Несмотря на бурную рекламную шумиху, показ на телеканале “Россия” этого десятисерийного фильма, поставленного по одноименному роману А. Солженицына, общественным потрясением не стал.

СЛИШКОМ много воды утекло с той поры, когда кухонные диссиденты 60-х годов, замирая от восторга перед собственной отвагой, зачитывались по ночам самиздатовскими копиями этого опуса, приоткрывавшего, как им казалось, некие страшные тайны сталинского “тоталитаризма”. Слишком очевидна сегодня как художественная его ущербность, связанная с одержимостью автора примитивным антисоветизмом и мелкотравчатой конъюнктурной беспринципностью (по признанию Солженицына, “чтобы дать ему хоть какую-то слабую жизнь”, он сам свое детище “ужал и исказил”, что, впрочем, не помогло ему тогда увидеть свет), так и содержательная убогость, объясняющаяся скорее всего весьма приблизительным знакомством провинциального учителя физики, коим был Солженицын в пору написания романа, с реальными обстоятельствами создания советского атомного оружия.

Если в трактовке образов собранных на “шарашке” ученых, ненавидящих Советскую власть, но за кусок белого хлеба с маслом помогающих чекистам ловить “врагов народа”, наличествует пусть надуманная, но хоть сколько-то понятная драматургия, то Сталин и его генеральское окружение настолько тенденциозно шаржированы, что возникающий стилистический разнобой совершенно разрушает художественную ткань фильма и подрывает доверие зрителя к предложенной ему экранной истории. Сыгранный Игорем Квашой истеричный маньяк-маразматик не имеет, разумеется, ничего общего с тем, что представлял собой в 1949 году, когда якобы происходили показанные в фильме события, руководитель победившей в войне державы, каждое слово которого взвешивалось воротилами мировой политики на самых чувствительных весах.

Скажут: правда жизни и правда искусства — не одно и то же. Разумеется. Но и совершенно разрывать диалектическую взаимосвязь этих разных “правд” не следует. Тем более когда творцы претендуют, как это следует из телевизионного послесловия к фильму, на воссоздание реальных исторических персонажей и подлинных ситуаций. В отличие от художественного свиста тенденциозное вранье художественным не бывает.

Один из немногих доживших до наших дней физиков, работавший под руководством Юлия Харитона и Якова Зельдовича над созданием и испытанием первых советских атомных бомб, Аркадий Бриш говорит в одном из своих интервью: “Мы любили свою страну и всё готовы были для нее сделать”. Спрятанные за тремя рядами колючей проволоки, ни узниками, ни жертвами советской системы они себя не чувствовали. Тот же Аркадий Бриш свидетельствует, что люди в его окружении были исключительно доброжелательными, без тени какого-либо озлобления, хотя далеко не всё происходившее в стране их восхищало. Так было в жизни. На экране же мы видим совсем других людей, принципиально другую среду. Придуманную Солженицыным и постановщиком фильма Глебом Панфиловым с целью создания очередной антисоветской страшилки.

Никакой слюнявой истерики Сталина, отсутствующей, кстати, в романе, но с таким упоением сыгранной Квашой, по поводу возможного провала советского агента, которому должны были передать в Нью-Йорке некие технологические детали производства атомной бомбы, в декабре 1949 года быть не могло. Во-первых, Сталин вообще не склонен был к такого рода эмоциональным срывам, тем более при подчиненных. Но главное, повода для него не было: от подобной информации архивы наших спецслужб ломились (около двух тысяч страниц секретных донесений) уже к февралю 1943 года, когда было подписано постановление о начале работ по использованию атомной энергии в военных целях. Во-вторых, испытания созданной по американской схеме первой советской атомной бомбы уже состоялись — в августе 1949-го. Полным ходом шла разработка второго ее варианта — уже на основе собственных технологий, причем значительно более совершенного, чем предыдущий: наша бомба была вдвое меньше американской и при этом вдвое мощнее. Ее успешные испытания состоялись в 1951 году. Так что не нам у американцев, а американцам у нас следовало бы к декабрю 1949 года воровать атомные секреты. С экрана же мы слышим злорадное шипение о том, что коммунякам, дескать, никогда самим бомбу не сделать.

Пошедший на явное предательство ответственный сотрудник МИД Иннокентий Володин высокопарно объясняет свой поступок самоотверженной жертвой ради сохранения планеты Земля: ведь если коммунисты получат бомбу, они тут же, по его мнению, развяжут мировую бойню. Чего тут больше — глупости или невежества? Казалось бы, ему, профессиональному дипломату, должно быть лучше других понятно, что только ядерный паритет мог удержать и удержал планету от затевавшихся Америкой безумных авантюр. Вряд ли, в отличие от Солженицына, мог он не знать и о том, что уже с лета 1945 года в США начинают разрабатывать план ядерной атаки на СССР с конкретным определением целей: подлежали уничтожению 70 индустриальных центров, а всего — около двух тысяч объектов, планировались и человеческие потери — 2,7 миллиона убитых и 4 миллиона раненых. Именно в этой смертельно опасной для нас обстановке состоялось заявление Молотова о том, что в СССР есть атомная бомба, хотя до первого испытания было еще довольно далеко — два года. С целью окоротить вчерашнего союзника в его воинственном раже у нас проводились даже имитации ядерных испытаний с использованием обычной взрывчатки. Кто, как не самый настоящий враг своей Родины и народа, мог в этой ситуации набрать номер посольства враждебной страны и выдать стратегически важный секрет? И чего, кроме тюрьмы или пули, он заслуживал? Вновь процитирую Аркадия Бриша: “Не могу найти объяснения поступку преуспевающего дипломата, который звонит в посольство США, чтобы выдать человека, помогающего нашей стране. Есть в этом какая-то историческая неправда. Подобный шаг в моем понимании был абсолютно не характерен для ученых того времени”.

Зато он в высшей степени характерен для “перевертышей” времени нынешнего, для профессиональных хулителей своей Родины. Речь идет не столько о глупости и невежестве, хотя и без этих прелестных качеств создание такого телеуродца было бы, наверное, невозможным, сколько о сознательной установке на апологию предательства, на агрессивный антикоммунизм и русофобию.

Американский судья Ирвинг Кауфман, огласив в свое время смертный приговор супругам Розенбергам, обвиненным в передаче Советам ядерных секретов США, так его прокомментировал: “Мысль о том, что граждане нашей страны способствуют уничтожению Соединенных Штатов самым разрушительным оружием, известным человеку, является настолько шокирующей, что я не могу найти слов, чтобы описать это чудовищное преступление”.

Розенберги, как известно, погибли на электрическом стуле. В ельцинско-путинской России предателям ставят памятники. Например, такие, как телефильм “В круге первом”.

Владимир ВИШНЯКОВ.