— Правы и те, и другие. На дефолт работала вся система под названием «олигархическое государство», в этом смысле он был предопределен объективно. Но приравнивать его к стихийному бедствию нельзя. Дефолт — дело рук конкретных граждан и конкретных структур, которые получили на этом огромную выгоду.

У ситуации 1998 года — три основных источника. Первый связан с либеральной направленностью экономического курса тех лет. К 1995—1996 гг. после четырехлетнего спада производства в экономике возникли гигантские диспропорции. Они проявлялись в разрыве между производством, потреблением и инвестициями, значительным превышением расходов над доходами — как на уровне государства, так и на уровне предприятий реального сектора. Существовало два пути преодоления этих диспропорций. Либо стимулировать рост производства с помощью промышленной политики (включающей государственный спрос, перераспределение природной ренты, реальный контроль за финансовыми потоками). Либо привлекать дополнительные источники покрытия финансовых дефицитов, чтобы «сводить концы с концами».

Понятно, что первый путь резко противоречил интересам тех, кто правил бал. Государство, фактически приватизированное олигархами, выбрало сохранение либерального курса ценой жизни в долг. На уровне предприятий в реальном секторе нарастал вал неплатежей и бартера — к середине 1998 г. их доля в хозяйственном обороте превысила 50%. А на уровне государства шло наращивание долга, сначала внутреннего, а потом и внешнего: строилась пирамида ГКО.

Второй источник дефолта — усиливающийся вывоз капитала в условиях долговой экономики. Правительство заимствовало деньги, выпуская ГКО, а крупные олигархические корпорации (включающие банки) капитал из страны вывозили. За 1995—1997 гг. привлечение внешних кредитов государством по всем каналам составило 36 млрд. долл., а вывоз капитала из страны — 45 млрд.

Третий источник — откровенное казнокрадство. Инструменты наращивания и обслуживания государственного долга немедленно превратились в способ обогащения узкого круга чиновников и «уполномоченных банков». В отличие от других стран, где строительством финансовых пирамид занимался частный бизнес, в России за дело взялись коррумпированные чиновники из правительства и ЦБ. Размеры выпуска государственных ценных бумаг определялись в значительной мере волчьим аппетитом заинтересованных лиц. Отсюда и сверхвысокие нормы доходности по ГКО — реальная валютная доходность ГКО порою превышала 150% годовых.

Вот эти три фактора — твердолобая политика, нежелание изменить экономический курс, рост вывоза капитала из страны, компенсируемый заимствованиями, использование государства для обогащения коррумпированных структур — создали ситуацию, которая рано или поздно должна была взорваться.

Прочность и долговечность такой системы определялись уровнем цен на нефть. Как только они в конце 1997 стали падать, это немедленно вызвало резкое сокращение доходов экспортеров, усиление оттока капитала (из страны побежали и иностранные капиталы), стремительный рост неплатежей, связанный со сжатием денежной массы, и вся система стала рушиться.

Крушение просчитывалось задолго до приснопамятного августа. Еще в апреле 1998 года на столы правительственных чиновников и администрации президента лег аналитический доклад Российского торгово-финансового союза. В нем обосновывалось, что при сохранении существовавшего экономического курса произойдет девальвация рубля в 3—5 раз, в несколько раз упадут акции, рынок ГКО рухнет. И даже сроки кризиса указывались в докладе с точностью до месяца. Предлагались и меры по предотвращению катастрофы. Но вошедшие во вкус легких денег высокопоставленные чиновники не захотели резать «курицу», несущую золотые яйца, и всячески оберегали свое детище. Руководитель департамента ценных бумаг Минфина Белла Златкис вещала в СМИ: «Говорю с полной уверенностью: надо покупать ГКО», а председатель ЦБ Сергей Дубинин призывал «плюнуть в глаза» тем, кто «распускает слухи» о девальвации рубля.

В результате — резкий рост неплатежей и спад производства, а затем крах пирамиды ГКО, девальвация рубля и скачок инфляции, обесценивший доходы и сбережения населения.

Так что ситуация 1998 года — это следствие «деятельности» государства, подчиненного воле олигархических структур. Это неизбежный результат системы, перераспределяющей национальное богатство, ресурсы и доходы в пользу узких олигархических кланов.

— Как вы считаете, какие уроки извлекли из событий «черного августа» исполнительная власть, олигархи, общество в целом? Претерпела ли существенные изменения экономическая политика правительства России после 1998 г.?

— Определенные уроки власти, конечно, извлекли. Это коснулось прежде всего наращивания золотовалютных резервов и сбалансированности бюджета. В 1995—1997 гг. золотовалютные резервы составляли 15—18 млрд. долларов США, сегодня — почти 65 млрд. долл. Государственный бюджет исполняется с профицитом. Это позволяет говорить об относительной финансовой устойчивости нынешней экономической ситуации. Но с точки зрения возможного дефолта эти отличия можно считать лишь «подушкой», которая смягчит падение, но самого падения не предотвратит.

Что касается экономической политики, то последние пять лет она практически сводится к поддержанию макроэкономической сбалансированности в условиях высоких мировых цен на нефть. По-прежнему главный враг — инфляция. Реально изменить политику, нацелив ее на стимулирование экономического роста, попыталось лишь правительство Примакова—Маслюкова, но ему быстро указали на дверь. Затем все вернулось на круги своя.

Наиболее существенно то, что сама модель экономики после 1998 г. по своей сути не изменилась. Экономика по-прежнему развивается за счет сырьевого экспорта, который формирует основную часть внутренних доходов и внутреннего спроса. Рост денежной массы жестко привязан к притоку средств извне. Т.е. все наше видимое благополучие держится на благоприятной конъюнктуре внешних сырьевых рынков.

