих от человека, а не от Божества), не бывает. Что политик, который утверждает, что частная собственность всегда, во всех случаях и во всех странах эффективнее государственной (и на этом основании проводит тотальную приватизацию, невзирая на жертвы), такой же догматик, как и политик, который утверждает, что всегда и везде эффективнее государственная собственность (и проводит тотальную национализацию). Что в этом плане нет разницы между Чубайсом и Троцким. И что надо от зачарованности любой пропагандой, от метафизичности избавляться.

     Будем вместе учиться диалектике.