При этом сырьевая рента по-прежнему остается в руках олигархических кланов, а капитал вывозится из страны в не меньших объемах, чем до дефолта. Лишенный капитала и инвестиций внутренне ориентированный сектор не обеспечивает требуемый рост конкурентоспособности — что мы и наблюдаем сейчас, когда импорт растет темпами, значительно опережающими динамику ВВП и внутреннего спроса. Все это создает предпосылки для новой девальвации рубля.

Олигархи, таким образом, в очередной раз смогли «испечь яичницу на пепелище». Основной ресурс развития — природная рента — остался в их руках. И это «заслуга» правительства Касьянова—Кудрина.

— Считаете ли вы устойчивым финансовое положение современной России? Насколько велика, на ваш взгляд, вероятность повторения дефолта в ближайшем будущем?

— Внешне финансовое положение выглядит достаточно прочным. Но достигнуто это за счет благоприятной мировой конъюнктуры и в значительной мере за счет отказа от выполнения государством внутренних обязательств перед собственными гражданами и страной в целом.

Ведь что такое дефолт? Это отказ от обязательств. Сейчас государство уже готово отказаться от обязательств по поддержанию инфраструктуры жизни населения и экономики. Запущена так называемая реформа ЖКХ, ломаются системы образования и здравоохранения, пробиты бреши в нормальной системе обороны страны и т.п. Последствия таких дефолтов могут быть для населения гораздо страшнее, чем потеря сбережений в 1998 г., поскольку в следующий раз речь будет идти уже не о материальном благополучии, а в буквальном смысле слова о жизни и смерти.

В настоящее время вся экономика ориентирована на решение одной задачи, поставленной западными «союзниками», — выплате внешнего долга. Пока цены на природные ресурсы держатся на очень высоком уровне — положение относительно устойчиво, нашей экономике по силам выплачивать огромные внешние долги. Но если цены на нефть станут ниже 13—15 долларов за баррель, внешняя (по отношению к другим странам) финансовая устойчивость станет фикцией.

Поскольку сама система качественно не изменилась, то при падении цен на нефть девальвация рубля высоко вероятна, и мы можем получить повторение ситуации 1998 г., хотя и в усеченном виде. Парадоксально, что произойдет это при относительно крепком платежном балансе страны и больших золотовалютных резервах. А причина девальвации — отсутствие серьезных подвижек в решении ключевого вопроса эффективности российской экономики, которая из-за этого может успешно функционировать только при заниженном курсе рубля.

— Как бы вы охарактеризовали основные экономические показатели «постдефолтной» пятилетки в России?

— Показатели выглядят блестяще: темпы роста ВВП, потребления и инвестиций значительно превысили среднемировые показатели.

Но основа этих достижений — конъюнктура цен на нефть. Правительство не решило ключевой задачи — создания конкурентоспособной экономики, обладающей потенциалом саморазвития независимо от неустойчивой конъюнктуры мировых рынков. По оценкам МВФ, зависимость российской экономики от нефтяного экспорта за последние годы резко усилилась.

Мы по-прежнему разбазариваем природную ренту и ничего не предпринимаем, чтобы выйти из положения сырьевого придатка Запада. Жесткий барьер на пути отказа от сырьевой ориентации — существующие олигархические структуры. Чтобы мы могли как можно меньше зависеть от конъюнктуры внешних рынков и успешно развиваться в условиях изменяющегося внешнего мира, необходимо это препятствие сломать. В выполнении этой миссии и заключается роль государства. Именно государство должно разрушить этот барьер и возглавить процесс повышения конкурентоспособности внутренне ориентированного сектора. Это является необходимым условием развития России.

— Какие опасности для экономики России вы считаете наиболее серьезными в настоящее время?

— Во-первых, не решены многие жизненно важные для экономического роста задачи. Это: обеспечение нормального воспроизводства основного капитала, инновационное обновление экономики, устойчивый рост производительности труда, базирующийся на инвестициях. Во-вторых, на фоне стремительной транснационализации крупнейших экспортно-сырьевых корпораций («первый эшелон») сохраняется низкое качество стратегического управления в корпорациях «второго эшелона». В-третьих, не преодолена тенденция деградации в ряде важнейших секторов — прежде всего в сельском хозяйстве и жилищно-коммунальном хозяйстве.

Опасность связана с дальнейшим функционированием естественных монополий. Их реформирование сегодня направлено в основном не на повышение эффективности и устойчивости, а на решение частных задач их высшего менеджмента. Поскольку на естественных монополиях базируется вся инфраструктура экономики, эта опасность особенно остра.

Серьезную угрозу стала представлять застойная бедность, которой поражены целые регионы. Уже сейчас бедность порождает остро негативные социальные явления — рост социальных болезней, преступности, наркомании и т.п.

— По вашему мнению, какие меры необходимо предпринять в первую очередь для выхода страны из экономического кризиса? Может ли нам в этом помочь опыт других стран?

— Важное условие выхода страны из экономического кризиса — это отказ от заклинаний о приверженности либеральному курсу, который ничего, кроме разрушений, нашей экономике не дал. Пора перестать считать американскую модель единственной достойной подражания и присмотреться к опыту промышленной политики ряда стран Западной Европы, Юго-Восточной Азии, Индии и Китая. У них есть чему поучиться.

Необходим переход к новым принципам экономической политики, в основе которой — сочетание социальной справедливости и экономической динамики. Для этого требуется реальная консолидация общества, основанная на приверженности стратегическим целям развития общества, а не сиюминутным потребностям узких социальных групп. Необходимо формирование социально ответственной элиты, качественное переосмысление роли государства в развитии экономики и общества. Государство должно модернизировать само себя и должно возглавить процесс обновления общества.